А ес­ли се­го­дня в мо­с­ков­скомхра­ме, в го­ло­во­кру­жи­тель­ном ко­ле­ба­нии пас­халь­ных све­чей, ду­шу нео­фи­таза­хле­сты­ва­ет вос­торг — то вряд ли ему сто­ит то­ро­пить­ся с ут­вер­жде­ния­мио все­об­щем ре­ли­ги­оз­ном воз­ро­ж­де­нии, хо­тя имен­но так он и пе­ре­жи­ва­етсо­вер­шаю­щее­ся с ним. Как не сто­ит ему и скеп­ти­че­ски рас­сеи­вать соб­ст­вен­ноечув­ст­во. Глу­бо­кое, че­ст­ное, до кон­ца пе­ре­жи­ва­ние лич­но­го свер­ше­нияна­ря­ду с трез­вой оцен­кой со­вер­шаю­ще­го­ся во­круг — вот что пло­до­твор­но,вот что мож­но вы­чи­тать из кни­ги Ио­ва.

Ио­ву так и не бы­лода­но при­ми­рить­ся с ут­ра­той. Ему бы­ло да­но дру­гое. Был от­крыт ис­точ­ник— от­ку­да чер­пать си­лы. «При­ни­мать» или «не при­ни­мать» — это все­го толь­кодве сто­ро­ны мерт­во-стра­да­тель­но­го от­но­ше­ния к жиз­ни, ко­то­ро­му чу­ж­дався иу­део-хри­сти­ан­ская тра­ди­ция. Ис­кать но­вой жиз­ни — дру­гое,твор­че­ское из­ме­ре­ние. В ко­неч­ном сче­те — ре­ли­ги­оз­но-твор­че­ское.Твор­че­ский ис­точ­ник от­крыл­ся Ио­ву в кра­со­те и мо­щи ми­ро­зда­ния.

И не но­вое сча­стье,не но­вые де­ти — и не «по­сте­пен­но», не со вре­ме­нем — воз­ро­ди­ли к жиз­ниИо­ва. Пря­мо в ре­чи Гос­по­да из бу­ри уже от­кры­лась Ио­ву но­вая жизнь — ино­вое сча­стье, но­вые де­ти ее лишь по­гло­ти­ли и уп­ро­чи­ли со­бой.

Ко­гда же ве­лик Иов? Он и пре­ж­де, и те­перь ве­лик. Его ве­ли­чиев его ве­ре. Она как страх Бо­жий вы­сту­па­ла в дни бла­го­ден­ст­вия.И она же как взы­скую­щее дер­за­ние вы­сту­пи­ла пе­ред ли­цом ка­та­ст­ро­фы.

Бо­го­бо­яз­нен­ностьИо­ва не бы­ла «нрав­ст­вен­но­стью», как его дер­за­ние не есть де­ка­дент­ский«бунт». Нрав­ст­вен­ность — бес­поч­вен­ная, об­ще­обя­за­тель­ная для всех —без­лич­на. Бунт без­бо­жен. Страх же Ио­ва, как и его дер­за­ние, есть ин­тим­ноеот­но­ше­ние к лич­но­му Бо­гу. Дер­зая, Иов не «от­ри­ца­ет» Гос­по­да,но пе­ред ли­цом Его от­стаи­ва­ет свою прав­ду.

Ве­лик Иов и в тре­тийраз. Ко­гда в ре­чи Гос­по­да из бу­ри на­шел ис­точ­ник но­вой жиз­ни — и сме­лосту­пил на этот путь. Иов был и ос­тал­ся уго­ден Гос­по­ду. Ина­че как тол­ко­вать:

...ска­зал Гос­подьЕли­фа­зу Фе­ма­ни­тя­ни­ну: го­рит гнев Мой на те­бя и на двух дру­зей тво­ихза то, что вы го­во­ри­ли о Мне не так вер­но, как раб Мой Иов (42.7).

И что же та­ко­го ска­зало Гос­по­де Иов с его дерз­ки­ми во­пля­ми? Но и Гос­подь — что та­ко­го от­крылИо­ву, что тот в двух сло­вах рас­счи­тал­ся с раз­ру­шен­ной жиз­нью сво­ей?Это для трех муд­ре­цов тай­на: что за раз­го­вор со­сто­ял­ся у Гос­по­да с Ио­вом,ка­кие же это от­но­ше­ния ме­ж­ду Ним и Его ра­бом? — Гос­подь уда­ля­ет их.

