Так что же ра­зу­ме­етИов, че­го не ра­зу­ме­ли бы муд­ре­цы? Он ра­зу­ме­ет: по­стиг­шие его ужа­сы— Бо­жьи. Не­муд­ре­но здесь раз­гля­деть лишь ус­той­чи­вый эпи­тет, от­не­сяего, как это лов­ко де­лал в по­доб­ных слу­ча­ях еще Спи­но­за, на счет тра­ди­ци­он­но­гоев­рей­ско­го сло­во­упот­реб­ле­ния. Но в слу­чае с Ио­вом от это­го эпи­те­тастоль лег­ко не от­де­ла­ешь­ся. Кста­ти, ведь и «дух ра­зу­ме­ния» про­из­не­се­нобы­ло на том же язы­ке. Был-та­ки вы­бор у спо­ря­щих: под­слу­шать и вос­про­из­ве­стиго­лос ра­зу­ма — или ощу­тить на се­бе ужа­сы Бо­га! Для Ио­ва раз на­все­гдабес­спор­но уча­стие Бо­жие в его судь­бе — в том бу­до­ра­жа­щая си­ла егослов.

В при­ве­ден­ном зна­ме­ни­томот­рыв­ке обыч­но пре­ж­де все­го об­ра­ща­ет на се­бя вни­ма­ние то, что Иовдер­за­ет по­ло­жить «на ве­сы» свое лич­ное стра­да­ние. Ес­ли стра­да­ние ни­чтож­но­госмерт­но­го, ка­ким ви­дят че­ло­ве­ка муд­ре­цы, пе­ре­тя­нет на ве­сах пе­сокмо­рей («за­ко­ны при­ро­ды», во­об­ще объ­ек­тив­ную дан­ность по­зна­ния),—то на­ли­цо ре­ши­тель­ное «гно­сео­ло­ги­че­ское раз­ме­же­ва­ние» Ио­ва с со­бе­сед­ни­ка­ми.Иов мыс­лит ка­та­ст­ро­фи­че­ским лич­ным опы­том («эк­зи­стен­ци­аль­но»). Даи во­все не мыс­ли, но «во­пли» пред­став­ля­ет он на суд Бо­жий — и фи­ло­соф­скиэто слиш­ком су­ще­ст­вен­но, ре­во­лю­ци­он­но.

Как по­всю­ду, од­на­ко,кни­га Ио­ва и здесь от­кры­ва­ет бо­лее глу­бо­кие, не­же­ли обоб­щен­но-фи­ло­соф­ские,пла­сты. Кни­га под­ни­ма­ет на свет что-то, ле­жа­щее в глу­би­не так­же и са­мойфи­ло­со­фии. Пе­ред на­ми не­срав­нен­ная ве­ра Ио­ва.

От­ме­та­ет­ся об­ви­не­ниемуд­ре­цов Ио­ву в без­бо­жии. Ко­гда они чуть что взы­ва­ют к име­ни Божь­е­му— это объ­яс­ни­мо их су­хо-фа­та­ли­сти­че­ским па­фо­сом, тем, что Иов в ихгла­зах за­ве­до­мо ви­но­вен, и тем, что с ни­ми са­ми­ми ни­ка­ких ужа­сов непро­изош­ло. Но ко­гда без ог­ляд­ки взы­ва­ет к Гос­по­ду Иов — без ви­ны, поего стра­ст­но­му убе­ж­де­нию, каз­ни­мый Гос­по­дом,— это не мо­жет не вы­зватьизум­ле­ния. У нас, имен­но у нас, не мо­жет не вы­звать изум­ле­ния — да­же ес­липер­во­на­чаль­ные чи­та­те­ли Биб­лии вос­при­ни­ма­ли это ес­те­ст­вен­но.Вся со­вре­мен­ная мысль, ши­ре — куль­ту­ра, стро­ит­ся на со­мне­нии в бы­тииБо­жи­ем. Да­же ре­ли­ги­оз­ные цен­но­сти при­ня­то ут­вер­ждать «от про­тив­но­го»:это и в схо­ла­сти­че­ском бо­го­сло­вии, ну­ж­дав­шем­ся в до­ка­за­тель­ст­вахбы­тия Бо­га, и во всей про­бле­ма­ти­ке До­сто­ев­ско­го, и у Бер­дяе­ва и т.д. Дер­зость Ио­ва буд­то бы чре­ва­та ко­щун­ст­вом,— наш, од­на­ко, век от­ве­ча­етна все не­по­нят­ное, да­же на соб­ст­вен­ное не­уст­рой­ст­во,— со­мне­ни­емне столь­ко да­же в муд­ро­сти или спра­вед­ли­во­сти Гос­по­да, сколь­ко в са­момЕго су­ще­ст­во­ва­нии!

И как на­ше­му ве­купод­час од­на мысль о су­ще­ст­во­ва­нии Бо­га пред­ста­ет не­ле­пой — так ди­каи не­до­пус­ти­ма для Ио­ва мысль об­рат­ная.

