Вотне­сколь­ко вы­дер­жек.— «Иро­ния во­шла во все язы­ки но­во­го вре­ме­ни (осо­бен­нофран­цуз­ский), во­шла во все сло­ва и фор­мы (осо­бен­но син­так­си­че­ские,иро­ния, на­при­мер, раз­ру­ши­ла гро­мозд­кую «выс­прен­нюю» пе­риодич­ностьре­чи). Иро­ния есть по­всю­ду (...). Че­ло­век но­во­го вре­ме­ни не ве­ща­ет,а го­во­рит, то есть го­во­рит ого­во­роч­но. Все ве­щаю­щие жан­ры со­хра­ня­ют­сяглав­ным об­ра­зом как па­ро­дий­ные или по­лу­па­ро­дий­ные час­ти ро­ма­на. Язык Пуш­ки­на — это имен­но та­кой,про­ни­зан­ный иро­ни­ей (в раз­ной сте­пе­ни), ого­во­роч­ный язык но­во­говре­ме­ни.

Ре­че­выесубъ­ек­ты вы­со­ких, ве­щаю­щих жан­ров — жре­цы, про­ро­ки, про­по­вед­ни­ки,су­дьи, во­ж­ди, пат­ри­ар­халь­ные от­цы и т. п. — уш­ли из жиз­ни. Всех их за­ме­нилпи­са­тель. Про­сто пи­са­тель, ко­то­рый стал на­след­ни­ком их сти­лей. Он ли­боих сти­ли­зу­ет (то есть ста­но­вит­ся в по­зу про­ро­ка, про­по­вед­ни­ка и т.п.), ли­бо па­ро­ди­ру­ет (в той или иной сте­пе­ни). Ему еще нуж­но вы­ра­бо­татьсвой стиль, стиль пи­са­те­ля. Для аэда, рап­со­да, тра­ги­ка (жре­ца Дио­ни­са),да­же еще для при­двор­но­го по­эта но­во­го вре­ме­ни эта про­бле­ма еще не су­ще­ст­во­ва­ла.Бы­ла им да­на и си­туа­ция: празд­ни­ки раз­но­го ро­да, куль­та, пи­ры. Да­жепред­ро­ман­ное сло­во име­ло си­туа­цию — празд­ни­ки кар­на­валь­но­го ти­па.Пи­са­тель же ли­шен сти­ля и си­туа­ции. Про­изош­ла пол­ная се­ку­ля­ри­за­цияли­те­ра­ту­ры» (Из за­пи­сей 1970-1971 го­дов.— М.М.Бах­тин, Эс­те­ти­ка сло­вес­но­готвор­че­ст­ва. М., 1979, с. 336).

Иро­ни­че­ско­мусло­ву про­ти­во­пос­тав­ле­но у Бах­ти­на сло­во ав­то­ри­тар­ное.— «Сло­во сос­вя­щен­ны­ми, не­при­ступ­ны­ми гра­ни­ца­ми и по­то­му инерт­ное сло­во сог­ра­ни­чен­ны­ми воз­мож­но­стя­ми кон­так­тов и со­че­та­ний. Сло­во, тор­мо­зя­щееи за­мо­ра­жи­ваю­щее мысль. Сло­во, тре­бую­щее бла­го­го­вей­но­го по­вто­ре­ния,а не даль­ней­ше­го раз­ви­тия, ис­прав­ле­ний и до­пол­не­ний. Сло­во, изъ­я­тоеиз диа­ло­га (...). Это сло­во бы­ло рас­сея­но по­всю­ду, ог­ра­ни­чи­вая,на­прав­ляя и тор­мо­зя мысль и жи­войопыт» (там же, с. 337).

Досих пор Бах­тин лишь опи­сы­вал и оп­ре­де­лял то, что пред­став­ля­лось емукак фак­ти­че­ская за­ко­но­мер­ность (хо­тя и здесь не скры­вал оце­ноч­ныхсим­па­тий). Но вот он и впря­мую ста­вит оце­ноч­ный ак­цент.— «Не­до­пус­ти­мостьод­но­тон­но­сти (серь­ез­ной). (...) На­си­лие не зна­ет сме­ха (...) Ин­то­на­цияано­ним­ной уг­ро­зы в то­не дик­то­ра, пе­ре­даю­ще­го важ­ные со­об­ще­ния»(там же, с. 338).

