— Мне пора, — буркнул он в трубку. — Сейчас будет общее собрание. Увидимся.

Он отключился. Секунду-другую постоял не шевелясь. Голоса в коридоре смолкли. Опять настала тишина. На душе было муторно. С какой стати он брякнул про телевизор? До чего же я подлый, думал он. Мелкий, жалкий червяк. Соврать и то как следует не сумел. Позднее она наверняка привлечет его к ответу, можно не сомневаться. И чем он это объяснит? Разве только собственным убожеством. Очередное жалкое оправдание, произнесенное писклявым голосом. Он совсем отключил мобильник — на всякий случай, вдруг Сюзанне взбредет в голову позвонить для проверки, — и пошел в ванную посмотреть, как там вода. Но дверь оказалась закрыта. Он вернулся в номер, некоторое время бродил по комнате, потом опять пошел в ванную. Дверь по-прежнему была заперта. Он слышал плеск воды, ванна вот-вот наполнится до краев, приблизил губы к замочной скважине и громко сказал:

— Would you please turn off the water, when the tub is full[5].

Подождал, рассчитывая услышать хоть какой-то ответ. Увы, ответа не было. Он прислушался. Внутри явно кто-то есть. Кажется, вытирается.

— Excuse me[6], — сказал он громко. — Would you please turn off the water, when the tub is full.

Ответа по-прежнему не было. Йоаким особо не нервничал. Каждый в конце концов имеет право зайти в туалет. И если кто-то игнорирует все призывы, удивляться тоже не приходится. Может, этот человек вообще не понимает, что он говорит, и не в состоянии сообщить ему об этом. Но он же видит, что вода в ванне того гляди хлынет через край, и должен сообразить, что кран нужно завернуть. Это и ежу ясно. Йоаким опять вернулся в номер. Лег на кровать и устремил взгляд в потолок, с которого во многих местах осыпалась побелка. Мелкие ее частицы летели прямо в глаза. Да, он уже не молод, вконец заезжен и все-таки невостребован. Рука скомкала жесткое покрывало.

— На что же я растратил свою жизнь? — прошептал он. И заснул.

Проснулся Йоаким одеревеневший, усталый, с ощущением, будто что-то случилось. Бросил взгляд на часы. Без четверти шесть. Не спеша встал, собрал туалетные принадлежности, взял с крючка над умывальником полотенце и вышел в коридор. Дверь ванной была по-прежнему закрыта. Он нажал на ручку. Заперто. Вода все еще течет. С глухим, булькающим плеском. Глянув под ноги, он заметил на пыльном ковре темное пятно. Забарабанил в дверь.

— Эй! Алло! Есть там кто-нибудь?

Ответа не было. Некоторое время он продолжал звать и стучать, а пятно на полу меж тем росло. В конце концов он навалился на дверь плечом, и она распахнулась. И тут до него дошло, что дверь попросту открывалась с трудом, заклинивало ее. А в ванной никого не было. Только вода, которая потоком хлынула ему на ноги и в коридор. Йоаким кинулся закрывать краны. Ботинки и брючины вымокли насквозь. Он лихорадочно озирался по сторонам в поисках тряпки, вспомнил про полотенце на плече и стал собирать воду им. Отжимал над раковиной и собирал, отжимал и собирал, но безуспешно, воды меньше не становилось. От губки было бы больше проку. Но губки у него нет. Зато есть кружка. Он сбегал в номер, притащил ее. Сколько же времени текла вода? Попытался прикинуть, однако потерял представление о времени. Может, полчаса, а может, и дольше. Снял уже и без того мокрый пиджак, засучил рукава рубашки, сунул руку в ванну, чтобы выдернуть затычку, — новые каскады воды хлынули через край. Бумажных полотенец тут почти не осталось, ими забит туалет, и побросал их туда он сам, сдуру. Йоаким долго вычерпывал воду кружкой, подтирал мокрым полотенцем, а когда наконец решил, что вроде как ликвидировал потоп, на часах было уже почти полседьмого. Брюки, рубашка, даже белье — все вымокло. И принимать ванну ему совершенно расхотелось. Он вернулся в номер, сел в кресло, спинка которого была непомерно низкой. До чего же мне плохо, думал он. Мокрая одежда липла к телу. Может, все-таки поехать домой? Нет, сейчас этого делать нельзя. Если Сюзанна ополчится на него (а скорее всего, так оно и будет), он не выдержит. Как же он стал таким уязвимым? Таким беспомощным, жалким, убогим? Вся его жизнь — сущая пародия. Он едва не заплакал.

