Гоша, который знал и отца, и жену достаточно хорошо для того, чтобы понять смысл их немого диалога, только тихо хмыкнул:

— Хулиганы…

Куря на лестнице, Баженов видел, как в прихожей ссорятся Лара и Максим. Вернее, Лара нападала на Максима, обвиняя того в примитивности и тупости. Лара была так довольна, что ей удалось тонко и элегантно подколоть эту выскочку, жену Гоши, а Максим зачем-то взял и встал на ее защиту, и весь эффект пропал. Свою красоту Лара считала чем-то само собой разумеющимся, очевидным, и была крайне озабочена тем, чтобы выглядеть в глазах окружающих не просто красоткой, но «тонкой штучкой», особой, наделенной умом и остроумием. Сегодня представился такой замечательный случай себя показать, а ее глупый муж из дурацкой жалости к этой чернявке все испортил. Лариса считала, что именно из-за Максима все бросились пить чай и не дали чукотской дуре просиять во всем блеске своей провинциальной глупости.

Особенно ее разозлил самоуверенный взгляд девицы и ее хитрые переглядывания с академиком. Как только Лара увидела Настю, она сразу мысленно отвела ей одно из последних мест в табели о рангах семьи Ивановых. По ее представлениям, девушка с подобной внешностью, да еще приехавшая из такой тмутаракани, как Тюмень, должна была робко жаться в углу, боясь поднять глаза на окружающих. Вместо этого Настя освоилась в их кругу удивительно быстро, шутила с академиком и Олегом Баженовым, кокетничала с ее мужем и вообще явно претендовала на звание первой девушки вечера. Звание, которое по справедливости должно принадлежать Ларе… Если бы Лара могла, она бы вцепилась Насте в лицо прямо за столом, но, не имея такой возможности, поспешила сделать козлом отпущения собственного мужа.

— Если она не умеет себя вести, это ее проблемы! Ты-то чего ее защищаешь? Ты что, ее знаешь? Может, вы знакомы? Или что, она вообще твоя бывшая любовница? — Лариса шипела на Максима, как раненая змея…

Максим молчал, и Баженов даже сквозь дверь чувствовал, что под градом абсолютно идиотских и необоснованных обвинений он еле сдерживается. Лара же трактовала его молчание по-своему:

— Ты что молчишь? Я угадала? Это правда? Она действительно твоя любовница?

Опять не получив ответа, Лара окончательно вошла в раж:

— Все, я ухожу! Пойди скажи, что я не намерена сидеть за одним столом с твоей любовницей. Или нет, ты же трус, ты же так не можешь! Соври, что у меня голова разболелась!

Баженов услышал, что Лара застегивает сапоги. Он знал, что для Максима было худшим оскорблением остаться одному в гостях у Александра Николаевича. Она, видимо, это тоже знала и именно поэтому хотела так поступить…

— Лара, ты же не поедешь через весь город одна! Уже темно! — наконец попытался урезонить жену Куликов.

— Ага, струсил! — по-своему поняла его слова Лара, и Баженов почувствовал, что она получает явное наслаждение, куражась над мужем. Ее решимость бросить его в гостях одного явно окрепла. «Если только он немедленно не бросится перед ней на колени», — подумал Баженов, за свои сорок пять лет досконально выучивший замашки юных стерв.

Он решил, что, пожалуй, настало его время действовать. Баженов открыл дверь и вошел в прихожую.

— Лариса, вы уже уходите?

— Да! — Лара решительно выпрямилась. Кровь прилила к ее голове, лицо покрылось красными пятнами, глаза возбужденно сверкали, и время от времени она обращала свой злобный взгляд в сторону Максима.

Всем своим видом Лара показывала, что она — невинное дитя, жестоко униженное и оскорбленное злобным мужем.

— Ларочка, — предельно нежно произнес Баженов. — Давайте я вас подвезу. На моей машине это пять минут!

Ларочка расплылась в благодарностях, горделиво посматривая на Максима. «И без тебя не пропаду!» — говорил ее взгляд.

— Максим, — тем временем обратился Баженов к нему, — если ты не против, я подвезу твою супругу до дому, но у меня встречная просьба: там где-то Берта скучает в одиночестве. Побудь, пожалуйста, пока с ней. Договорились?

