Во не меняет своего мрачного взгляда на западную пивидизацию, как и этноцентрического взгляда на главенствующую роль католицизма и гуманизм, почерпнувшего «великую живительную силу в контрреформации». Безусловно, его вера становится более ревностной, более твердой. В 1952 году появляются «Вооруженные люди», первый роман трилогии, написанной на основе собственного военного опыта Во и в центре которой — сугубо католический герой, Гай Краучбек. Второй, «Офицеры и джентльмены», вышел в 1955 году, третий — в 1961-м, после долгой паузы, вызванной творческим кризисом. Работа над трилогией, направленной против «современного милитаризма», прерывалась, когда Во переключался на три другие книги, написанные по-новому, более сдержанно. «Любовь среди руин» (1953) — это jeu d’esprit[21], над Фестивалем Британии[22], «Испытание Гилберта Пинфолда» (1957) — автобиографический роман о галлюцинациях, которыми Во страдал три года, предшествовавших выходу романа. «Жизнь его преосвященства Роналда Нокса, члена совета Тринити колледжа, Оксфорд, и апостолического легата его святейшества папы Пия XII» (1959) — это компиляция оригинальных источников, «биография выдающегося, но довольно унылого друга, который на много лет старше меня»[23]. После смерти монсеньора, последовавшей в 1957 году, Во остался его единственным литературным душеприказчиком; он и раньше писал о нем; и Нокс, хотя и знал о «моих странности и недостатке рассудительности»[24], заранее одобрил намерение Во написать о его жизни. Книга эта, сдержанная, трезвая, обстоятельная, рисует жизнь Нокса как трагедию нереализованности, как если бы, перейдя из англиканизма в католицизм, он свернул с главной дороги своей жизни. Во замечательно показывает тот мир культуры крупной буржуазии, теплый, уверенный, общественно значимый, из которого вышел Нокс и который он изобразил как религиозный писатель. Несмотря на то что Во находит высказывание Нокса по поводу его перехода в католичество: «Становишься более важной фигурой — но в менее важном шоу» противоречащим его истинным взглядам, книга странным образом подтверждает верность этих слов.
Дистанция между ранним и поздним Во наглядно проявляется в его другой книге путевых записок, «Турист в Африке» (1960), написанной с позиций человека, который видел иную жизнь и теперь смотрит на знакомые места глазами пожилого брюзги:
«С какой радостью я, бывало, вскакивал [в Париже] в такси и объезжал бары, пока поезд полз по ceinture. Теперь, в напряжении и ничего не слыша из-за грохота колес на стыках, я хмуро сижу в своем купе».
Во — блистательный молодой человек и Во-воитель, в сущности, уступили место Во — успешному романисту и сельскому джентльмену, ворчливому землевладельцу из Пирс-Корт и, поздней, из Кум-Флори в Сомерсете. Его проза хорошо известна широким кругам читателей; большинство его романов появились в серийных изданиях, а десять его произведений издал массовым тиражом «Пингвин Букс»; он получил звание «Сподвижник литературы», которое присваивается выдающимся литераторам. Подобно Пинфолду[25] он предпочитает уединенную жизнь, подобно Пинфолду «не притязает на роль лидера или начальника», подобно Пинфолду считает свою веру сугубо личным делом:
«В то время, как пастыри его Церкви побуждали народ выйти из катакомб на форум, оказать свое влияние на народовластную политику и полагать служение Господу, скорее, совокупным, нежели частным деянием, мистер Пинфолд только глубже зарывался в скалу… В нем был силен дух неприятия. Он ненавидел пластмассу, Пикассо, солнечные ванны и джаз, а в сущности говоря, все, что осталось на его веку. Трепетный огонек милосердия, возженный в нем религией, кое-как смягчил его омерзение и претворил его в скуку. В тридцатые годы, пугая себя, говорили: — Часы не спешат — спешит время. — У мистера Пинфолда ничто не спешило»[26].