Все тут «на­обо­рот»!Яс­но ви­дя зло, не же­лая от­ре­шен­но при­зна­вать не­спра­вед­ли­вость —«выс­шей» спра­вед­ли­во­стью, не впа­дая в сми­ре­ние па­че гор­до­сти,— Иовме­ж­ду тем не спо­со­бен лег­ко­мыс­лен­но от­вер­нуть­ся от Бо­га, как это де­ла­еммы.

Сам во­прос: есть лиБог,— пе­ред Ио­вом не вста­ет. Но, сколь бы ни ка­за­лось это се­го­дня про­ти­во­ре­чи­вым,рав­но не вста­ет пе­ред ним и дру­гой во­прос: «при­нять» или «не при­нять» не­за­слу­жен­нуюбе­ду. Толь­ко на вто­рой этот во­прос Иов за­ве­до­мо от­ве­тит от­ри­ца­тель­но.Пе­ред па­мя­тью по­гиб­ших де­тей, пе­ред ос­корб­лен­ным ре­ли­ги­оз­ным чув­ст­вом— ни о ка­ком при­ня­тии не мо­жет быть и ре­чи. Как, од­на­ко, не мо­жет бытьре­чи и о том, что­бы усом­нить­ся в бы­тии Бо­га. Для Ио­ва бы­тие Бо­га ни­какне со­пря­же­но с при­ня­ти­ем зла. А для нас тут тай­на за се­мью пе­ча­тя­ми.

Иов — жи­вой, ис­клю­чи­тель­ночут­кий че­ло­век. Жизнь же тре­бу­ет му­же­ст­вен­но­го на­пря­же­ния сил — неот­вле­чен­но­го рас­ки­ды­ва­нья умом. Иов со­от­вет­ст­вен­но при­ни­ма­ет иГос­по­да, и се­бя са­мо­го — все­рь­ез. Мож­но ли ра­зо­рвать жи­во­го че­ло­ве­кана­двое, на Ио­ва дол­го­тер­пе­ли­во­го и Ио­ва дер­заю­ще­го? Как не за­ме­титьце­ло­го, ос­нов­но­го: Ио­ва ве­рую­ще­го?

Но дру­зья Ио­ва не­вер­ны,как те­ряю­щие­ся в пус­ты­не ру­чьи.

Так и вы те­перь ни­что:уви­де­ли страш­ное и ис­пу­га­лись (6.21).

Ис­пу­га­лись: ина­чек че­му бы стря­пать миф о спра­вед­ли­во­сти ми­ро­по­ряд­ка?.. Ио­ву же страхБо­жий был кре­по­стью в дни бла­го­ден­ст­вия. Бо­го­бо­яз­нен­ность, как этони ус­коль­за­ет от де­ка­дент­ско­го про­чте­ния, от­ли­ча­ла пра­вед­но­го Ио­ва.При­чем имен­но бо­го­бо­яз­нен­ность — не без­лич­ная са­мо­за­кон­ная нрав­ст­вен­ность.Од­на­ко пе­ред ли­цом опас­но­сти, пе­ред уже раз­ра­зив­шей­ся бу­рей — на­ли­цоне страх, но дер­за­ние Ио­ва. Страх уже не­уме­стен, те­перь он был бы уже ине «стра­хом Божь­им», но про­стым жал­ким че­ло­ве­че­ским стра­хом. Ве­ра Ио­вате­перь вы­ра­же­на в дер­за­нии, как пре­ж­де — в стра­хе Бо­жи­ем. Ду­шев­наяси­ла Ио­ва сквозь че­ре­ду тес­ня­щих его ка­та­ст­роф вы­страи­ва­ет егожизнь в од­но.

Тру­сость ум­ст­вен­ная,как и вся­кая тру­сость, об­на­ру­жи­ва­ет­ся в миг опас­но­сти — в бла­го­ден­ст­виимуд­рец без­мя­теж­но до­во­лен со­бой. Гла­за стра­даль­ца Ио­ва жад­но пьютми­ро­зда­ние, дос­ти­гая его по­до­п­ле­ки. «Ис­пу­га­лись»: под­соз­на­тель­наятру­сость их не скро­ет­ся от Ио­ва. Дру­зей он ви­дит на­сквозь, ви­дит их ду­шистоль же от­чет­ли­во, как ру­чьи в пус­ты­не, с ко­то­ры­ми срав­ни­ва­ет их.Ост­ро­та стра­да­ния да­ет это про­ни­каю­щее зре­ние Ио­ву. И он «мыс­лит хо­ро­шо»,ес­ли «до­бав­ля­ет что-ни­будь от се­бя»! Что там жал­кие тай­ны са­мо­на­де­ян­ныхдру­зей — не та­кие глу­би­ны от­кро­ют­ся ему те­перь. Та­ко­ва по­эзия Ио­ва.В ней от­зыв­чи­вость, горь­кая све­жесть вос­при­ятия про­ти­во­сто­ит чер­ст­войсдер­жи­мо­сти муд­ре­цов, ко­то­рая са­ма се­бя сжи­га­ет.

