Бог — жив, ибо да­же«веч­ные ис­ти­ны», пре­дель­ные эти стол­пы че­ло­ве­че­ско­го ра­зу­ме­ния,тво­рят­ся им по сво­ему ус­мот­ре­нию и по ус­мот­ре­нию Его мо­гут быть пре­об­ра­же­ны.Как раз эти ис­ти­ны — от­вле­чен­ны и бес­со­дер­жа­тель­ны, Бог же кон­кре­тени все­мо­гущ (ес­ли под кон­крет­но­стью, как и под со­дер­жа­тель­но­стью, мыс­литьне то, что мыс­лил Ге­гель: не раз­ви­тость опо­сре­до­ван­ных оп­ре­де­ле­ний,но — твор­че­скую си­лу). Во­об­ще, не мо­жет быть ис­тин­ной ни­ка­кая ис­ти­на,кро­ме той, ко­то­рая Им со­тво­ре­на. И все, что со­тво­ре­но Им, мо­жет ока­зать­сяис­тин­ным.— И вот как го­во­рит Шес­тов об от­но­ше­нии Бо­га к та­ко­му, на­при­мер,веч­но-ис­тин­но­му Его «оп­ре­де­ле­нию» как не­из­мен­ность: «...Богне­из­ме­нен по­то­му и по­столь­ку, по­сколь­ку Он из­ме­нять­ся не хо­чет ине на­хо­дит нуж­ным. Ко­гда Ав­ра­ам, отец ве­ры, при­во­дит со­об­ра­же­ния вза­щи­ту Со­до­ма и Го­мор­ры, Бог спо­кой­но их вы­слу­ши­ва­ет и, вняв им, ме­ня­етсвое ре­ше­ние. Та­ких при­ме­ров в Биб­лии сколь­ко угод­но...» /202/.— Ко­гдауп­ре­ка­ют Шес­то­ва в «бес­со­дер­жа­тель­но­сти» ве­ры — за­бы­ва­ют о бу­к­валь­номот­но­ше­нии его к Св. Пи­са­нию, столь ред­ко­ст­ном для по­след­них сто­ле­тий.А ведь имен­но бу­к­валь­ное от­но­ше­ние к Биб­лии да­ет со­дер­жа­тель­ностьре­ли­ги­оз­ной мыс­ли, по­то­му что бо­лее на­деж­но­го ис­точ­ни­ка для ре­ли­ги­оз­ноймыс­ли, не­же­ли жи­вые об­ра­зы и кон­крет­ные сло­ва От­кро­ве­ния,— нет ибыть не мо­жет. Ал­ле­го­ри­че­ские же тол­ко­ва­ния Пи­са­ния ве­дут толь­ко кбес­со­дер­жа­тель­но­сти ве­ры, к рас­пы­ле­нию ее со­дер­жа­ния, к не­ве­рию.По­ра­зи­тель­но: чем бо­лее лич­но, из соб­ст­вен­но­го ду­хов­но­го опы­та ис­хо­дя,мыс­лит че­ло­век (Кир­ке­гор, Дос­то­ев­ский, сам Шес­тов) — тем бу­к­валь­неевос­при­ни­ма­ет он Пи­са­ние; ни­ка­ко­го про­ти­во­ре­чия ме­ж­ду сло­ва­миОт­кро­ве­ния и лич­но­стью на по­вер­ку не ока­зы­ва­ет­ся: на­столь­ко близ­каБиб­лия серд­цу че­ло­ве­ка. И на­бо­рот: чем «объ­ек­тив­нее» ста­ра­ет­ся мыс­литьфи­ло­соф, чем упор­ней го­нит­ся за веч­ны­ми и все­об­щи­ми ис­ти­на­ми — тембез­на­деж­ней уда­ля­ет­ся он от ду­ха и бу­к­вы веч­ной кни­ги!

Ве­ра Шес­то­ва кон­крет­наи со­дер­жа­тель­на еще по­то­му, что ес­ли Бог мо­жет по сло­ву ве­рую­ще­го«ме­нять ре­ше­ние», то тем са­мым ут­вер­жда­ет­ся си­ла мо­лит­вы, воз­мож­ностьче­ло­ве­че­ско­го дер­за­ния, выс­шее пра­во че­ло­ве­ка вли­ять на «ход ве­щей»и ме­нять его.— Шес­тов не­од­но­крат­но го­во­рит о «...Бо­ге огор­чаю­щем­ся,гне­ваю­щем­ся, ра­дую­щем­ся, вме­ши­ваю­щем­ся в са­мые буд­нич­ные де­ла лю­дей»/180/. — Он от­стаи­ва­ет ве­ру в «...биб­лей­ско­го Бо­га, ра­дую­ще­го­ся,гне­ваю­ще­го­ся, огор­чаю­ще­го­ся, пре­вра­щаю­ще­го в ви­но во­ду, по­мо­гаю­ще­гоев­ре­ям про­хо­дить че­рез мо­ре и т. д.» /184/.— В этом кон­це­ляр­ски-су­хом«и т. д.» как раз и кро­ет­ся бу­к­валь­ное, да­же до­ку­мен­таль­ное от­но­ше­ниеШес­то­ва к по­ве­ст­во­ва­нию Биб­лии.