Документальная проза Во демонстрирует неуклонное превращение его в человека предвзятого и неуживчивого, в пожилого денди, стоящего за его романами, которые сохранят имя Во в литературе. Ибо хотя его биографические работы, возможно, будут и в дальнейшем представлять интерес — а биография Нокса явно имеет научную ценность — и его книги путешествий, пусть они и принадлежат своему времени и несут на себе печать культурного пристрастия, чего история вряд ли одобряет, порой занимательны и проницательны, все же его романы предлагают нечто большее; задиристый землевладелец обладает замечательным литературным воображением, которое претворяет в единое целое его жизненный опыт, представления о добре и зле и эстетические идеи. Скажу больше, его творческое воображение, изобретательный юмор и чуткая реакция на происходящее вокруг столь разительно отличаются от высказанных им взглядов, что это позволяло ему проникнуть во многие темные области, которых Пинфолд — Во, скорей всего, старался бы избегать. Таким образом, несмотря на то что его произведения охватывают ограниченные круги общества, имеют в своей основе католический подтекст, часто безосновательно воспринимаются как безжалостная сатира, которая предполагает крайнюю объективность, несмотря на все это, он обладает великолепным чувством юмора и острой восприимчивостью к аромату повседневности и времени, что позволяет ему вскрывать более глубокие и богатые пласты жизни, предстающей перед нами совершенно по-новому.
Малколм Брэдбери
НЕДОУЧКА
Моим внукам,
Александру и Софии Во,
Эмили-Альберт Фицгерберт
и Эдварду Джастину Д’Армсу
Глава первая
НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ
Только потеряв всякий интерес к будущему, человек созревает для написания автобиографии.
Недавно я впервые за много лет перечитал «Машину времени» Г. Дж. Уэллса (задаваясь, между прочим, вопросом, смог бы кто из современных критиков определить авторство такой вот вырванной из контекста фразы: «Мягкий свет электрических лампочек в серебряных лилиях зажигал пузырьки, что, искрясь, поднимались в наших бокалах»), В конце первого издания книги на шестнадцати страницах была размещена реклама произведений романистов, популярных в 1895 году, которая сопровождалась выдержками из весьма уважаемых газет, полных самых неумеренных похвал, каких я редко удостаивался в своей писательской жизни; все те авторы сегодня совершенно забыты. Казалось, я совершил небольшой прыжок в будущее на Машине Времени и воочию убедился, что признание современников ничего не стоит.
Мне очень хотелось иметь в своем распоряжении Машину Времени — диковинное изобретение с седлом и кварцевыми осями, которое было попросту апофеозом велосипеда. Что за пустая затея — использовать сей волшебный аппарат для того, чтобы заглядывать в будущее, как герой Уэллса! В будущее, эту Мрачнейшую из далей! Имей я такую возможность, я бы направил Машину малым ходом в прошлое. Тихо лететь назад сквозь века (не далее, чем на тридцать столетий) — не могу себе представить высшего наслаждения. Даже недолго прожив на свете, я ощущаю потребность в подобного рода устройстве, ибо слабеющая память с каждым днем делает все туманней мои истоки и былые впечатления.
В середине жизни мой отец мало-помалу оглох на левое ухо. Он обычно объяснял случившееся тем, что когда-то, в давние времена, ему в лагере Сомерсетских Добровольцев приходилось спать на сырой земле. В том же возрасте сходное несчастье постигло и меня. Но я причину вижу в наследственности.
Сэр Осберт Ситуэлл назвал свою замечательную автобиографию по левой руке, линии которой, как известно, говорят о свойствах характера, которые мы получаем от рождения, и по правой[27], на которой оставляют след события и достижения нашей последующей жизни. В детстве нами руководит левая рука; в зрелом возрасте мы, похоже, полностью находимся под влиянием правой, во власти собственной судьбы; затем с возрастом не только наши недуги, но также недостатки и особенности поведения напоминают родительские. Зная свое происхождение, легко увидеть сходство со своими предками. Но мы представляем собой сплав столь многочисленных и разнообразных влияний, что этим объясняется любое наше отличие от них. Физиогномика знает менее полудюжины типических форм носа или губ, цвета волос или глаз, форм черепа, скул или подбородка; во всяком лице, красивом или уродливом, можно выделить несколько черт, которые схожи на семейных портретах; то же самое относится к талантам и темпераменту. Чреда наших прародителей теряется во мгле времен; любой из них может отчетливо проступить в нас характернейшими своими чертами.