Он вы­шел пять ми­нут на­зад,

По­шел ку­пить та­бак...

Ниод­но, мо­жет быть, про­из­ве­де­ние Га­ли­ча так пол­но не рас­кры­ва­ет егопо­эти­ки, как «Ко­ро­ле­ва ма­те­ри­ка» — пес­ня про Бе­лую Вошь.

Не­ров­ныйдоль­ник, па­ры строк риф­му­ют­ся че­рез од­ну, текст изо­би­лу­ет по­вто­ра­ми,встав­ные сю­же­ты и от­дель­ные под­роб­но­сти из­бы­точ­ны. Связь ме­ж­ду час­тя­мипод­черк­ну­то гру­ба («го­во­рят, что...» — «а еще го­во­рят...»). Но в раз­ма­ши­стойне­бреж­но­сти ис­пол­не­ния как раз и во­пло­ща­ет­ся мас­штаб­ность за­мыс­ла.

Дляза­ру­беж­но­го из­да­ния бы вы­бран со­кра­щен­ный ва­ри­ант тек­ста бал­ла­ды.Га­лич, воз­мож­но, сам был сму­щен не­ко­то­ры­ми длин­но­та­ми и по­вто­ра­ми.Стран­ное де­ло: этот-то со­кра­щен­ный текст ка­жет­ся — в от­ли­чие от про­стран­но­го!— за­тя­ну­тым. То есть из­бы­точ­ность об­раз­ная и сю­жет­ная — не­отъ­ем­ле­моесо­дер­жа­тель­ное свой­ст­во этой бал­ла­ды.

Аведь та­кая из­бы­точ­ность, щед­рость изо­бра­жае­мо­го, та­кой взгляд на бы­тие— с точ­ки зре­ния как бы са­мо­го бы­тия, лю­бую­ще­го­ся со­бой,— есть чер­тадрев­не­го эпо­са, стиль «Илиа­ды»! Но пе­ред на­ми ла­гер­ный ад, и это — эпосна­из­нан­ку, ад­ский эпос, эпос не­бы­тия. Бы­тие эпо­са лю­бу­ет­ся со­бой.Не­бы­тие у Га­ли­ча ужа­са­ет­ся са­мо­му се­бе.

Воти за­ин­те­ре­со­ван­ный со­вре­мен­ник сви­де­тель­ст­ву­ет: «Для нас... Га­лични­как не мень­ше Го­ме­ра. Ка­ж­дая его пес­ня — это Одис­сея, пу­те­ше­ст­виепо ла­би­рин­там ду­ши со­вет­ско­го че­ло­ве­ка» (см. А. Га­лич. Ко­гда я вер­нусь.Пол­ное со­б­ра­ние сти­хов и пе­сен. Франк­фурт-на-Май­не, 1981, с. 8). Срав­не­ниес Го­ме­ром все­гда не­кор­рект­но, од­на­ко и мы — срав­ним­ся ли с вои­на­ми,слу­ша­те­ля­ми аэда? Так что про­пор­ция со­блю­де­на. Эпос не­бы­тия на­сле­ду­етсол­неч­но­му эпи­чес­ко­му бы­тию.

Икак под­роб­но вы­пи­сан щит Ахил­ла, при­чем изо­бра­же­ния на щи­те вы­рас­та­ютдо це­ло­го кос­мо­са,— так ло­зунг «Сла­ва тру­ду!», ко­щун­ст­вен­но зву­ча­щийна ши­ро­те ГУ­ЛАГа, по­вто­ря­ет­ся и пе­ре­ос­мыс­ли­ва­ет­ся в бал­ла­де, по­во­ра­чи­ва­яськ слу­ша­те­лю или чи­та­те­лю раз­ны­ми свои­ми гра­ня­ми.

Го­во­рят, что од­на­ж­ды, в три­дцать седь­мом,

В том са­мом ли­хом го­ду,

Ко­гда в тай­ге на всех язы­ках

Про­кри­ча­ли «Сла­ва тру­ду!»,

Ко­гда при­зва­ла на­род Ко­лы­ма

К доб­ле­ст­но­му тру­ду,

И но­ча­ми по­кой­ни­ков в шта­бе­ля

Ук­ла­ды­ва­ли на льду,

Ко­гда по­кря­ки­ва­ла тай­га

От доб­ле­ст­но­го тру­да...

Раз­во­ра­чи­ва­ет­сяжут­кий кос­мос: от спя­щих со­бак, та­чек и ло­пат на сне­гу — до пла­не­тыМарс с уст­рем­лен­ны­ми к ней выш­ка­ми. В этом кос­мо­се тво­рит­ся страш­ноеи смеш­ное, же­ст­кое и не­при­стой­ное. Гиб­нет оче­ред­ной на­чаль­ник,—

...И всю ночь, го­во­рят, над зо­ною плыл

Про­тяж­ный и страш­ный вой.

Его на­шли в од­ном са­по­ге,

И от стра­ха — рот до ушей,

И на вздув­шей­ся шее ту­гой пет­лей

Удав­ка из бе­лых вшей...

