Но смятение одолевало его все сильнее. И в час дня, когда, собственно говоря, вышел пообедать, он неожиданно очутился у Сюзанниной двери и нажал кнопку звонка; сердце у него больно сжалось, когда она открыла, заплаканная, неприбранная, в халате, ведь сразу было видно, что ей пришлось намного хуже, чем ему самому.

В дальнейшем стало поспокойнее. Крупные ссоры прекратились, и они начали поговаривать о том, чтобы съехаться. В Сюзанниной квартире и без того теснота, так что надо перебираться к нему. Там у Дитте будет своя комната, и для малыша есть где устроить детскую. Места полно. Но Сюзанна долго упиралась, ведь это означало, что Дитте перейдет в другую школу, а как же тогда все ее товарищи? Менять школу необязательно, говорил Йоаким. Он будет провожать девочку, пока она не привыкнет ездить надземкой.

Но, как выяснилось, дело было не только в этом. Сюзанне не нравилась идея отказаться от собственной квартиры.

— Неужели ты не понимаешь? — говорила она. — В твоих руках все, а я сижу ни с чем! У меня же нет никаких гарантий. Если мы тебе наскучим, ты можешь выставить нас на улицу. И куда нам деваться? Пойми, Йоаким, я уже прошла через развод.

Йоаким все прекрасно понимал. И ему не нравились упоминания про ее развод. У него и в мыслях не было обманывать Сюзанну, выбивать у нее почву из-под ног. Наоборот.

— Послушай, — сказал он, — это легко уладить. Я сделаю тебя совладелицей квартиры. Тогда мы будем на равных.

— Ты серьезно?

— Разумеется. Дело касается нас всех. Мы же семья — ты, я, Дитте и будущий малыш.

На том и порешили. Сюзанна отказалась от своей квартиры и в сентябре вместе с Дитте переехала на Азбучную улицу. И конечно же его жилище сразу изменилось. Квартира выглядела уже не такой просторной, как раньше. Повсюду теснилась мебель, поскольку ни у него, ни у Сюзанны рука не поднималась что-нибудь выбросить. На протяжении многих лет он тщательно подбирал и покупал свои вещи, на аукционах или просто по выгодным ценам. Мог месяцами ходить вокруг стола или стула, прежде чем решался на покупку. С Сюзанной, по ее словам, обстояло точно так же. Каждый предмет имел свою историю. Белый платяной шкаф без дверок достался ей от бабушки по отцу. Голубой кухонный стул она нашла в мусорном контейнере и сама привела в порядок. Йоаким давно уже убедил себя, что прежний образ жизни сохранить не сможет. Попрощался с размеренным существованием, шагнул навстречу новой жизни, которая казалась ему куда более привлекательной, и чуть ли не блаженствовал, глядя на шаткий красный телефонный столик Сюзанны, стоящий рядом с креслом от Эгге.

Каждое утро он провожал Дитте в школу, потом ехал на работу, а после работы, по дороге домой, забирал девочку из продленки. В ее воспитание он не вмешивался. Попробовал раз-другой объяснить Дитте, как нужно вести себя за столом, внушить ей, что надо говорить «спасибо», здороваться. Словом, научить ее самым простым вещам. Однако ничего хорошего из этого, увы, не вышло. И Йоаким предпочел устраниться. Так будет лучше, думал он. Спешить некуда. Постепенно они привыкнут друг к другу, и все станет на свои места.

И на прочие огорчительные мелочи опять-таки лучше не обращать внимания. К примеру, по выходным обе они готовы были спать чуть не целый день. Сам он вставал рано, пил кофе на кухне, глядя на сушилки для белья в маленьком асфальтированном дворе или на небо. В хорошую погоду он надеялся, что можно будет прогуляться к озеру или в зоопарк. Но из спальни не долетало ни звука. Заглянув туда, он видел их обеих: лежат рядышком, закутавшись в перины, с открытым ртом и всклокоченными волосами, объятые тяжелым затхлым оцепенением, которое грозило заполонить всю квартиру.

Кроме того, Йоакима смущало, что, как правило, мать и дочь не различали, где чья одежда. Зачем путать возрасты, это же противоестественно, думал он, когда Дитте надевала сапоги на каблуках, а Сюзанна облачалась в коротенькое розовое платьице с изображением Минни-Маус. У обеих в левое ухо были продеты три пуссета с голубыми камешками. А вдобавок Сюзанна, выкрасив свои волосы в рыжий цвет, перекрасила и Дитте.