Лифт с урчанием поднимался наверх. Затем в дальнем конце коридора громко застучали в дверь, послышались возбужденные голоса. Дверь захлопнулась. Немного погодя застучали снова, уже в другую дверь. И снова голоса, на повышенных тонах. Йоаким перехватил слово water, вода. В замешательстве вскочил, обвел взглядом комнату: вещи разбросаны как попало. Поспешно запихал их в чемоданчик, захлопнул крышку. Надел пальто и бесшумно отворил дверь. В дальнем конце коридора парень-портье и низенький краснолицый толстяк препирались с кем-то, кого Йоаким не видел. Толстяк пыхтел сигарой, пыжился, чуть не лопаясь от злости, молодой портье держался подчеркнуто холодно. Йоакима они не заметили, он тихонько вышел из номера и по пожарной лестнице спустился вниз.

Заночевал он на работе, на диване в общей комнате, укрывшись пальто и развесив мокрую одежду на батарее. Диван был коротковат, и среди ночи он проснулся оттого, что кто-то крепко вцепился ему в щиколотку. В темноте он молча старался высвободиться, не сразу сообразив, что во сне нога просто застряла в решетке бортика. Никто на него не покушался. Пальто упало на пол. Он подобрал его и долго лежал, слушая жужжание вентилятора среди конторских просторов и гул холодильника, который периодически включался и выключался. Далеко внизу раскинулся город — чужая земля, где ему не было места. Он думал о множестве людей, которые без сна лежали в темноте и считали минуты, об одетых в пижамы пожилых мужчинах, сидевших в своих просторных холостяцких кухнях, крутивших настройку транзисторов, ловивших неразборчивый шум ночных голосов из Германии, Франции, Люксембурга. Утром он оделся, пошел к себе, сел за письменный стол, а около восьми услышал, как начали собираться коллеги. В кухонном уголке заработала кофеварка, загудел копир, из коридора доносились голоса, разогнавшие ночные звуки, и Йоаким успокоился, снова обрел ясность мысли. Нам нужно начать сначала, думал он, навести во всем ясность и чистоту. И сделать это можно только одним способом. Скрупулезно и беспристрастно. Наводя чистоту, нельзя сваливать вещи кучей в углу, необходимо все разложить по местам. Первым делом он должен вернуться на Водроффсвай и признаться, что потоп на его совести. Сразу после работы он так и сделает, причем этот поступок даст ему силы предпринять следующий шаг: пойти домой, к Сюзанне, и, как говорится, раскрыть карты. Сказать: давай начнем сначала, Сюзанна. Мы наделали серьезных ошибок, и, конечно, куда проще оставить все как было, идти дальше губительным путем. Но мы не можем себе этого позволить. Нам необходимо строить совместную жизнь, а не разрушать. Поставим крест на прошлом, будем смотреть в грядущее. Ясное дело, он не дурак и хорошо понимает, что это далеко не просто. Чем больше он размышлял, тем яснее ему становилось, что в данных обстоятельствах нельзя притворно разыгрывать любовь, нельзя с мольбой, в слезах падать к ее ногам, нельзя быть клоуном в цирке эмоций. Ему должно руководствоваться серьезным, искренним и даже рассудочно-трезвым отчаянием. Как ни парадоксально это звучит. Сейчас, Сюзанна, мы фактически стоим на краю пропасти. А ведь нам нужно думать не только о себе. Давай выработаем правила игры, нормы общения, которые нам помогут. Правило первое: говори лишь то, в чем действительно уверен. Правило второе: всерьез прислушивайся к сказанному. Правило третье: мысли конструктивно, здраво. На всякий случай он записал эти три правила на клочке бумаги и спрятал в карман. И тут в дверь постучали.

В комнату заглянул Луи. Тот из коллег, с кем Йоаким прежде больше всего разговаривал, но, как и многое другое, за последние годы эта дружба тоже слегка охладела. Невысокий, внешне похожий на грушу, Луи отличался смешливостью — что бы ни происходило, он знай смеялся. Послушаешь, как он судит о жизни, — сразу на душе легче становится. Жизнь — забава, шутка, рябь на поверхности. А потому давайте смеяться и веселиться, пока можем. Этот толстяк лучился таким обаянием, что сердиться на него было совершенно невозможно. Иной раз Йоаким подумывал поговорить с ним о Сюзанне. Ведь Луи знал ее раньше и оценивал с более нейтральных позиций, чем сам Йоаким. Но обсуждать Сюзанну с чужим человеком все ж таки казалось ему недостойным мужчины. Вдобавок он безотчетно опасался, что стоит копнуть эти проблемы, как они начнут бесконтрольно расти. Возникнет своего рода утечка. В общем, разговор так и не состоялся. Сейчас Луи стоял на пороге и, увидев Йоакима за письменным столом, закивал головой: