В «ужа­сах Божь­их»Иов ощу­ща­ет не от­сту­п­ле­ние Гос­по­да от се­бя — но, на­про­тив, по­вы­шен­ноек се­бе вни­ма­ние. Вновь это долж­но по­ра­зить со­вре­мен­но­го чи­та­те­ля.Муд­ре­цы Бо­жьи спра­вед­ли­вость ус­мат­ри­ва­ли в рав­но­ду­шии — да­же сле­по­тек ми­ру и че­ло­ве­ку. Иов же и не­спра­вед­ли­вость, ка­кая с ним стряс­лась,пе­ре­жи­ва­ет как пе­чать Гос­под­не­го вме­ша­тель­ст­ва. Обо­ст­рен­ное чув­ст­вопри­сут­ст­вия Гос­по­да где-то здесь, по­бли­зо­сти,— ключ ко все­му по­ве­де­ниюИо­ва.

Вот еще что от­кры­ва­ет­сяв «тяж­бе» Ио­ва с Гос­по­дом. «Ес­ли я со­гре­шил, то что я сде­лаю Те­бе»;«за­чем бы не про­стить мне гре­ха».— Сло­ва эти рис­ку­ют по­ка­зать­ся на­ив­ны­ми,да­же лег­ко­мыс­лен­ны­ми. И муд­ре­цы, и Иов убе­ж­де­ны в не­со­из­ме­ри­мо­стиГос­под­не­го су­да с че­ло­ве­че­ским. Но Бог муд­ре­цов рав­но­ду­шен, и не­со­из­ме­ри­мостьэта ска­зы­ва­ет­ся лишь в аб­со­лют­ной не­из­беж­но­сти, не­умо­ляе­мо­стивоз­мез­дия. По ве­ре же Ио­ва, сверх­че­ло­ве­че­ская при­ро­да Божь­е­го су­да— в Его без­мер­ном ве­ли­ко­ду­шии.

Пра­вед­ник, по мыс­лимуд­ре­цов, не мо­жет дос­тав­лять поль­зу Бо­гу. Греш­ник, по ве­ре Ио­ва, немо­жет на­нес­ти Ему ущерб. Ло­ги­че­ски — про­ти­во­ре­чия ме­ж­ду дву­мя су­ж­де­ния­микак буд­то нет. Но в ду­хов­ном смыс­ле — про­пасть не­про­хо­ди­мая.

Пре­дел че­ло­ве­че­ско­госу­да — спра­вед­ли­вость. А тут от­кры­ва­ет­ся воз­мож­ность Гос­под­не­го ми­ло­сер­дия,где оно че­ло­ве­ку и не сни­лось.

Тол­куя весь от­ры­воккак иро­ни­че­ский, упо­мя­ну­тый вы­ше ком­мен­та­тор лишь и мо­жет оце­нитьэтот по­во­рот мыс­ли как «не­ожи­дан­ный». И прав­да: с че­го Иов во­об­ще упо­ми­на­ето сво­ей ви­не, ко­гда все его ре­чи — стра­ст­ное ут­вер­жде­ние соб­ст­вен­нойне­ви­нов­но­сти? Од­на­ко все де­ло — в той го­ло­во­кру­жи­тель­ной ин­тим­но­сти,в той пря­мо­те, с ка­кой об­ра­ща­ет­ся к Гос­по­ду Иов. Та­ко­во со­стоя­ниеего ду­ши, что, будь да­же он ви­но­вен, он об­ра­тил­ся бы к Гос­по­ду — «че­резго­ло­ву» уте­ши­те­лей, за ко­то­ры­ми он не при­знал бы пра­ва на суд. Это отих су­да, как от эл­лин­ских Эри­ний, на­до пря­тать­ся, на­до бе­жать — не­ку­дабе­жать, не­где спря­тать­ся. Иов же пря­тать­ся бы не стал — он сам от­ча­ян­ноза­вет Гос­по­да на суд.

Бог муд­ре­цов мо­жетлишь осу­ще­ст­в­лять за­кон, на­стичь без­за­кон­но­го каз­нью. Иов же не точто ви­дит даль­ше — он от­кры­ва­ет но­вое из­ме­ре­ние. Бог вла­стен над са­мимза­ко­ном: Ему воз­мож­но снять грех с без­за­кон­но­го. Та­кое все­мо­гу­ще­ст­восо­об­ща­ет не­из­ве­дан­ную глу­би­ну че­ло­ве­че­ской на­де­ж­де. Во­пли Ио­васрод­ни но­во­за­вет­но­му осоз­на­нию мо­лит­вен­ной си­лы.

