Христианство, знаменуясобой ни с чем не сравнимый по значению всемирно-исторический переворот,не могло не означать и переворота в философии. В этом смысле, в планефилософии, представление о сотворенной истине — центральное.Вот потому-то представление о сотворенной истине подверглось настолькояростным атакам со стороны мудрецов новой эры. Ведь философы — тайноили явно — во все времена жаждали править миром от имени своих несотворенныхистин; теперь же град земной навеки отнимался у них во имя Града Небесного,где правит не подвластный никаким «истинам» Бог, а пути к Нему разыскиваютсяверой, Царство Его берется силой и принадлежит нищим духом... Мудрецысделали свое дело. Первые Соборы проклинали гностиков, пелагианцев— но те (выражаясь на уродливом языке, столь родном и понятном нашимсоотечественникам и современникам), «будучи организационноразгромлены, идейно не разоружились». Церковь, неоднократно отвергаяна словах несотворенную истину, с недостаточной последовательностьюутверждала выводы из представления об истине сотворенной. Поэтомудаже в благочестивой средневековой схоластике мысль о сотвореннойистине проведена столь невнятно. Об эмансипировавшихся от Церквимыслителях нового времени и говорить нечего. Шестов увлеченнораскручивает эту историко-философскую нить. Парадоксально, что сотвореннуюистину «признавал» адепт рационализма, отец новой философии — Декарт.Но у Декарта «признание» это являло черты лишь формальной отговорки.Однако, и за подобное «признание» на Декарта обрушивался Лейбниц.Кант, как известно, пытался из «морального закона» выводить Бога, ане наоборот. И для Гегеля мысль о сотворенной истине была мучительной.Жаль, Шестов не говорит о Марксе и марксизме. В марксизме сотвореннаяистина как бы воскресает; более того — марксистская диалектика,особенно в сфере этики и политики, вся пронизана духом сотвореннойистины. Нужно ли говорить, что в этой точке, как и во многих других,марксизм лишь пародирует христианство жалким и вместе с тем жуткимобразом? Сотворенная истина оборачивается элементарной корыстнойбессовестностью («нравственно то, что способствует...— и т. д.);творит эту истину не Бог, но классы и политические партии... в то самоевремя, когда марксизм вырвал из ослабевших рук Церкви сотворенную истину,дабы изуродовать ее до неузнаваемости в своих бесчеловечных целях— и в то самое время, когда Шестов пытался отстоять сотворенную истинув своей книге — в то время внутри самой Церкви предпринимались попыткиот сотворенной истины избавиться. Один из наиболее одаренных представителейт. н. русского религиозного ренессанса, о. С.Булгаков, развиваяидеи другого блестящего религиозного мыслителя — о. П.Флоренского,—в те самые 30-e годы отстаивал мысль о «несотворенной Софии», мысль,венчавшую собой богословско-философские построения Булгакова. Резкаяцерковная полемика вокруг «несотворенной Софии» не могла не волноватьШестова. Философски Булгаков Шестову близок не был. Но жизненные ихсудьбы, сплетавшиеся во многом — от давней кружковой близости до общейболи за Бога и родину — были не столь уж далеки друг от друга.
Существенно нетолько само отстаивание Шестовым сотворенной истины; существенното место, которое мысль о сотворенной истине занимает вовзглядах Шестова. Следовало бы внимательно вчитаться в такой, например,отрывок.— Формальное признание сотворенной истины Декартом, будьоно приведено и развито во всей декартовской философии,— «...навсегдаи окончательно оторвало бы новую философию от древней и заставилобы ее поставить себе свои собственные, совсем не существовавшие длягреков задачи, отыскать новые «первичные принципы» и радикально изменитьвсю «технику мышления». Сотворенная истина, истина, над которойСын Человеческий, как и над субботой, всегда остается господином,равно как и добро, имеющее своим источником ничем не ограниченнуюволю Божию, для греков есть contradictio in adjecto (противоречие в терминах),есть, стало быть, нечто невозможное и притом еще мерзость запустения.Идея сотворенной истины возвращает нас к тому состоянию невинностии неведения, о котором говорится в книге Бытия, но это полагает конецрациональной философии» /220/.
Сотворенная истинаполагает конец рациональной философии — вплоть до того, что заставляетрадикально изменить технику мышления! Техника мышления помещаетсядревними и новыми рационалистами в исключительное владение гносеологии,даже таких ее специальных отделов, как логика. Гносеология же и логикадолжны как будто строиться из себя самих, на основе собственных каких-топредпосылок а priori. Более того: «черпающий из себя разум» (Гегель)жаждет на основе тех же предпосылок выстроить онтологию, этику, аксиологию;«из себя» черпает разум «модель» бытия, нравственный закон, иерархиюценностей. И как разум присудит — так тому и быть: даже если речь идето Боге, бессмертии, свободе,— не говоря уж о «технике мышления». Судьяже — стращал Гегель — «...должен держаться закона, выносить решения,не отклоняясь от закона, не принимая оправданий, должен судить нелицеприятно»./Энциклопедия философских наук, т. 1. Наука логики. 80, прибавление.—М., 1975, c. 203/.— Шестов же (и это поражает!) саму гносеологическуюреволюцию обосновывает не какими-то гносеологическими предпосылками,но — потребностью в ценности. Гносеология и логика черпаютсяне «из себя», но — из метафизики, из онтологии, даже из такой «заинтересованной»области, как аксиология. С точки зрения рационализма — это прямоенасилие над интеллектуальной совестью. Начало как бы выводится изрезультата, подгоняется под ответ. На деле, однако, речь идет не о«результате», но — именно о потребности. Шестов и говорит постоянноо едином на потребу. Ценности и нужда в них мира и человека,мерящий эти ценности Творец,— вот кто (Кто) создает на деле «гносеологическиепредпосылки» обновленной религиозной философии — вплоть до новойтехники мышления. Совесть — не «интеллектуальную», но живую человеческуюсовесть,— это никоим образом не затрагивает.
Между прочим: у самих-торационалистов — полно, неужто вправду проделывается у них чинновесь этот путь, от начала (гносеология) к результату (истина, ценность)?..Быть может, их путь — тот же: от потребности в ценности — к выбору способа,как овладеть ценностью?.. Но — во-первых — они в этом никогда не признаются.Во-вторых же,— сами ценности их, если не пусты и бессодержательны,то суетны и сомнительны. Кто в этом усомнится — тому следовало быприпомнить древний завет философов: если хочешь подчинить себе все,подчинись разуму! — Делают обыкновенно упор на второй части замечательногоэтого афоризма. Но древним-то была много понятней первая... и — вотона, гносеологическая предпосылка! Те же, кто философствует, какэто принято сегодня, в стиле академическом и стремления «все подчинить»не декларирует,— те пусть перечтут юношеские свои дневники... Самоеже существенное: независимая от ценностей выработка гносеологии,даже если она осуществляется как критика разума (но — критика самимже разумом),— чересчур уж напоминает «самокритику», принятую вКПСС.Чисто методологически выработка эта не может оказаться ничем,кроме порочного круга... Разум хитрее веры, но вера — честней познания.