Нет, я все сваливаю в одну кучу, думал Йоаким. Ревную. Так и есть, ревную. На самом деле мне просто хочется в одиночку владеть Сюзанной. Причем без прошлого, чтобы формировать ее по своему желанию. Мне нужен материал для лепки, а не живая женщина. Ну что я за человек?! Стыд меня, видите ли, обуревает и презрение. Ненависть, злоба, сказал он себе. Стоп. Прекрати. Меня же обуревает любовь.

Сюзанна была уже на седьмом месяце, и это доставляло ей массу хлопот. Любая практическая задача превращалась в мученический подвиг. Например, утром спустить ноги с кровати. И губы у нее распухли, жаловалась она, и ни одни туфли на ноги не лезут. Поэтому она целый день ходила в домашних тапочках. Впрочем, и на улицу спускалась редко. Ей, мол, недостает травки. Сплошной асфальт кругом, из-за которого ноги еще сильней отекают.

Йоаким понятия не имел, чем она занимается днем, пока он на работе. Насколько он мог видеть, за девять часов его отсутствия в квартире ничего не происходило: немытая посуда после завтрака так и стояла на кухонном столе, волосы у Сюзанны небрежно сколоты на затылке, как утром, когда она целовала его на прощание, и одета она по-прежнему в черное шелковое кимоно, расшитое бирюзовыми драконами. Иной раз, когда он в пять-полшестого входил в квартиру и видел голые бледные ноги Сюзанны, выглядывающие из-под кимоно, его охватывало легкое отвращение, и он спешил заключить Сюзанну в объятия, прижать к себе. Тогда это неприятное ощущение сразу проходило.

Но ведь чем-то она, наверно, занималась. Про английский ему спрашивать не хотелось, хотя он надеялся, что она делает успехи. Учебники лежали на письменном столике в комнате, предназначенной для малыша, и временами то один, то другой бывал открыт. По телефону Сюзанна вряд ли разговаривала. С единственной ее подругой, коллегой по детскому саду, днем не поболтаешь. Телевизор она определенно тоже не смотрела, поскольку телепередачи ее не интересовали.

Он пробовал осторожно посоветовать ей, чем можно заняться:

— В твоем распоряжении весь день. Ты сама себе хозяйка. Можешь пойти в кафе. В Ботанический сад. Можешь сесть на автобус, съездить в Луизиану[2]. Или сходи в кино, на послеобеденный сеанс. Никаких усилий от тебя не требуется, Сюзанна. В общем, есть масса чудесных занятий, — говорил он с притворным энтузиазмом, и, к сожалению, она тотчас замечала фальшь.

— Кончай разыгрывать педагога-психолога, — обиженно отвечала она. — Я взрослый человек. И прекрасно знаю, на что употребить свое время.

— И на что же ты его употребляешь, Сюзанна?

— Беременность отнимает столько сил. Тело работает без передышки. Сердце бьется за двоих. Я отдыхаю.

Вот, значит, как. Сюзанна просто отдыхала. Куда девалась ненасытная девчонка, в которую он влюбился? Чертенок с темными раскосыми глазами, что всматривались в его собственные и дарили утешение в глубокой бессловесной печали, о масштабах которой он раньше даже не догадывался. Та, чьи пальцы расстегивали ему рубашку, та, что целовала его в кадык, ласкала его язычком. Девчонка с отчаянным взглядом, которая сражалась изо всех сил, чтобы одержать решающую победу.

Нет ее больше, исчезла. Чтобы позднее вернуться, с оптимизмом думал Йоаким. И много ли по большому счету ему известно о том, каково ей быть беременной? И вообще, что он знает о женщинах? Если верить Сюзанне, совсем мало.

— Ты воображаешь, что мужчины и женщины думают одинаково, — говорила она. — И когда оказывается, что я не похожа на ту, какой, по-твоему, должна быть, ты смотришь на меня так, будто я немыслимый пришелец из космоса. Опасный и подозрительный. И неплохо бы тебе об этом знать.

Он прочитал несколько книжек о беременности. Узнал о разного рода сопутствующих явлениях. Помимо физических недомоганий, беременные женщины страдали перепадами настроений. Как правило, их мучила ответственность за будущего ребенка. Иные впадали в угнетенное состояние. Вот таково чудо жизни. С одной стороны, радостное, прекрасное, с другой — тяжкое, жестокое, непонятное. Эти слова утешили его. Ведь речь шла не о влюбленности. Влюбленность — своего рода безответственность, то бишь полная противоположность тому, что требовалось от него сейчас. Или тому, чего он требовал от нее. Глупо было предлагать ей пойти в кафе или в кино.