Ис­то­ри­че­скиеи жи­тей­ские со­бы­тия по­лу­ча­ют урод­ли­во-фан­та­сти­че­ское ис­тол­ко­ва­ние,и пер­во­при­чи­ной их, «по­ве­ли­тель­ни­цей зэ­ка», «ко­ро­ле­вой Ма­те­ри­ка»вы­сту­па­ет — Бе­лая Вошь.

...Но мы-то зна­ем, кто вел нас в бой

И кто про­во­жал на смерть!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . .

А это су­ме­ет лю­бой ду­рак —

По за­ду вка­тить рем­нем,

А это су­ме­ет лю­бой ду­рак —

Па­лить в без­о­руж­ных всласть!

Но мы-то зна­ем, ка­кая власть

Бы­ла и вза­прав­ду власть!

Те­перь«вы­яс­ня­ет­ся», что пер­во­при­чи­ной тер­ро­ра, вра­нья и хо­зяй­ст­вен­но­гораз­ва­ла был не толь­ко и не столь­ко Ста­лин (и да­же не Ка­га­но­вич), сколь­косис­те­ма. Ко­манд­но-ад­ми­ни­ст­ра­тив­наясис­те­ма, объ­яс­ня­ют уче­ные. Бе­лая Вошь, ут­вер­ждал по­эт.

Алек­сандрГа­лич был од­ним из соз­да­те­лей то­го ли­те­ра­тур­но­го про­цес­са, по за­ко­намко­то­ро­го «Эри­ка» бе­рет че­ты­ре ко­пии, вот и все! А это­го дос­та­точ­но!»Те­перь твор­че­ст­во Га­ли­ча дос­туп­но ши­ро­чай­шей ау­ди­то­рии. Мно­гоеиз то­го, о чем пел Га­лич, пе­ре­ста­ло быть во­ен­ной тай­ной. Но пе­ре­ста­лоли су­ще­ст­во­вать?

Даи мы са­ми — раз­ве со­всем уж не «та­кие не­стер­пи­мо ра­жие и та­кие, в сущ­но­сти,при­мер­ные»?

Ипо-преж­не­му «вер­ту­хае­во се­мя» ще­го­ля­ет на­ро­до­лю­би­ем, за­иг­ры­ва­етс му­жич­ком: «А что зу­бы под­чис­тую — тю-тю, так, вер­но, спья­ну об­ло­малоб ку­тью!» — И по-преж­не­му не­слыш­но ог­ры­за­ет­ся кре­сть­я­нин: «Мне б сто­бой не в бе­се­ду, мне б те­бя на ро­га! Мне бы зу­бы, да не­ту! Зна­ешь сло­во«цын­га»?»

Ислу­ча­ет­ся сно­ва, что «над гро­бом ста­ли ма­ро­де­ры и не­сут по­чет­ный...Ка-ра-ул!»

Ци­ти­ро­ватьэту эн­цик­ло­пе­дию со­вет­ской жиз­ни мож­но до бес­ко­неч­но­сти.

...Не­за­дол­годо смер­ти, как бы воз­вра­ща­ясь к чис­то­му по­эти­че­ско­му ис­то­ку, Га­личгру­стил:

... и опять на­чи­на­ет­ся дет­ст­во,

пах­нет мок­рой тра­вой

и ма­хо­роч­ным ды­мом жи­лья...

. . . . .  . . . . . . . . . . . . . . . .

про­дол­жа­ет­ся боль.

по­то­му что ей не­ку­да деть­ся,

воз­вра­ща­ет­ся ве­че­ром ве­тер

на кру­ги своя.

Ивоз­вра­ща­ет­ся ве­тер. «Ко­гда я вер­нусь...» И воз­вра­ща­ет­ся Га­лич. Что­быни­ко­гда не воз­вра­ща­лось от­толк­нув­шее по­эта вре­мя, ос­тав­шись в ис­то­риипо­эзии его вре­ме­нем.

Ян­варь 1989

КО­НЕЦ ПРЕ­КРАС­НОЙЭПО­ХИ

Вна­ши дни час­то при­хо­дит­ся слы­шать о «брон­зо­вом ве­ке» рус­ской по­эзии.Под этим под­ра­зу­ме­ва­ет­ся не­кое воз­ро­ж­де­ние рус­ской по­эзии, буд­тобы имею­щее ме­сто, на­чи­ная с 50-х го­дов на­ше­го сто­ле­тия. Пред­став­ле­ниеэто бы­ст­ро ока­ме­не­ва­ет и пре­вра­ща­ет­ся в один из ус­той­чи­вых ми­фов,ко­то­ры­ми столь бо­га­та со­вре­мен­ная куль­ту­ра.