Итак,иро­ни­че­ско­му сло­ву Бах­тин от­кры­то сим­па­ти­зи­ру­ет — ав­то­ри­тар­но­гоже сло­ва не жа­лу­ет. По­след­нее, как вид­но из кон­тек­ста, по­ни­ма­ет­сяим как сло­во лю­бой ав­то­ри­тар­ной куль­ту­ры (зна­чит, куль­ту­ры об­ще­ст­ватео­кра­ти­че­ско­го или по­лис­но­го, им­пер­ско­го или дес­по­ти­че­ско­го,со­слов­но-мо­нар­хи­че­ско­го, или аб­со­лю­ти­ст­ско­го, на­ко­нец — иде­о­пар­то­кра­ти­че­ско­го).Яс­но, од­на­ко (в осо­бен­но­сти из при­ме­ра о дик­то­ре, пе­ре­даю­щем важ­ныесо­об­ще­ния),— что эмо­цио­наль­ный Бах­тин от­тал­ки­ва­лся пре­ж­де все­гоот по­след­ней из на­зван­ных форм. А ведь сущ­ность этой по­след­нейфор­мы — не столь­ко ав­то­ри­таризм во­об­ще, сколь­ко на­силь­ст­вен­наябез­ду­хов­ность этой осо­бен­ной сис­те­мы. Со­зи­да­тель­ная твор­че­скаяпо­тен­ция этой осо­бен­ной сис­те­мы — ни­чтож­на. По­это­му, имен­но по­это­мусо­вре­мен­ная иде­о­пар­то­кра­тия бо­ит­ся сме­ха, как бо­ит­ся во­об­ще лю­бых«по­эти­че­ских воль­но­стей». Но мно­гие преж­ние фор­мы ав­то­ри­та­риз­ма (восо­бен­но­сти пат­ри­ар­халь­но-ре­ли­ги­оз­ные) не толь­ко не стра­да­ли бо­яз­ньюсмеш­но­го, но дей­ст­вен­но спо­соб­ст­во­ва­ли рас­про­стра­не­нию сти­хиисме­ха — ра­ди со­хра­не­ния здо­ро­во­го ба­лан­са об­ще­ст­вен­ных на­строе­ний.Бах­ти­ну бы­ло пре­вос­ход­но из­вест­но, что ос­мея­ние три­ум­ви­ра­то­ра, кпри­ме­ру, но­си­ло ре­ли­ги­оз­но-ри­ту­аль­ные чер­ты. Древ­ние иран­цы непри­сту­па­ли к от­вет­ст­вен­ным пе­ре­го­во­рам без воз­лия­ний (на­вряд лиэто при­вно­си­ло в про­це­ду­ру скуч­ную серь­ез­ность). В ан­тич­но­сти иро­ниябы­ла пол­но­прав­но при­зна­на тро­пом ри­то­ри­ки (ри­то­ри­че­ские жан­ры —вот уж по­ис­ти­не жан­ры ве­щаю­щие). Сред­не­ве­ко­вье зна­ло по­доб­ные же тра­ди­ции.В древ­но­сти по­за ока­ме­не­лой серь­ез­но­сти со­от­вет­ст­во­ва­ла эпо­хамупад­ка, но ни­как не рас­цве­та ав­то­ри­тар­ных со­ци­аль­но-куль­тур­ных об­ра­зо­ва­ний(а все со­ци­аль­но-куль­тур­ные об­ра­зо­ва­ния древ­но­сти, вклю­чая да­жеафин­скую де­мо­кра­тию, бы­ли — по край­ней ме­ре, в идее сво­ей — ав­то­ри­тар­ны)...Ви­ди­мо, в соз­на­нии Бах­ти­на име­ла ме­сто абер­ра­ция, по­все­ме­ст­но рас­про­стра­нен­наяв на­ши дни и ос­но­ван­ная на не­хит­рой фор­му­ле «все­гда и всю­ду од­но ито же»: «муд­рость» от­ча­яв­ше­го­ся рас­суд­ка!.. Но по­зи­ция Бах­ти­на за­слу­жи­ва­етосо­бо­го вни­ма­ния, по­то­му что, раз­де­ляя с млад­ши­ми со­вре­мен­ни­ка­миод­ну и ту же ис­то­ри­ко-куль­тур­ную ошиб­ку, зна­ме­ни­тый уче­ный как быосе­ня­ет сво­им ав­то­ри­те­том бунт про­тив ав­то­ри­та­риз­ма, под­во­дитсерь­ез­ную на­уч­ную ба­зу под апо­ло­гию все­об­щей иро­нии. По­вто­рюсь: вовсех слу­ча­ях эмо­цио­наль­ный им­пульс един, еди­на и оши­боч­ность оце­нок,вы­рос­ших на ос­но­ве это­го им­пуль­са. За­кон, вы­ве­ден­ный из на­блю­де­нийнад на­шей со­вре­мен­но­стью,— с ма­ши­наль­ной пре­ду­бе­ж­ден­но­стью пе­ре­но­сит­сяна про­шлое. И об­рат­но: не­чет­кое осоз­на­ние раз­ли­чий в ис­то­ри­ко-куль­тур­ныхоб­ра­зо­ва­ни­ях ве­дет к обос­но­ва­нию, а за­тем — к оп­рав­да­нию — ны­неш­не­гокуль­тур­но­го (в ча­ст­но­сти, по­эти­че­ско­го) упад­ка, в ко­неч­ном сче­те— к са­мо­оп­рав­да­нию.

