Шес­тов вы­яс­ня­етедин­ст­во раз­лич­ных на­прав­ле­ний ра­цио­на­лиз­ма и об­ру­ши­ва­ет­ся наоб­щую поч­ву всех ра­цио­на­ли­сти­че­ских уче­ний. Но вме­сте с тем он — иэто за­слу­жи­ва­ет осо­бо­го вни­ма­ния — вскры­ва­ет и еще од­но чрез­вы­чай­носу­ще­ст­вен­ное един­ст­во. Это — един­ст­во философа-ра­цио­на­ли­стас обы­ва­те­лем, ко­то­рое тем важ­нее вскрыть, что оно обык­но­вен­ноза­мал­чи­ва­ет­ся, и весь во­прос пе­ре­во­ра­чи­ва­ет­ся с ног на го­ло­ву.Из­вест­но тра­ди­ци­он­ное пре­зре­ние фи­ло­со­фа к «тол­пе».— «Но, вид­но,—го­во­рит Шес­тов,— обы­ва­тель не так да­лек от фи­ло­со­фа: где-то, в ка­ких-тона­ча­лах или кон­цах, на ка­ких-то глу­би­нах или по­верх­но­стях обы­ва­тельс фи­ло­со­фом встре­ча­ют­ся» /34/.— Да, ес­ли на од­ном по­лю­се ра­зум­ноепо­зна­ние смы­ка­ет­ся с ре­ча­ми змея-ис­ку­си­те­ля, то на дру­гом оно об­ра­ще­нок «мне­нию» тол­пы. И вправ­ду: раз­ве при­зна­ние все­об­ще-обя­за­тель­но­гоха­рак­те­ра объ­ек­тив­ных ис­тин с эти­кой по­кор­но­сти — не сма­хи­ва­етвесь­ма на ком­плекс обы­ва­тель­ских «по­ня­тий» о ми­ре и о мес­те че­ло­ве­кев нем? А кро­ме то­го, при­ну­ди­тель­ный ха­рак­тер «веч­ных ис­тин» ра­зу­маза­став­ля­ет — ра­но или позд­но — фи­ло­со­фию опи­рать­ся при вы­не­се­ниипри­го­во­ров на санк­цию люд­ско­го боль­шин­ст­ва.— «И тот же прак­ти­че­скийра­зум под­ска­зал Ари­сто­те­лю, что обыч­ное пре­зре­ние фи­ло­со­фов к тол­пе,к oiJ polloiv /.../ — при­твор­но. Фи­ло­со­фия не мо­жет обой­тись безвсе­об­ще­го при­зна­ния и, в этом смыс­ле, она яв­ля­ет­ся captatiobenevolentiae (сни­ска­ние бла­го­во­ле­ния) как раз тех мно­гих, ко­то­рых онана сло­вах чу­ж­да­ет­ся» /93/.— Ра­цио­на­лизм есть обы­ва­тель­ская идео­ло­гияв ее воз­вы­шен­ном, утон­чен­ном и ус­лож­нен­ном ва­ри­ан­те.

Вот итог об­зо­ра Шес­то­вымра­цио­на­ли­сти­че­ских уче­ний:

«По­рок на­ше­гомыш­ле­ния. В тео­рии по­зна­ния цар­ст­ву­ет идея не­об­хо­ди­мо­сти, вэти­ке — по­ту­ск­нев­шая и ос­ла­бев­шая не­об­хо­ди­мость: дол­жен­ст­во­ва­ние.Ина­че со­вре­мен­ная мысль не мо­жет сдви­нуть­ся с мес­та» /264/.— «Фи­ло­со­фияже, не дер­заю­щая под­нять­ся над ав­то­ном­ным зна­ни­ем и ав­то­ном­ной эти­кой,фи­ло­со­фия, без­воль­но и бес­по­мощ­носкло­няю­щая­ся пред от­кры­вае­мы­ми ра­зу­мом ма­те­ри­аль­ны­ми и иде­аль­ны­мидан­но­стя­ми и от­даю­щая им на по­ток и раз­граб­ле­ние «еди­ное на по­тре­бу»,не при­во­дит че­ло­ве­ка к ис­ти­не, а на­ве­ки от ис­ти­ны уво­дит» /22/.

«По­это­му,— го­во­рит Лю­тер, и вслед заЛю­те­ром по­вто­ря­ет Шес­тов,— ко­гда за­кон на­пу­га­ет со­весть... ве­ди се­бятак, как буд­то ты о за­ко­не ни­ко­гда не слы­шал, но вой­ди во мрак, где несве­тит те­бе ни за­кон, ни ра­зум. но лишь тай­на ве­ры... Так ве­дет нас Еван­ге­лие,вне и над све­том за­ко­на и ра­зу­ма во мрак ве­ры, где нет ни ра­зу­ма, ни за­ко­на»/112/.— То­гда Бог — не Бог уче­ных, но Бог Ав­раа­ма, Исаа­ка и Иа­ко­ва — по­ве­детче­ло­ве­ка, и че­ло­век пой­дет, не зная, ку­да, что­бы при­дти в обе­то­ван­нуюзем­лю. Ве­ра Ав­раа­ма, от­чая­ние Ио­ва, «аб­сурд» Кир­ке­го­ра, про­зре­ниеДос­то­ев­ско­го — не раз уже от­кры­вал­ся че­ло­ве­че­ст­ву этот по ви­ди­мо­стибе­зум­ный путь, путь по ту сто­ро­ну зна­ния. Это есть «...тот един­ст­вен­ныйис­точ­ник, из ко­то­ро­го мож­но за­черп­нуть ме­та­фи­зи­че­скую ис­ти­ну: даис­пол­нит­ся обе­то­ва­ние — sujdeѕn aJdunathѕsei uJmivn (не бу­дет длявас ни­че­го не­воз­мож­но­го)!» /77/.