Дапо­зво­ле­но бу­дет усом­нить­ся. (...) 50-е го­ды ни­ка­ким «воз­ро­ж­де­ни­емрус­ской по­эзии» не от­ме­че­ны. Это не оз­на­ча­ет, буд­то с по­эзи­ей ни­че­госу­ще­ст­вен­но­го то­гда не про­ис­хо­ди­ло. Од­на­ко про­ис­хо­див­шее ка­са­лосьне столь­ко са­мой по­эзии, сколь­ко внеш­них воз­дей­ст­вий на нее. Про­ис­хо­ди­ло,ес­ли угод­но, воз­ро­ж­де­ние — час­тич­ное, не­по­сле­до­ва­тель­ное и дву­смыс­лен­ное— пе­ча­та­нья боль­ших по­этов. Ес­ли пре­ж­де раз­ре­ше­но бы­ло «пролю­бовь» чи­тать лишь у Си­мо­но­ва да Щи­па­че­ва — то от­ны­не ста­ло раз­ре­ше­но(с уни­зи­тель­ны­ми ог­ра­ни­че­ния­ми и ого­вор­ка­ми) чи­тать Пас­тер­на­каи Ах­ма­то­ву.

Что­быэто внеш­нее «воз­ро­ж­де­ние» по­влия­ло на са­му по­эзию, пус­тив на­деж­ныекор­ни внут­ри куль­ту­ры, тре­бо­ва­лось — по мень­шей ме­ре — удер­жать­ся науров­не тех вер­шин, ко­то­рых боль­шая по­эзия к то­му вре­ме­ни дос­тиг­ла.Не мог­ло быть и ре­чи о «воз­ро­ж­де­нии» по­эзии, по­то­му что по­эзия предтем не толь­ко не уми­ра­ла, но пе­ре­жи­ла тра­ги­че­ский — на­пе­ре­кор ги­бель­нымоб­стоя­тель­ст­вам — рас­цвет. Ес­ли при­знать за упа­док по­эзии пас­тер­на­ков­скиести­хи из ро­ма­на — то­гда, ра­зу­ме­ет­ся, мож­но ста­вить во­прос о по­сле­дую­щемвоз­ро­ж­де­нии...

Ме­ж­дутем уро­вень этот на де­ле удер­жан не был. И в 60-е го­ды луч­шие по­эты убе­гав­ше­говре­ме­ни, по­эты до­ре­во­лю­ци­он­ной куль­ту­ры, вжи­ве и по­смерт­но воз­вы­ша­лисьнад го­ри­зон­том на­шей по­эзии.

По­ко­ле­ниюно­вых по­этов на­нес­ли ущерб ил­лю­зии. «От­те­пель» бы­ла вос­при­ня­та че­рес­чурбу­к­валь­но и серь­ез­но. Мно­гие рас­счи­ты­ва­ли воз­не­сти по­эзию к вер­ши­намна ее вол­нах. В ито­ге мно­го шу­му вы­пле­ски­ва­лось на­ру­жу (эс­т­ра­да) —внут­ри же под­го­тов­лял­ся ком­про­мисс (на раз­ных уров­нях: от по­верх­но­ст­но-слу­чай­но­гои вре­мен­но­го — до соз­на­тель­но­го и глу­бин­но-по­роч­но­го), ком­про­миссс офи­цио­зом. По­рой и оп­по­зи­ция рас­смат­ри­ва­лась как «оп­по­зи­ция ЕеВе­ли­че­ст­ва», не­что вре­мен­ное, как шанс на бу­ду­щее по­ме­нять­ся мес­та­мис фи­гу­ра­ми офи­ци­аль­ны­ми, пре­вра­тить­ся са­мим в офи­ци­аль­ные фи­гу­ры— тем са­мым ви­до­из­ме­нив (по ме­ре вку­сов и стрем­ле­ний ка­ж­до­го) са­мыйофи­ци­оз. Рас­чет этот ос­но­вы­вал­ся на об­ста­нов­ке кон­ца 50-х — на­ча­ла60-х го­дов. Но к кон­цу 60-х об­ста­нов­ка зри­мо пе­ре­ме­ни­лась. Ком­про­миссрез­ко об­на­жил­ся. Глав­ное же — от­чет­ли­во про­яс­ни­лось: на ка­кой ос­но­веи при чьей ге­ге­мо­нии ком­про­мисс этот осу­ще­ст­в­лен. Ви­до­из­ме­не­ниеофи­цио­за про­шло для офи­цио­за поч­ти без­бо­лез­нен­но, по­эзия же (что у«гром­ко­го» Ев­ту­шен­ко, что у «ти­хо­го» Ку­няе­ва) ут­ра­ти­ла ту ду­хов­нуюне­за­ви­си­мость и ту куль­тур­ную са­мо­стоя­тель­ность, ко­то­рые столь гор­де­ли­во,сквозь тя­го­ты, вы­жи­ва­ли в твор­че­ст­ве ста­рых по­этов. Офи­ци­аль­ная эр­зац­куль­ту­ра,вос­при­няв — со ста­рой из­би­ра­тель­но­стью — но­вые вея­ния, обо­га­ти­ласьгиб­ко­стью, ко­то­рой до то­го ей так не­дос­та­ва­ло... Ба­ланс ока­зал­ся яв­ноне в поль­зу «от­те­пель­но­го» по­ко­ле­ния.