Итак возь­ми­те се­бесемь тель­цов и семь ов­нов и вой­ди­те и ра­бу Мо­ему Ио­ву и при­не­си­те засе­бя жерт­ву; и раб Мой Иов по­мо­лит­ся за вас, ибо толь­ко ли­цо его Я при­му,да­бы не от­верг­нуть вас за то, что вы го­во­ри­ли Мне не так вер­но, как рабМой Иов (42.8).

Трое муд­ре­цов, мож­нопред­по­ло­жить, так и по­сту­пи­ли. Бы­ли они все-та­ки людь­ми та­ко­го скла­да,что у них и от соб­ст­вен­ных мрач­ных от­кро­ве­ний во­ло­сы вста­ва­ли ды­бом...

И бла­го­сло­вил Богпо­след­ние дни Ио­ва бо­лее, не­же­ли преж­ние... (42.12).

Са­та­на не до­ж­дал­сяот Ио­ва ху­лы на Гос­по­да. Так раз­ре­ша­ет­ся спор об Ио­ве на не­бе­сах, от­кры­ваю­щихкни­гу. Зна­ме­ни­тый во­прос: ис­ку­ша­ет ли Бог? Мо­жет по­спеш­но пред­ста­вить­ся:да,— как буд­то вся кни­га ведь об этом. Но в кни­ге с са­мо­го на­ча­ла раз­гра­ни­че­но:Гос­подь пре­да­ет Ио­ва ис­ку­си­те­лю — ис­ку­ша­ет же че­ло­ве­ка Са­та­на,то есть, по смыс­лу это­го сло­ва, дух про­ти­во­ре­чия, пре­ко­сло­вия, тяж­бы.Враг ро­да че­ло­ве­че­ско­го. Он ис­ку­ша­ет Ио­ва ро­ком, че­ре­дой ка­та­ст­роф.Но он же есть дух по­зна­ния (кн. Бы­тия). По­это­му к ис­ку­ше­ни­ям судь­быдо­бав­ля­ют­ся ис­ку­ше­ния ра­зу­ма. Ио­ва му­чат муд­ре­цы. Не­спра­вед­ли­во­стима­ло — на­до еще за­ста­вить Ио­ва при­нять ее за спра­вед­ли­вость.

Ко­ле­са ты­ся­че­ле­тийшу­ме­ли, не­ся ми­ру пе­ре­ме­ны за пе­ре­ме­на­ми. Но му­ка Ио­ва веч­на —как со вре­мен Ура веч­на ис­ку­шаю­щая че­ло­ве­ка муд­рость. И в наш век, ко­гдане­бы­ва­лые мас­со­вые на­си­лия не от­ме­ни­ли не­из­беж­но­сти уми­рать води­ноч­ку,— и в наш век чи­та­ем о ред­чай­шем и му­чи­тель­ней­шем ро­де ре­ли­ги­оз­нойжиз­ни:

«...ко­гда че­ло­век...за свою го­ряч­ность, или, вер­нее,  пре­дуз­нан­ный Бо­гом, по­лу­ча­ет ве­ли­куюбла­го­дать, бла­го­дать со­вер­шен­ных» (Ие­ро­мо­нах Соф­ро­ний. Ста­рец Си­лу­ан.—Па­риж, 1952, c. 14).

Что это за «го­ряч­ность»,ко­то­рую вер­нее на­звать бо­же­ст­вен­ной пре­дуз­нан­но­стью? И по­че­мусам Си­лу­ан, один из позд­них афон­ских стар­цев, пе­ре­жи­вал даль­ней­шее те­че­ниесво­ей жиз­ни как бо­го­от­став­лен­ность и го­во­рил: «вы не мо­же­те по­нятьмо­ей скор­би» или «кто не по­знал Гос­по­да, тот не мо­жет с пла­чем ис­катьЕго» (там же)?.. Не срод­ни ли все это — со­вер­шив­ше­му­ся с Ио­вом? Не тамли ис­ток — под твер­ды­ми, как ли­тое зер­ка­ло, не­бе­са­ми?