4

Как уже при­хо­ди­лосьго­во­рить, ис­точ­ник пе­ре­во­ро­та в гно­сео­ло­гии, о ко­то­ром меч­тал Шес­тов,—это по­треб­ность в цен­но­сти. Выс­шая же цен­ность — это со­тво­рен­ная ис­ти­на,ис­ти­на, тво­ри­мая Бо­гом по Сво­ему ус­мот­ре­нию. Пе­ре­во­рот, вы­во­дя­щийна путь к этой ис­ти­не,— по­до­бен про­бу­ж­де­нию от кош­ма­ра.

Мож­но ли во­об­ще го­во­ритьо тео­рии по­зна­ния, ко­гда речь идет о пе­ре­во­ро­те. за­ду­ман­номШес­то­вым в этой об­лас­ти? То, о чем го­во­рит Шес­тов, ма­ло по­хо­дит на«тео­рию» и уж во­все не­схо­же с по­зна­ни­ем, как мы пред­став­ля­ем се­бепро­цесс по­зна­ния. Ка­кое же сло­во по­доб­рать? Пред­две­рие пу­ти к еди­но­муна по­тре­бу?.. Впро­чем, мож­но со­хра­нить и сло­во «гно­сео­ло­гия», ра­зу­меяте­перь под тео­ри­ей по­зна­ния — вы­яс­не­ние бес­по­мощ­но­сти по­зна­ния,по­иск иных пу­тей мыш­ле­ния к Бо­гу, ми­ру, лю­дям и се­бе.

Гно­сео­ло­гия ре­ли­ги­оз­нойфи­ло­со­фии, пре­об­ра­зо­ван­ная Шес­то­вым, име­ет не­сколь­ко пред­по­сы­лок.Они все слу­жат це­ли пе­ре­ве­де­ния фи­ло­со­фии из без­лич­но-объ­ек­тив­но­гова­куу­ма в жи­вую лич­но­ст­ную сре­ду. Все они по­это­му но­сят лич­ныечер­ты — «эк­зи­стен­ци­аль­ные», как хо­те­лось бы со­вре­мен­но­му сло­во­упот­реб­ле­нию,ра­бо­леп­ст­вую­ще­му пе­ред тер­ми­но­ло­ги­ей да­же то­гда, ко­гда речь идето пре­об­ра­зо­ва­нии от­вле­чен­но­го тер­ми­на-зна­ка в жи­вое сло­во-об­раз.

На сме­ну все­об­ще­му,от­вле­чен­но­му, без­лич­но­му «по­знаю­ще­му субъ­ек­ту» при­хо­дит жи­ваялич­ность. Шес­тов идет на это сме­ло, без­ус­лов­но и на ред­кость по­сле­до­ва­тель­но.В этом смыс­ле боль­ше­го «эк­зи­стен­циа­ли­ста» труд­но се­бе пред­ста­вить.Ло­ма­ет­ся са­мо взаи­мо­от­но­ше­ние субъ­ект — объ­ект, это же­ст­ко-не­из­мен­ноепро­кру­сто­во ло­же всех сиc­тем ра­цио­на­лиз­ма. Что­бы вер­но ра­зо­брать­сяв этом, нуж­но под­черк­нуть: «субъ­ект», со­глас­но гно­сео­ло­гии ра­цио­на­лиз­ма,не толь­ко не есть жи­вая еди­нич­ная не­по­вто­ри­мая лич­ность, но он не естьхо­тя бы и лич­ность в ее лишь по­знаю­щей функ­ции. Все­об­ще-обя­за­тель­наяпри­ро­да объ­ек­тив­ных ис­тин и от субъ­ек­та тре­бу­ет черт все­общ­но­сти;дос­ти­га­ет­ся же это как раз че­рез от­ре­че­ние от соб­ст­вен­ной лич­но­сти,от «осо­бен­но­сти». Та­ким об­ра­зом, субъ­ект за­ви­сит от объ­ек­та. Но иобъ­ект без субъ­ек­та не был бы тем, что он есть: ведь толь­ко от­ре­шив­ший­сяот лич­но­сти субъ­ект мо­жет соз­дать по­ня­тие об объ­ек­тив­но­сти. В кор­нефаль­ши­во по­это­му пред­став­ле­ние, со­глас­но ко­то­ро­му объ­ек­тив­ность— ус­ло­вие не­за­ви­си­мо­сти от субъ­ек­та; она — ус­ло­вие ото­рван­но­стиот лич­но­сти, от жиз­ни, от жи­вой дей­ст­ви­тель­но­сти, это прав­да; но с по­знаю­щимсубъ­ек­том объ­ект по­вя­зан обо­юд­но по ру­кам и но­га­м. Они по­оди­ноч­кене­мыс­ли­мы и бес­по­мощ­ны, друг в дру­ге не­об­хо­ди­мо ну­ж­да­ют­ся, другот дру­га не­от­тор­жи­мы, точ­но си­ам­ские близ­не­цы.— Шес­тов по­ся­га­етна это тро­га­тель­ное дву­един­ст­во.