Не в при­мер муд­ре­цам,Иов че­ст­но при­зна­ет мир ни­же спра­вед­ли­во­сти; но Гос­подь вы­ше спра­вед­ли­во­сти— ве­рит он. Ио­ву не из­вес­тен за­мы­сел Бо­га о нем: он ведь не чи­тал пер­выхглав кни­ги Ио­ва. Но и дру­зья Ио­ва тех глав не чи­та­ли. При рав­ной не­ос­ве­дом­лен­но­сти— Иов не­срав­нен­но бо­лее про­зор­лив. Ве­ра его — впро­чем, как и муд­ростьуте­ши­те­лей,— ко­ре­нит­ся не в от­вле­чен­ных пред­по­сыл­ках, но в скла­деего лич­но­сти, в за­про­сах ду­ши. Как ни бьет жизнь Ио­ва, он на­столь­ко жепо­лон жиз­ни, на­сколь­ко бес­силь­ны пе­ред ней муд­ре­цы. На­сколь­ко оничер­ст­вы и замк­ну­ты — на­столь­ко чу­ток и от­зыв­чив Иов. Он до кон­ца чес­тени, со сво­ей точ­ки зре­ния, прав. Точ­ку зре­ния на­до по­ни­мать бу­к­валь­но:со сво­ей му­сор­ной ку­чи Иов ви­дит то, что ви­дит. Бе­ды ми­ра, буд­то в ма­лойка­п­ле, от­ра­жа­ют­ся в его лич­ной бе­де. Не­ле­пой и лжи­вой ему пред­ста­етми­фи­че­ская спра­вед­ли­вость на­град и кар. И в от­вет на от­даю­щее хан­же­ст­вомумо­зре­ние муд­ре­цов — раз­да­ют­ся дерз­кие во­про­ша­ния Ио­ва. Зву­чит то,что в эпо­ху плос­ко­го де­ка­дент­ско­го мыш­ле­ния по­лу­чит имя «про­кля­тыхво­про­сов».

Не­ви­нен я; не хо­чузнать ду­ши мо­ей, пре­зи­раю жизнь мою. Все од­но; по­это­му я ска­зал, что Онгу­бит и не­по­роч­но­го, и ви­нов­но­го. Ес­ли это­го по­ра­жа­ет Он би­чомвдруг, то пыт­ке не­вин­ных по­смеи­ва­ет­ся. Зем­ля от­да­на в ру­ки не­чес­ти­вых;ли­цо су­дей ее Он за­кры­ва­ет. Ес­ли не Он, то кто же? (9.21-24).

Иов не осу­ж­да­ет, ново­про­ша­ет. Он тут не за­да­ет­ся во­про­са­ми «по­че­му» и «для че­го» — тре­бу­еттоль­ко прав­ди­вой кар­ти­ны ми­ра. По­эзия бес­по­щад­ной судь­бы раз­би­ва­ет­сяо по­эзию бла­го­род­но­го не­до­уме­ния. Иов от­ка­зы­ва­ет­ся ис­хо­дить изто­го, что «долж­но быть» — и ссы­ла­ет­ся с за­во­ра­жи­ваю­щей про­сто­той нарас­ска­зы оче­вид­цев.

Раз­ве вы не спра­ши­ва­лиу пу­те­ше­ст­вен­ни­ков и не­зна­ко­мы с их на­блю­де­ния­ми, что в день по­ги­бе­липо­ща­жен бы­ва­ет зло­дей, в день гне­ва от­во­дит­ся в сто­ро­ну? Кто пре­дос­та­витему пред ли­цо путь его, и кто воз­даст ему за то, что он де­лал? Его про­во­жа­ютко гро­бам и на мо­ги­ле его ста­вят стра­жу. Слад­ки для не­го глы­бы до­ли­ны,и за ним идет тол­па лю­дей, а иду­щим пе­ред ним нет чис­ла. Как же вы хо­ти­теуте­шать ме­ня пус­тым? В ва­ших от­ве­тах ос­та­ет­ся од­на ложь (21.29-34).

Об­раз без­на­ка­зан­но­гозла раз­рас­та­ет­ся, по­дав­ляя ли­це­мер­ную кар­ти­ну спра­вед­ли­во­го ми­ро­по­ряд­ка.

В го­ро­де лю­ди сто­нут,и ду­ша уби­вае­мых во­пит, и Бог не вос­кре­ша­ет то­го. (...) С рас­све­томвста­ет убий­ца, умер­щв­ля­ет бед­но­го и ни­ще­го, а но­чью бы­ва­ет во­ром.(...) В тем­но­те под­ка­пы­ва­ют­ся под до­мы, ко­то­рые днем они за­ме­ти­лидля се­бя; не зна­ют све­та. Ибо для них ут­ро — смерт­ная тень, так как онизна­ко­мы с ужа­са­ми смерт­ной те­ни. (...) А Он да­ет ему все для безо­пас­но­сти,(...) и очи Его ви­дят пу­ти их. (...) Ес­ли это не так,— кто об­ли­чит ме­няво лжи и в ни­что об­ра­тит речь мою? (24.12-25).