По­это­мупред­став­ля­ет­ся лож­ной не толь­ко рет­ро­спек­тив­ная абер­ра­ция у Бах­ти­на.Удив­ля­ет и его оцен­ка со­вре­мен­ной куль­ту­ры как иро­ни­че­ской посу­ще­ст­ву сво­ему, бо­лее то­го — как не­об­хо­ди­мо иро­ни­че­ской по ло­ги­кепро­цес­са (от от­дель­ных жан­ров — до язы­ка как об­ще­куль­тур­ной ос­но­вы).Удив­ля­ет — ибо, ес­ли об ушед­ших от нас эпо­хах мож­но су­дить, ря­дить испо­рить, ос­но­вы­ва­ясь на про­ти­во­ре­чи­вых ис­точ­ни­ках, то ведь на­шаэпо­ха — вся пе­ред на­ши­ми гла­за­ми, на все ла­ды зве­нит в ушах и с не­дву­смыс­лен­нойося­за­тель­но­стью бе­рет за гор­ло... При­хо­дит­ся в от­вет Бах­ти­ну при­вес­тине­сколь­ко про­стых, но су­ще­ст­вен­ных возра­же­ний.

1.Бах­тин, по­хо­же, опо­здал со сво­ей оцен­кой на сто­ле­тие-дру­гое: по край­нейме­ре, для той об­ста­нов­ки, в ко­то­рой са­мо­му ему при­шлось не­сколь­ко де­ся­ти­ле­тийжить и ра­бо­тать (под уг­ро­жаю­щие ру­ла­ды ра­дио­транс­ля­то­ра). В ос­но­ве«па­ни­ро­ни­че­ской» кон­цеп­ции Бах­ти­на сто­ит фи­гу­ра ос­нов­но­го «ре­че­во­госубъ­ек­та»: про­сто пи­са­тель (в от­ли­чие от «ве­щаю­ще­го» про­ро­ка,про­по­вед­ни­ка и т. д.). Фи­гу­ра та­кая и вправ­ду су­ще­ст­во­ва­ла.И яви­лась она не на пус­том мес­те.

Про­стопи­са­тель— ге­рой но­во­го вре­ме­ни, вы­ра­зи­тель ев­ро­пей­ских тен­ден­ций воз­ро­ж­де­нияи про­све­ще­ния. Он — дея­тель ав­то­ном­ной куль­ту­ры, свое­об­раз­ныйуча­ст­ник уг­луб­лен­но­го раз­де­ле­ния тру­да, пол­но­прав­ное ча­ст­ное ли­цо,—тип, окон­ча­тель­но вы­явив­ший­ся в XIX ве­ке.

Ав­то­но­ми­за­циякуль­ту­ры, уг­луб­лен­ное раз­де­ле­ние тру­да и от­чу­ж­де­ние ин­ди­ви­да со­про­во­ж­да­лиут­ра­ту че­ло­ве­ком куль­тур­ной ос­но­вы (в сред­ние ве­ка про­ни­зы­вав­шейи скре­п­ляв­шей са­мые раз­лич­ные сфе­ры че­ло­ве­че­ской дея­тель­но­сти).Па­рал­лель­но ут­ра­чи­ва­лось и то, что Бах­тин обоб­щен­но име­ну­ет пи­ром(т. е., празд­ни­ки, тес­но свя­зан­ные с тем же куль­том). Так, рез­кое со­кра­ще­ниепразд­нич­ных дней в го­ду и од­но­сто­ро­нее вос­хва­ле­ние про­из­во­ди­тель­но­готру­да — су­ще­ст­вен­ней­шие по­ло­же­ния в про­грам­ме каль­ви­ни­ст­ской Ре­фор­ма­ции.С дру­гой сто­ро­ны, про­цесс этот по­ло­жи­тель­но под­дер­жи­вал­ся ук­ре­п­ле­ни­емсо­ци­аль­но-ма­те­ри­аль­но­го по­ло­же­ния ин­ди­ви­да, в на­деж­ном юри­ди­че­скомог­ра­ж­де­нии рос­ла его жи­тей­ская са­мо­стоя­тель­ность. И в XIX ве­ке (воз­мож­но,сле­ду­ет сю­да при­плю­со­вать и на­ча­ло ны­неш­не­го: в осо­бен­но­сти этовер­но для Рос­сии) про­цесс этот дос­тиг куль­ми­на­ции.