Ра­зум от­кры­ва­ет до­ро­гупо­зна­нию — ве­ра от­кры­ва­ет до­ро­гу твор­че­ст­ву.— «Бог ни­че­го не «зна­ет»,Бог все тво­рит» /147/.— В свя­зи с твор­че­ст­вом Шес­тов со­вер­шен­нопо-но­во­му (хо­тя и ори­ен­ти­ру­ясь на Лю­те­ра) го­во­рит о сво­бо­де.—«В той же кни­ге Бы­тия пе­ре­да­ет­ся, что ко­гда Бог соз­дал всех жи­вот­ныхи всех птиц, Он при­вел их к че­ло­ве­ку, что­бы­ ви­деть, как он их на­зо­вет— «а как на­зо­вет че­ло­век ду­шу жи­вую, так и имя ей /164/.— «Сво­бод­но­мусу­ще­ст­ву при­над­ле­жит су­ве­рен­ное пра­во на­ре­кать все ве­щи свои­мииме­на­ми и, как он их на­зо­вет, так они и име­но­вать­ся бу­дут» /103/.— Богна­де­лил че­ло­ве­ка твор­че­ским да­ром, и твор­че­ский дар за­клю­чен был вэтом су­ве­рен­ном пра­ве — на­ре­кать име­на. И это бы­ла сво­бо­да —сво­бо­да! — сво­бо­да на­ре­кать име­на. Это бы­ла един­ст­вен­ная, по Шес­то­ву,дей­ст­ви­тель­ная сво­бо­да — сво­бо­да до­б­ра. Гре­хо­па­де­ние же по­ста­ви­лоче­ло­ве­ка на путь по­зна­ния, ли­шив его да­ра сво­бо­ды. Ве­ра ус­ту­пи­ламе­сто ра­зу­му; твор­че­ст­во ус­ту­пи­ло ме­сто по­зна­нию; то­гда-то и твор­че­скаясво­бо­да ус­ту­пи­ла ме­сто лже-сво­бо­де — то­му, что зо­вем мы «сво­бо­дойвы­бо­ра» ме­ж­ду доб­ром и злом...— «И Адам до гре­хо­па­де­ния был при­час­тенбо­же­ст­вен­но­му все­мо­гу­ще­ст­ву и толь­ко по­сле па­де­ния по­пал подвласть зна­ния,— и в тот мо­мент ут­ра­тил дра­го­цен­ней­ший дар Бо­га, сво­бо­ду»/147/.— «Сво­бод­ный че­ло­век мог не до­пус­тить зло вой­ти в мир, а те­перь —он мо­жет толь­ко «вы­би­рать» ме­ж­ду злом, ко­то­рое ему не­под­вла­ст­но, идоб­ром, ко­то­рое то­же ему не­под­вла­ст­но» /103/.— Са­мые зна­чи­тель­ныеиз фи­ло­соф­ских сис­тем го­во­рят имен­но о сво­бо­де вы­бо­ра ме­ж­ду доб­роми злом, и они ут­вер­жда­ют диа­лек­ти­ку сво­бо­ды и не­об­хо­ди­мо­сти, при­чемяв­но или тай­но скло­ня­ют­ся са­ми на сто­ро­ну не­об­хо­ди­мо­сти. По­то­муШес­тов и го­во­рит о не­под­вла­ст­но­сти со­вре­мен­но­му че­ло­ве­ку до­б­раи зла, смы­ка­ясь с уче­ни­ем Лю­те­ра о по­ра­бо­щен­ной во­ле.— «И что,— ком­мен­ти­руяЛю­те­ра, спра­ши­ва­ет Шес­тов,— ес­ли Бог при­бег­нул к труб­ным зву­кам, гро­мами мол­ни­ям /.../ лишь по­то­му, что ина­че нель­зя бы­ло вер­нуть оце­пе­нев­шейв ле­тар­гии, по­лу­мерт­вой че­ло­ве­че­ской ду­ше ее ис­тин­ную сво­бо­ду,—т. е. раз­ре­шить ее от по­ви­но­ве­ния /.../ и, та­ким об­ра­зом, при­об­щитьк ис­ти­не?» /110/.— Зна­ние, «про­дукт» пер­во­род­но­го гре­ха, по­ра­бо­ща­етче­ло­ве­ка. Сво­бо­да воз­вра­ща­ет­ся че­рез твор­че­ст­во, по­то­му что из­на­чаль­ноче­ло­ве­ку бы­ла да­на сво­бо­да — на­ре­кать име­на.

