Когда верхушки лип закружатся над нами,

И воздуха в груди едва достанет нам?

Когда надежды нет, а нежности в избытке,

Не забегай вперед, но оглянись назад.

Еще войдешь во вкус блаженной этойпытки...

Багровой полосой рубцуется закат.

И тайное тепло сквозь холод пальцев милых,

Лишь выплеснется звезд ночное молоко,

И нам, едва забудь, чего забыть не всилах,

По-прежнему спокойно и легко.

1988

* * *

Я книгу отложил — и, кажется, душа

Осталась без меня под темным переплетом.

А я закрыл глаза, и лишь комар, жужжа,

Перебивал мне сон охотничьим полетом.

И наяву еще или уже во сне,

Но сдавливая грудь какой-то болью давней,

Той мудрости слова напоминали мне

О двадцати годах надежд и ожиданий.

И оглянулся я на двадцать лет назад,

Под перестук времен — на сбывшиеся строки,

И в брызгах дождевых был над Москвойзакат,

И радуга была вполнеба на востоке.

Вот так я жизнь и жил — как захотел, каксмог.

То соберусь куда, то возвращусь откуда.

И тьма ее низка, и свет ее высок,

И велика ли честь надеяться на чудо?

Надеяться и ждать. Не напрягая сил,

Осенней горечью дышать на склоне лета,

Ступить на желтый лист, забыть, зачем всеэто,

И выдохнуть легко — октябрь уж наступил...

Август 1989

* * *

Юность самолюбива.

Молодость вольнолюбива.

Зрелость жизнелюбива.

Что еще впереди?

Только любви по горло.

Вот оно как подперло.

Сердце стучит упорно

Птицею взаперти.

Мне говорят: голод,

Холод и Божий молот.

Мир, говорят, расколот,

И на брата — брат.

Все это мне знакомо.

Я не боюсь погрома.

Я у себя дома.

Пусть говорят.

Снова с утра лил‹ здесь.

Дом посреди болотец.

Рядом журавль-колодец

Поднял подобья рук.

Мне — мои годовщины.

Дочке — лепить из глины.

Ветру — простор равнины.

Птицам — лететь на юг.

Август 1989

* * *

Ноябрьский ветер запахом сосны

Переполняет пасмурные дали.

Что значил этот сон? Бывают сны

Как бы предвестьем ветра и печали.

Проснешься и начнешь припоминать

События: ты где-то был,— но где же?

На миг туда вернешься — и опять

Ты здесь... и возвращаешься все реже.

Так в этот раз или в какой другой

(Уже не вспомнить и не в этом дело),

Но там был лес, поселок над рекой,

И синева беззвездная густела.

Там загоралось первое окно,

Шептались бабки на скамье у дома,

Там шел мужик и в сумке нес вино —

Там было все непрошено знакомо.

Там жили, значит, люди. Я бы мог

(Но веришь, лучше все-таки не надо)

Приноровить и опыт мой, и слог

К изображенью этого уклада.

Когда б я был тем зудом обуян,

Когда б во мне бесилась кровь дурная,

Я принялся бы сочинять роман,

По мелочам судьбу воссоздавая.

Тогда бы я и жил не наугад,

Расчислив точно города и годы,

И был бы тайным знанием богат,

Как будто шулер — знанием колоды.

Я знал бы меру поступи времен,

Любви, и смерти, и дурному глазу.

Я рассказал бы все... Но это сон,

А сон не поддается пересказу.

А сон — лишь образ, и значенье сна —

Всего только прикосновенье к тайне,

Чтоб жизнь осталась незамутнена,

Как с осенью последнее свиданье.

Ноябрь 1989

* * *

Спой мне песенку, что ли,— а лучше

Помолчим ни о чем-ни о чем.

Облака собираются в тучи.

Дальний выхлоп — а может, и гром.

Ничего, что нам плохо живется.

Хорошо, что живется пока.

Будто ангельские полководцы,

Светлым строем летят облака.

Демократы со следственным стажем

Нас еще позовут на допрос.

Где мы были — понятно, не скажем.

А что делали — то и сбылось.

Октябрь 1990

* * *

Липа, ясень, рябина, два тополяпирамидальных,

Семь берез под окном.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В небесах пустырей рассыпались осенниезвезды,

Среди них и моя.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Человечье жилье все мерещится мнеполустанком,

Полустанок — жильем.

Будет где погрустить. А прощаться навеки

Нескоро.

И до крайней беды —

Лишь бы мне в изголовье хватило к утруБеломора

Да холодной воды.

Ноябрь 1990

О КНИ­ГЕ ИО­ВА

«Не­бе­са, твер­дые,как ли­тое зер­ка­ло» (Иов. 37.18) от­ра­жа­ли мо­ло­дой мир. Рас­цве­таю­щуювес­ной пус­ты­ню и ру­чьи, про­би­ваю­щие­ся меж хол­ма­ми. Пас­ту­шьи сто­ян­кии шат­ры во­ж­дей. Там ре­ве­ли верб­лю­ды и ржа­ли бое­вые ко­ни.