За то, как от­стаи­валИов прав­ду свою,— ему не дос­та­лось ми­ра, пе­ре­де­лан­но­го по его прав­де.Од­на­ко не­что боль­шее дос­та­лось ему. При­чем не в по­след­нюю оче­редькак раз за то, как он от­стаи­вал свою прав­ду. Ио­ву дос­та­лосьпри­ча­ст­ность твор­че­ской кра­со­те и мо­щи Божь­е­го ми­ра. В этом ис­токно­вой жиз­ни от­крыл­ся ему.

Все с лих­вой воз­вра­ти­лосьИо­ву, Гос­подь от­вел от не­го ру­ку вра­га.

И умер Иов в ста­рос­ти,на­сы­щен­ный дня­ми (42.17).

Ян­варь-фев­раль1981;

сен­тябрь-ок­тябрь1984;

                                                                                            ап­рель1985   

ВЕ­РА, БОРЬ­БА И СО­БЛАЗН ЛЬВА ШЕС­ТО­ВА

(Сво­бод­ный кон­спект кни­ги «Афи­ны и Ие­ру­са­лим»)

«Мы «при­ни­ма­ем»,что по­зо­рят на­ших до­че­рей, уби­ва­ют сы­но­вей, раз­ру­ша­ют ро­ди­ну, чтоDeum nullum scopum vel finem habere (Бог не име­ет ни­ка­ких це­лей или на­ме­ре­ний),что ме­та­фи­зи­ке, ко­то­рой до это­го нет ни­ка­ко­го де­ла, еще пред­сто­итре­шать, есть ли Бог, бес­смерт­на ли на­ша ду­ша, сво­бод­на ли на­ша во­ля, амы, ко­то­рым это важ­нее все­го на све­те, при­ну­ж­де­ны, по­да­вив­ши в се­бевсе lugere et detestari (скор­беть и не­на­ви­деть), aequo amino (рав­но­душ­но)под­чи­нить­ся впе­ред вся­ко­му ре­ше­нию, ка­кое бы ме­та­фи­зи­ка ни вы­не­сла,и еще ви­деть в сво­ей по­кор­но­сти доб­ро­де­тель, а в доб­ро­де­те­ли выс­шеебла­жен­ст­во» /152/.*

Так го­во­рил во вто­ройпо­ло­ви­не 30-x го­дов на­ше­го сто­ле­тия Лев Шес­тов, рус­ский фи­ло­соф.

Ка­ж­дый ощу­тит, на­сколь­косам тон этой ре­чи не­при­вы­чен, чужд фи­ло­со­фии как та­ко­вой — по край­нейме­ре, фи­ло­со­фии, как мы при­вык­ли вос­при­ни­мать ее. Шес­тов и бо­рол­сявсю жизнь с фи­ло­со­фи­ей, как мы при­вык­ли вос­при­ни­мать ее. В на­шем упот­реб­ле­ниифилософское от­но­ше­ние к жиз­ни — сплошь и ря­дом оз­на­ча­ет равнодушноеот­но­ше­ние к жиз­ни; для Шес­то­ва та­кое упот­реб­ле­ние не­при­ем­ле­мо.

Тра­ди­цию ра­цио­на­ли­сти­че­ско­го«умо­зре­ния» он от­вер­гал с на­ча­ла и до кон­ца. Пар­ме­нид и Де­карт, Со­крати Спи­но­за, Ари­сто­тель и Ге­гель, Се­не­ка и Гус­серль — на­столь­ко раз­ные,под­час бо­ров­шие­ся ме­ж­ду со­бой мыс­ли­те­ли,— пред­ста­ли Шес­то­ву еди­нымвра­ж­деб­ным фрон­том. Це­лая дис­ци­п­ли­на — ис­то­рия фи­ло­со­фии — сде­ла­ласво­им пред­ме­том пе­ри­пе­тии взаи­мо­от­но­ше­ний ме­ж­ду фи­ло­со­фа­ми,Шес­тов же со­брал эти пе­ри­пе­тии во­еди­но и от­верг это един­ст­во ра­зом.Он от­крыл и пред­ло­жил на­ше­му вни­ма­нию тот ра­курс, в ко­то­ром еди­ня­щеестоль раз­лич­ных мыс­ли­те­лей на­ча­ло об­на­ру­жи­ва­ет­ся без оби­ня­ков.