Сме­лые ре­чи Ио­ва нетоль­ко са­ми по­ра­жа­ют — по­ра­жа­ет и за ни­ми стоя­щая ре­ли­ги­оз­ная тра­ди­ция.Ка­кая ос­но­ван­ная на ду­том ав­то­ри­те­те идео­ло­гия по­зво­ли­ла бы об­на­ро­до­ватьпо­доб­ной си­лы до­во­ды, по ви­ди­мо­сти,про­тив нее на­прав­лен­ные — без не­мед­лен­но­го пря­мо­го оп­ро­вер­же­ния?Сам Гос­подь не об­ви­нит Ио­ва в кле­ве­те: Он бу­дет го­во­рить с дру­гом...А ка­ко­во слу­шать эти ре­чи муд­ре­цам: они-то убе­ж­де­ны, что их по­ня­тиео спра­вед­ли­во­сти есть бла­го­чес­тие — прав­ди­во это по­ня­тие или нет; ни­че­го,кро­ме ко­щун­ст­ва, они в сло­вах Ио­ва рас­слы­шать не мо­гут.

«Про­кля­ты­ми во­про­са­ми»за­тра­ги­ва­ют­ся не од­ни лишь яз­вы об­ще­ст­вен­но­го не­уст­рой­ст­ва. От­ча­я­ньеИо­ва про­сти­ра­ет­ся на весь ми­ро­по­ря­док, на не­уст­рой­ст­во ми­ро­вое.За не­по­ко­ле­би­мо­стью «за­ко­нов при­ро­ды», пе­ред ко­то­ры­ми пре­кло­ня­ют­сяи пре­кра­ща­ют мыс­лить муд­ре­цы, от­кры­ва­ет­ся Ио­ву ко­рень ми­ро­во­гоне­уст­рой­ст­ва — смерть.

Для де­ре­ва есть на­де­ж­да,что оно, ес­ли и бу­дет сруб­ле­но, сно­ва ожи­вет, и от­рас­ли от не­го вы­хо­дитьне пе­ре­ста­нут: ес­ли и ус­та­рел в зем­ле ко­рень его, и пень его за­мер впы­ли, но лишь по­чуя­ло во­ду, оно да­ет от­пры­ски и пус­ка­ет вет­ки, как бывновь по­са­жен­ное. А че­ло­век уми­ра­ет и рас­па­да­ет­ся; ото­шел, и гдеон? (14.7-10).

Го­во­рят, Вет­хий За­вет«не зна­ет» идеи бес­смер­тия. Хри­сти­ан­ст­во, ис­хо­дя из это­го, тол­ку­юткак «син­тез» иу­дей­ско­го мо­но­те­из­ма с от­кры­тым буд­то бы эл­ли­на­мибес­смер­ти­ем ду­ши. Идет это по­ни­мае­ние от Фи­ло­на Алек­сан­д­рий­ско­го;оно по вку­су ин­тел­лек­туа­лам; в этом ду­хе мыс­лил, на­при­мер, Бер­дя­ев.Глу­бо­ко­мыс­лие ин­тел­лек­ту­аль­ное край­не чре­ва­то ре­ли­ги­оз­ны­ми лег­ко­мыс­ли­ем.Да и про­сто че­ло­ве­че­ским: смерть ведь — де­ло, как бы ска­зать, че­рес­чурлич­ное; слиш­ком она за­тра­ги­ва­ет боль ка­ж­до­го че­ло­ве­ка, что­бы де­латьее «мо­мен­том» про­цес­су­аль­но­го раз­ви­тия в ис­то­рии куль­ту­ры. Хри­сти­ан­ст­воже для хри­сти­ан — не «син­тез», но — един­ст­вен­ное и не­по­вто­ри­мое От­кро­ве­ние;его тем бо­лее из ис­то­рии куль­ту­ры не вы­ве­дешь... Чи­тая же кни­гу Ио­ва,нель­зя не за­ду­мать­ся: раз­ве бес­смер­тие не бес­по­кои­ло, по край­ней ме­ре,иу­де­ев? Эта тре­во­га в ре­чах Ио­ва дос­ти­га­ет вы­со­чай­ше­го на­пря­же­ния,за­став­ляя вспом­нить и Геф­си­ман­скую ночь.