Был че­ло­век в зем­леУц, имя его Иов; и был че­ло­век этот не­по­ро­чен, спра­вед­лив и бо­го­боя­зени уда­лял­ся от зла. (I.I).

Де­сят­ки ве­ков че­ло­ве­че­ст­воне в си­лах по­за­быть Ио­ва. Ког­да в V или IV ве­ке до Р. Х. кни­га Ио­ва бы­лаза­пи­са­на — пре­да­ние о нем чис­ли­ло за со­бой уже под ты­ся­чу лет. Па­мятьо пра­вед­ни­ке, ста­ло быть, вы­стра­да­на опы­том це­лой ис­то­рии на­ро­да —все­ми ко­чевь­я­ми и всей осед­ло­стью, все­ми цар­ст­ва­ми и всей анар­хи­ей,от чу­дес­но­го ис­хо­да до уни­зи­тель­но­го пле­на.

Пес­ча­ный ве­тер.Мощь зем­ли. Мо­ло­ко и мед ро­ди­ны. Не про­чув­ст­во­вав об­ста­нов­ки Ио­ва,лег­ко про­ско­чить ми­мо глав­но­го в кни­ге, под­ме­нить ее чут­кую жиз­нен­ность— умо­зре­ни­ем. А дух кни­ги не тер­пит умо­зри­тель­ных по­строе­ний, пусть ибла­го­чес­ти­во на­прав­лен­ных. Мир, ок­ру­жаю­щий Ио­ва,— не де­ко­ра­ция,но жи­вая поч­ва, пи­таю­щая дей­ст­вие кни­ги. Как Тво­рец от­кро­ет­ся Ио­вуГос­подь — и Тво­ре­ние вос­пе­то в кни­ге, на­сы­щая са­му ткань по­ве­ст­во­ва­нияи диа­ло­га.

Не раз­вер­ну­ты­мипей­за­жа­ми — но по-биб­лей­ски ску­по: брос­ки­ми чер­та­ми, по­яс­няю­щи­миспор ме­та­фо­ра­ми, осо­бен­но­стя­ми сло­во­упот­реб­ле­ния,— на стра­ни­цахкни­ги ут­вер­жда­ет­ся при­ро­да и бы­то­вой ук­лад. По­все­днев­ный опыт впе­ча­тал­сяв те стра­ст­ные ре­чи, ко­то­ры­ми об­ме­ни­ва­ют­ся Иов и его со­бе­сед­ни­ки.Кру­пи­цы это­го опы­та ем­ки; в них, как в кри­стал­лах, пре­лом­ля­ют­ся смы­сло­выели­нии кни­ги. От­сю­да — ее ред­кие, не­срав­нен­ные об­ра­зы. Как об­ра­ща­ет­сяк Гос­по­ду Иов: «Не Ты ли вы­лил ме­ня, как мо­ло­ко, и, как тво­рог, сгу­стилме­ня?» (10.10). — Или се­ту­ет на дру­зей: «Но бра­тья мои не­вер­ны, как по­ток,как бы­ст­ро те­ку­щие ру­чьи, ко­то­рые чер­ны ото льда и в ко­то­рых скры­ва­ет­сяснег. Ко­гда ста­но­вит­ся те­п­ло, они ума­ля­ют­ся, а во вре­мя жа­ров ис­че­за­ютс мест сво­их. Ук­ло­ня­ют они на­прав­ле­ниепу­тей сво­их, за­хо­дят в пус­ты­ню и те­ря­ют­ся» (6.15-18).

Та­ков же про­хо­дя­щийсквозь всю кни­гу об­раз шат­ра. О гро­ме не­бес­ном го­во­рит­ся: «треск шат­раЕго» (36.29). — «По­мерк­нет свет в шат­ре» у без­за­кон­но­го,— гро­зит одиниз муд­ре­цов,— «...из­гна­на бу­дет из шат­ра на­де­ж­да его» (18.6; 14). — Идру­гой до­бав­ля­ет: «зло по­стиг­нет и ос­тав­шее­ся в шат­ре его» (20.26). —Опор­ный об­раз бы­та, уст­рой­ст­ва сре­ди не­по­кор­ной при­ро­ды, ша­тер од­но­вре­мен­нопред­ста­ет и об­ра­зом за­ко­но­пос­лу­ша­ния, и на­деж­но­сти ду­хов­ной.Ведь и ски­ния оз­на­ча­ет ша­тер, ша­­лаш — и Ков­чег За­ве­та пер­во­на­чаль­нопе­ре­ме­щал­ся в шат­ре.

При­выч­ное при­род­ноедви­же­ние, на­сущ­ные за­бо­ты по хо­зяй­ст­ву не об­рам­ля­ют «со­дер­жа­ния»кни­ги — но са­ми пре­тво­ря­ют­ся в ее глу­бо­кую по­этич­ность. Кон­крет­наяэта по­этич­ность — эта кон­крет­ность, она же по­эзия — не «фор­ма» кни­ги, но— влия­тель­ная по­до­п­ле­ка ее смыс­ла, сре­да его оби­та­ния. Это строй под­го­ло­сковто­го гим­на Тво­ре­нию, ко­то­рый и пред­став­ля­ет со­бой кни­га Ио­ва.