«И вот, ес­ли спро­сить«един­ст­вен­но» мыс­ля­ще­го (т. е. не знаю­ще­го и не боя­ще­го­ся тео­рии)че­ло­ве­ка: где «ис­тин­ное бы­тие» — в том ли обод­ран­ном ми­ре, ко­то­рыйему пред­ла­га­ет фи­ло­со­фия и ко­то­рый она на­зы­ва­ет не­за­ви­си­мым отпо­знаю­ще­го субъ­ек­та, или в том, где, хо­тя бы и при его соб­ст­вен­ном уча­стии,есть и зву­ки, и крас­ки, и фор­мы и т. д.— он, ко­неч­но, не ко­леб­лясь быпри­знал, что сущ­ность ми­ра от­то­го, что в его со­зи­да­нии ему са­мо­му да­ноиг­рать твор­че­скую роль, нис­коль­ко не стра­да­ет, но что ес­ли бы «пред­ме­ты»по­зна­ния су­ще­ст­во­ва­ли не­за­ви­си­мо и от не­го и от ко­го бы то ни бы­ло,но ока­за­лись бы та­ки­ми, ка­ки­ми их изо­бра­жа­ет фи­ло­соф­ское «воз­зре­ние»,—то ни от «ис­ти­ны», ни от «сущ­но­сти» ни­че­го бы не ос­та­лось. А ес­ли этотак, то, ста­ло быть, тео­рия по­зна­ния, ко­то­рая хо­чет быть как мож­но мень­шетео­ри­ей и про­ник­нуть в «бы­тие», со­сто­ит не в том, чтоб спа­сать или оп­рав­ды­ватьне­за­ви­си­мость то­го, что она име­ну­ет «das Ansichseiende» бы­тия в се­бе,т. е. обод­ран­но­го ми­ра, а чтоб при­нять и нау­чить­ся ви­деть сущ­ность бы­тия в том ми­ре, ко­то­рый хоть и за­ви­ситили да­же имен­но по­то­му, что за­ви­сит от субъ­ек­та (т. е. от жи­во­госу­ще­ст­ва), име­ет все то, за что его сто­ит лю­бить и це­нить. Ис­тин­но су­щееоп­ре­де­ля­ет­ся в тер­ми­нах ис­тин­но важ­но­го и ис­тин­но цен­но­го»/240/.

Здесь со­вер­шил­сяряд чу­дес­ных пре­вра­ще­ний. Субъ­ект и объ­ект, ис­кус­ст­вен­но ото­рван­ныедруг от дру­га, вме­сте с тем на­хо­ди­лись во взаи­мо­за­ви­си­мо­сти; в му­чи­тель­номэтом от­но­ше­нии оба ут­ра­ти­ли свою сво­бо­ду. Че­ло­ве­ку при­хо­ди­лось от­ка­зы­вать­сяот се­бя, да­бы «под­нять­ся» (точ­ней: «ис­па­рить­ся») до не­ес­те­ст­вен­но­госо­стоя­ния, ко­гда у не­го не ос­та­ва­лось уже дру­гих ин­те­ре­сов, за ис­клю­че­ни­емобъ­ек­тив­но­го по­зна­ния. Но стои­ло субъ­ек­ту пре­вра­тить­ся в лич­ность— и тот­час же вслед за субъ­ек­том ис­па­рил­ся фан­том «объ­ек­та», вме­стесо всею сфе­рой го­лой объ­ек­тив­но­сти, ко­то­рая не за­ви­сит яко­бы от нас.Че­ло­век ожил, мир за­зву­чал — и про­сия­ла ра­ду­га. Быв­ший субъ­ект и быв­шийобъ­ект (име­нуе­мые в даль­ней­шем че­ло­век и мир) вос­со­еди­ни­лись оба по­слеты­ся­че­ле­тий на­силь­ст­вен­но­го рас­ще­п­ле­ния, при этом оба обо­га­тив­шись.Му­чи­тель­но за­ви­сив­шие друг от дру­га в от­чу­ж­де­нии — в вос­со­еди­не­нииоба об­ре­ли сво­бо­ду. Ни субъ­ек­та, ни объ­ек­та не ос­та­лось да­же в «сня­том»ви­де... Тос­кую­щая по «син­те­зу» но­вей­шая нау­ка не мыс­лит син­те­за безана­ли­за; что ска­жет нау­ка на­счет та­ко­го син­те­за?