Когда умрет человек,то будет ли он опять жить? Во все дни определенного мне времени я ожидалбы, пока придет мне смена (14.14).
И тревога эта в другом,еще более невероятном отрывке — обращается в дерзновенную жаждуувидеть Бога.
А я знаю, что Искупительмой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожумою сию, и я плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам: мои глаза, не глазадругого, увидят Его (19.25-27).
Все это — на грани междупророчеством и кощунством. Первоначальные читатели книги былипроникнуты представлением о смертельной опасности, грозящей тому,кто осмелился бы воочию лицезреть Бога. Здесь гибель и бессмертиесталкиваются в рискованной близости. Бессмертие выражено уже впрямой надежде («восставит из праха... кожу мою»), не в одном толькосмертном томлении. Намек на будущее Откровение мерцает и в подбореслов — если верно, что Св. Ироним перевел как Искупитель еврейскоеслово «гоэл» (кровный мститель, избавитель, милосердный судья) потомуименно, что слово это раввины-талмудисты применяли и к Мессии.
Но прежде всего БогИова — Творец (как, впрочем, и в первом члене нашего Символа Веры).Нелегко увязать: как это в отчаянии Иова — больше надежды, нежели вкажущемся приятии мира мудрецами? Почему его чуть ли не кощунственныевопли дают место свежему дыханию пророчества? — Не потому ли, что,ясно различая неустройство мира, Иов, с его обостренно-чуткой душой,так же ясно различает на вещах мира печать Творца?
Како Творце говорят о Боге и друзья Иова. Но для них это — лишь формальное, так сказать, признание. Признание«одного из предикатов Божества». Иов чувствует иначе:
И подлинно: спросиу скота, и научит тебя,— у птицы небесной, и возвестит тебе; или побеседуйс землею, и наставит тебя, и скажут тебе рыбы морские. Кто во всем этомне узнает, что рука Господа сотворила сие? (12.7-9).
И еще сильнее, как быпредваряя скорый ответ Самого Господа из бури:
Он распростер севернад пустотою, повесил землю ни на чем. Он заключает воды в облакахСвоих, и облако не расседается под ними. Он поставил престол Свой,распростер над ним облако Свое (26.7-9).
Богословие перемещаетсяв план чисто зрительный — пространственный! Бог Елифаза не видит мира,ибо «облака — завеса Его»; в глазах же Иова облако осеняет Его престол,не скрывая от Него мира. Если облако Им Самим сотворено, как и весьмир,— чего ради Творцу скрывать от Себя Самого любовно сотворенноеИм?
Но как ни тешат этиобразы наш литературный вкус — они отталкивают наш просвещенныйум. Пронизанная подобными же образами речь Господа из бури кажетсявышеупомянутому комментатору Библии построенной на «... антропоморфизмах,(...) соответствующих уровню научных знаний той эпохи».— Это протестантскаякритика прошлого столетия приучила нас мыслить так. Может, те богословыи хотели «как лучше», хотели оживить наше отношение к Св. Писанию.Породили они, однако, лишь цепную реакцию недоверия. Это их оценкина поверку раз за разом оказывались соответствующими «уровню знанийтой эпохи». Неоднократно приходилось, даже в мелочных деталях авторстваи датировок, возвращаться к прежней традиции от необоснованных«критических» открытий. Библия и вообще — не о том, ее вести не зависятот уровня эпох, ее образы всю историю освещают. Да и что ненаучного,к примеру, в образе висящей «ни на чем» земли? Чем противоречат этомутаинственному образу, чем проясняют его современные понятия сили полей? Разве эти, принятые для удобства работы с ними, современныепонятия — не заданы уже в изначальном образе властно повешенной«ни на чем» земли? Во всем мы кощунственно склонны «играть на понижение»,нам и в речи Господа мерещится «антропоморфизм» — а не наоборот, образи подобие Господа в нас самих!
Иов настолько остроощущает сотворенность сущего, что распространяет это ощущение и надуховный мир. Если мир сотворен, то и сама премудрость — сотворена.Самозаконному разуму Елифаза, Вилдада, Софара — не остается меставо вселенной.
И если в книге ПритчейСоломоновых мудрец говорит о Премудрости:
Она становится навозвышенных местах, при дороге, на распутиях; она взывает у воротпри входе в город, при входе в двери (Притч. 8.2-3),
то Иов недоумевает:
Но где премудростьобретается? и где место разума? Не знает человек цены ее, и она необретается на земле живых. Бездна говорит:не во мне она; и море говорит: не у меня (28.12-14).
Бездны не желаютзнать того, что знают мудрецы. Бездны отказываются свидетельствовать,будто премудрость вездесуща, а человеческая оценка окончательна.
Бог знает путь ее, иОн ведает место ее. Ибо Он прозирает до концов земли и видит под всемнебом (28.23-24).
И следует это — изсамого акта Творения:
Когда Он ветру полагалвес и располагал воду по мере, когда назначал устав дождю и путь длямолнии громоносной, тогда Он видел ее и явил ее, приготовил ее и ещеиспытал ее... (28.25-27).
Не только «видел»,но — приготовил, испытал, явил; потому видел, что Сам приготовил, испытал,явил. «Когда... ветру полагал вес»,— явление интеллектуальное (премудрость)поставлено здесь наряду с материальными: какое оскорбление разуму...
Не т‹ от Бога, что истинно— но т‹ истинно, что от Бога. В этом убеждении, которому тысячелетиябудет сопротивляться просвещеннейшая часть мыслящего человечества,—в этом убеждении тверд Иов. И пусть в уста самой Премудрости вложил великиймудрец такие слова:
...кто нашел меня,тот нашел жизнь, и получит благодать от Господа (Притч. 8.35),—
Иовом выстраданодругое: на ком Господня благодать, тот и премудрость найдет. Ибо егоГосподь
... сказал человеку:вот, страх Господен есть истинная премудрость, и удаление от зла — разум(28.28).
Премудрость естьстрах Божий и переживается человеком как личный дар, не как отвлеченнаянравственность, выводимая «духом разумения» из самого себя... Всеэто, собственно, есть воспоминание Иова, некогда владевшего этимдаром.
Теперь Иов не знает,чего хочет от него Господь. В отчаянье он выдерживает нападки всеболее озлобляющихся против него друзей. Ведь они хотят отобрать у негопоследнее, они яростно толкают его туда, где, Иов видит, нет Бога.
Сколько знаете вы,знаю и я; не ниже я вас (13.2).
Познаниями бывшийвождь и судья — мудрецам из земли мудрецов не уступит.
Многоречивые друзьямои! К Богу слезит око мое» (16.20).
Тут ударение на словеБог.
Заступись, поручисьСам за меня перед Собою! иначе кто поручится за меня? (17.3) — Выступайте,все вы, и подойдите: не найду я мудрого между вами (17.10).
И не находя Господа,не слыша Его ответа, Иов достигает предела в своем отчаянии. С точкизрения Елифаза, если Господь равнодушен и слеп — это в порядке вещей,вопить тут нечего, тут кончается мысль и начинается мудрое успокоение.Для Иова это непереносимо.
Но нет, я иду вперед— и нет Его, назад — и не нахожу Его... Зачем я не уничтожен преждеэтой тьмы, и Он не сокрыл мрака от лица моего! (23.8-17)