Нау­чи­те ме­ня, и яза­мол­чу; ука­жи­те, в чем я по­гре­шил. Как силь­ны сло­ва прав­ды! Но что до­ка­зы­ва­ютоб­ви­не­ния ва­ши? Вы при­ду­мы­вае­те ре­чи для об­ли­че­ния? На ве­тер пус­кае­тесло­ва ва­ши. Вы на­па­дае­те на си­ро­ту и рое­те яму дру­гу ва­ше­му(6.24-24).

По­доз­ри­тель­ностьих, чув­ст­ву­ет Иов, ро­ж­де­на тем же не­до­ве­ри­ем к жиз­ни, стра­хом пе­редней. От­сю­да — боль­ше не­от­ку­да — жес­то­кое: на­ка­зан, а зна­чит ви­но­вен.И про­сты­ми сло­ва­ми оп­ро­вер­же­ния, за­те­вая ту свя­щен­ную тяж­бу, мо­тиви тер­ми­ны ко­то­рой на­сквозь про­ни­зы­ва­ют ре­чи Ио­ва и ко­то­рая дерз­корас­про­стра­нит­ся им на Са­мо­го Гос­по­да,— эти­ми про­сты­ми сло­ва­ми от­ме­та­етумо­зри­тель­ную по­строй­ку уте­ши­те­лей Иов. Не­ви­нов­ность его слиш­ком вы­стра­да­на,чтоб ему со­мне­вать­ся в ней. Ос­та­ет­ся во­про­шать Гос­по­да.

Что та­кое че­ло­век,что Ты столь­ко це­нишь его? и об­ра­ща­ешь на не­го вни­ма­ние Твое, по­се­ща­ешьего ка­ж­дое ут­ро, ка­ж­дое мгно­ве­ние ис­пы­ты­ва­ешь его? До­ко­ле же Ты неос­та­вишь, до­ко­ле не отой­дешь от ме­ня, до­ко­ле не дашь мне про­гло­титьслю­ну мою? Ес­ли я со­гре­шил, то что я сде­лаю Те­бе, страж че­ло­ве­ков! За­чемТы по­ста­вил ме­ня про­тив­ни­ком Се­бе, так что я стал са­мо­му се­бе в тя­гость?И за­чем бы не про­стить мне гре­ха и не снять с ме­ня без­за­ко­ния мое­го?ибо, вот, я ля­гу во пра­хе; зав­тра по­ищешь ме­ня, и ме­ня нет (7.17-21).

Край­ним от­чая­ни­ем— но вме­сте и ка­кой-то не­здеш­ней чис­то­той ды­ха­ния ве­ет от этих слов.По­ра­жа­ет ин­тим­ность об­ра­ще­ния к Гос­по­ду. Она да­же страш­на в сло­вахо том, как Гос­подь по­се­ща­ет Ио­ва «ка­ж­дое ут­ро». От­ры­вок этот и зна­ме­нит,и за­га­до­чен. Так, ком­мен­та­тор ка­то­ли­че­ско­го из­да­ния Биб­лии на рус­скомязы­ке (Брюс­сель, 1977; см. с. 1910) ви­дит тут толь­ко иро­ни­че­ское пе­ре­ос­мыс­ле­ниехва­лы че­ло­ве­ку в 5 сти­хе 8 псал­ма. Па­рал­лель и пе­ре­ос­мыс­ле­ние,прав­да, на­ли­цо. Но не­сет за них от­вет­ст­вен­ность не Иов, а лишь ав­торкни­ги о нем. Не со­об­щил же ав­тор Ио­ву, ко­то­рый не был ев­ре­ем и жил,пред­по­ла­га­ет­ся, за­дол­го до эпо­хи Цар­ст­ва,— зна­ние псал­мов, при­пи­сы­вае­мыхДа­ви­ду. Пе­ре­ос­мыс­ле­ние — ав­тор­ское; при­чем тут точ­ней бы­ло бы го­во­ритьне о на­смеш­ли­вой иро­нии, но о гор­чай­шем сар­каз­ме. С точ­ки же зре­нияИо­ва вло­жен­ные в его ус­та сло­ва мо­гут во­об­ще иметь лишь од­но — бу­к­валь­ноезна­че­ние. Так и дос­ти­га­ет­ся ни с чем не срав­ни­мое впе­чат­ле­ние от это­гоот­рыв­ка. Ка­ки­ми бы смы­сло­вы­ми от­тен­ка­ми не де­лил­ся с чи­та­те­лемав­тор, тем обо­га­щая свою прит­чу,— сам Иов ни­че­го не па­ро­ди­ру­ет: он во­пит,и во­пли его пря­мо об­ра­ще­ны к Гос­по­ду.