Максим кивнул и направился в столовую искать Берту, а Баженов аккуратно довел Лару до роскошного нового автомобиля. Лара даже замерла от восхищения:

— Что это?

— Экспериментальная модель. Массовое производство начнется только в августе.

— Шикарная машина. Как называется?

— «Жигули».

— Как река?

— Или как пиво, — улыбнулся Баженов и быстро похлопав себя по карманам, произнес: — Пардон, забыл сигареты… Поскучаете пять минут без меня?

— Конечно. — Лицо Лары выражало саму любезность, казалось, что вовсе не она истерично рыдала в прихожей пять минут назад…

Баженов включил приемник и, оставив Лару наслаждаться пением Муслима Магомаева, снова поднялся наверх. К этому времени большинство гостей уже снова собралось в столовой: после кофе ожидались ликер и фрукты.

Прямо в пальто Баженов подошел к Александру Николаевичу и громким шепотом, который, впрочем, отчетливо слышали все присутствующие, произнес:

— Александр Николаевич! Я на полчаса отлучусь — Ларе плохо, проблемы по женской части… Она очень хотела остаться, но мы с Максимом уговорили ехать… Все же молодая женщина, лучше не шутить…

И уже громко добавил:

— А Максима я с собой не возьму! — И, повернувшись в сторону Куликова, произнес с такой живой интонацией, что посторонним могло показаться, будто это продолжение неоконченного диалога: — И не уговаривай! На всю жизнь обижусь — должен же кто-то Берту развлекать… Раз уж я взялся за твоей женой ухаживать, будь другом, позаботься о моей!

Слово «моей», хотя Баженов и не произнес «моей жене» прозвучало в таком контексте, что вызвало мгновенный интерес на лицах двух дам. Берта опустила глаза, стараясь скрыть промелькнувшую в них радость, а Лиза нахмурила брови и потемнела лицом: значит, роскошный Олег Баженов все же собирается жениться на этой черной кошке!

Когда Олег выходил из комнаты, он столкнулся взглядом с Максимом. Тот ничего не сказал, даже не кивнул головой. Он просто подумал, что Баженов его понял.

«С тобой, старик, я бы пошел в разведку» — вот что думал Максим Куликов, поворачиваясь к черноволосой Берте, которая рассказывала ему о страданиях Толстого в период написания «Анны Карениной».

Максим чуть не ухмыльнулся в самом неподходящем месте, вспоминая, как Баженов «нашептывал» о Лариных «проблемах по женской части». Лара бы умерла от стыда, узнав, как «в светском обществе» был объяснен ее «элегантный уход».

Санкт-Петербург, август 1996 года

Сотовый завибрировал под локтем, и я поспешила выскочить в коридор: снимать трубку в тихом читальном зале было неудобно. Я посмотрела на номер — понятно, Марта. Сводная сестра и божье наказание.

— Дашенок, ты где?

— В Питере…

— Я понимаю, что не в Сухуми… Точнее?

— В библиотеке.

— Bay! Как в анекдоте: «Ни за что Гоги нэ догадаешься, гдэ я бил! В быблыотэкэ!» Ты что, даже не отоспалась после поездки?

— Так, прикорнула часок…

— Вечный двигатель ты наш… Чего ты в библиотеке-то делаешь?

— Смотрю старые газеты… 1970–1971 годы…

— Новый очерк «о чем писала пресса» или мое жизнеописание? — подколола Марта. Скромности ей было не занимать.

— Конечно, твое жизнеописание, — утешила я честолюбивую барышню, — только ты, по-моему, родилась в январе 1971-го, так что извини, вряд ли пресса могла о тебе писать в 1970 году…

— Зато, между прочим, — парировала Марта, — активная подготовка к этому событию велась уже в апреле 1970-го… Если, конечно, я хоть что-то понимаю в биологии…

— Насчет биологии не спорю… Ты что, полагаешь, что каким-нибудь теплым апрельским днем газета «Правда» могла выйти с заголовком на первой полосе «Сегодня ночью была зачата будущая звезда театра и кино Марта К.»?

Марта расхохоталась:

— А хороший бы вышел прикол!

Москва, апрель 1970 года.