Твор­че­ст­во как про­стран­ст­восво­бо­ды — не слу­чай­ная мысль и не от­вле­чен­ное по­ня­тие для Шес­то­ва.Твор­че­ский путь — как про­ти­во­вес пу­ти по­зна­ния — ут­вер­жда­ет­ся имдей­ст­вен­но и жи­во. Твор­че­ст­во ху­до­же­ст­вен­ное час­то бли­же ему сво­имду­хом, не­же­ли про­фес­сио­наль­ная фи­ло­со­фия ра­цио­на­ли­стов. От­сю­да— по­сто­ян­ные ссыл­ки на Шек­спи­ра, Пуш­ки­на,— не го­во­ря уж о Дос­то­ев­ском,ко­то­ро­го Шес­тов, как и вся рус­ская фи­ло­соф­ская тра­ди­ция, при­зна­етве­ли­ким фи­ло­со­фом. И де­ло не в ци­та­тах во­все, объ­яс­не­ние ле­жит го­раз­доглуб­же. Са­мо по­строе­ние кни­ги Шес­то­вым, сам слог его по­ве­ст­во­ва­ния— мно­го бли­же об­раз­ной по­эти­ке, не­же­ли тех­ни­ке умо­зре­ния.

(Для срав­не­ния — ред­чай­шеев ис­то­рии за­пад­но­ев­ро­пей­ской мыс­ли при­зна­ние: «В ис­кус­ст­ве мы име­емкак до­ку­мент фи­ло­со­фии, так и ее един­ст­вен­ный из­веч­ный и под­лин­ныйор­га­нон, бес­пре­стан­но и не­ук­лон­но все на­но­во сви­де­тель­ст­вую­щий отом, че­му фи­ло­со­фия не в си­лах по­дыс­кать внеш­не­го вы­ра­же­ния...»— Ф.В. И. Шел­линг. «Сис­те­ма транс­цен­ден­таль­но­го идеа­лиз­ма». Л., 1936, с.393.— В том «лишь» раз­ни­ца, что, по Шес­то­ву, эти «до­ку­мент и ор­га­нон» исви­де­тель­ст­ву­ют-то не о том же,— так что де­ло от­нюдь не толь­ково внеш­нем вы­ра­же­нии...)

Шес­тов ре­ши­тель­ноопол­ча­ет­ся на цен­зу­ру в пла­то­но­вом наи­луч­шем по­ли­се, на «уход» Со­кра­таот по­этов, на ари­сто­те­ле­во «мно­го лгут пев­цы». Ка­мень, от­верг­ну­тыйстрои­те­ля­ми, ло­жит­ся во гла­ву уг­ла. Шес­тов на­хо­дит у по­этов ту прав­ду,ко­то­рая стра­шит фи­ло­со­фов. Ор­фей от­прав­ля­ет­ся за Эв­ри­ди­кой в ад,Пиг­ма­ли­он ожив­ля­ет воз­люб­лен­ную ста­тую, в «Еги­пет­ских но­чах» юно­шаце­ною жиз­ни до­бы­ва­ет ночь воз­люб­лен­ной. Ор­фей, Пиг­ма­ли­он, име­ни ве­камне пе­ре­дав­ший юно­ша — ста­но­вят­ся со­юз­ни­ка­ми Шес­то­ва про­тив Со­кра­та,Спи­но­зы, Ге­ге­ля. По­доб­ным же об­ра­зом со­юз­ни­ка­ми его ста­но­вят­сяДос­то­ев­ский, Кир­ке­гор, Иов.

Фил­ос­офия Шес­то­вачрез­вы­чай­но по­этич­на. Для срав­не­ния:

«Бог ни­че­го «не зна­ет»,Бог все тво­рит» /147/.

«Ве­рую­щий идет впе­ред,не ог­ля­ды­ва­ясь, ни о чем не за­га­ды­вая, не спра­ши­вая, ку­да он идет.

Уче­ный, пре­ж­де, чемсдив­нуть­ся с мес­та, ози­ра­ет­ся во­круг се­бя, спра­ши­ва­ет, опа­са­ет­ся:он впе­ред хо­чет знать, ку­да он идет» /244/.