Они рассчитывали увидеть разобщенные княжества, изнуренные междоусобицей, обескровленные и обезглавленные, да не тут-то было! Да, варшавского князя северянам удалось застичь врасплох и уничтожить. Но Князь Лодзя бежал во Вроцлав и там уже со Збигневом Владиславичем засел насмерть, не давая войти в город шведским вампирам. В это время на юге Лешко Белый умело использовал подготовленную мной и паном Ладвигом маленькую армию молодых вампиров. Династия Пястов вновь показала себя как опасные и непредсказуемые противники.

Конечно, нашим приходилось нелегко. Шведов вели такие могучие князья – между собой они называли себя конунгами, – как Хакон Рыжий, Ульдор Крылья Тьмы, Свен Сигурдассон Секира, даже Хальфдан Опарыш, бывший некогда любимым учеником самого Харальда Кровавый Зуб, правившего в Дании шестую сотню лет. Они отличались мощью, коварством, богатым опытом сражений. Поляки же, за редким исключением, могли противопоставить захватчикам лишь боевой задор юности и чувство родной земли. Когда некуда отступать, дерешься с особой яростью.

Забыв об обидах и княжьей немилости, я устремился ко двору Лешко Белого. Был принят. Не скажу что ласково, но с пониманием. Внутренние разногласия отступают на задний план, когда речь заходит о Родине.

И началась игра!

Как сказать иначе, когда добыча вдруг становится охотником, а потом они меняются местами, а потом опять, и все повторяется сначала. Вампиры-скандинавы сломались раньше, чем люди. Не без гордости я рассказываю о своем участии в жестком и непреклонном отпоре. Ведь среди человеческих войск хватало прославленных воинов, таких как пан Ежи Михал Володыевский. Но кровные братья победили раньше. Хватило развоплощения Ульдора Крылья Тьмы, которого в магической схватке одолел Яцек Малгожацкий, вассал князя Збигнева. Свен Сигурдассон, попытавшийся войти в Краков, уже захваченный человеческим войском шведов, во главе отряда своих белокурых головорезов позорно бежал, обезоруженный Гжегожем Пяткой, моим лучшим учеником. Высший вампир рассчитывал на легкую победу, а потом триста лет отращивал отсеченную вместе с секирой правую руку.

Князь Лешко направил нас с паном Ладвигом к Варшаве, куда с юго-запада двигался отряд под командой Яцека, одного из лучших магов среди кровных братьев, какого я знал.

Для похода фон Раабе вытащил откуда-то своего слугу крови. Я даже не знал, что у него таковой имеется. На моей памяти Ладвиг привык обходиться своими силами всегда и везде. Но сейчас помощь человека была необходима. Укрыться от дневного света мы могли в любом из разрушенных жилищ, которых и в Малой, и в Великой Польше находилось, благодаря непрерывным войнам, несчетное множество. А вот лошадей приходилось сторожить слуге. Иначе либо серые братья-волки, либо их двуногие сородичи-мародеры позаботились бы лишить нас возможности передвигаться быстро.

Пугливый курносый мужичок с Волыни первым забил тревогу, учуяв запах дыма с легкой примесью горелой плоти. Он начал озираться, всем видом давая понять, что предпочел бы любую другую дорогу, кроме той, что выбрали мы.

– Кому война, а кому мать родная, – задумчиво проговорил пан Ладвиг. – Нам ли бояться разбойников? Петрусь выяснил, что шведов отсюда выбила Лауданская хоругвь еще третьего дня.

– А может, второго дня они взад вернулись? – испуганно съежился Петрусь.

– И сидят, нюхают паленые хаты? – рассмеялся я. – Если даже ограбили местных людишек да красного петуха пустили, то давно уже убрались.

– Точно, – кивнул фон Раабе. – Поехали, нам до утра еще верст десять отмахать надо.

Его слуга горестно застонал и толкнул пятками мышастого меринка – неказистого, но выносливого.

Я подобрал покороче поводья гнедого, шпорой выслал его с места в рысь. В самом деле, чего зря время терять?

В этот миг затрещали кусты, будто сквозь них продирался крупный зверь. Я выхватил саблю, а пан Ладвиг обнажил меч, с которым, несмотря на новое освоенное им оружие, не расставался.

Увидев выскочившее на тропу существо, я сперва подумал о вампире-звере и лишь через несколько вздохов понял, что это – человек. Замурзанный, покрытый копотью, в драном кожушке и со слипшимися в сосульки волосами.

– Панове! – сдавленно крикнул он, замахав руками. – Панове! Не рубайте меня!

– Что же ты, песье племя, пугаешь честных путешественников? – окрысился на него Петрусь.

Мой конь снова шарахнулся, заплясал. Пришлось передернуть удила и снова поддеть горячий бок шпорой.

– Ты кто таков? – сурово вопросил пан Ладвиг.

– Я лесник местный, сын лесника… Збышеком меня кличут, – поклонился оборванец. – А скажите, ясновельможные паны, нет ли среди вас Анджея Михала Грабовского?

Фон Раабе бросил на меня предостерегающий взгляд, но я уже выехал вперед:

– Я – Анджей Михал. И что дальше?

– Прошу покорнейше простить, ясновельможный пан, – лесник сорвал шапку, кланяясь до земли. – Только там схоронились лайдаки, которые жизни хотят вас лишить… – Он махнул рукой себе за спину.

– Откуда знаешь? – У меня вроде как и не было оснований ему не верить, но как-то уж все выглядело заранее разыгранным.

– Вот вам крест святой! – Человек взмахнул рукой, пытаясь перекреститься, но ледяной взгляд пана Ладвига остановил его. – Клянусь, панове, я правду говорю. Я в кустах спрятался, когда их услыхал! А они прямо напротив меня стали, и один, такой кривобокий, будто попрошайка, говорит…

– Кривобокий? Это как?

– Как? Да вот так… – Он выгнулся и в самом деле стал похож на нищего с покалеченной хребтиной.

– Ладно, продолжай.

– Так что я говорил? Ах да. Этот, скособоченный, и говорит. Убить мне пана Анджея Михала Грабовского во что бы то ни стало. Спутники его, так и быть, пускай удирают, если захотят, а его голову мне принесите. И будет вам за службу сотня дукатов, говорит.

– Дорого же они меня ценят! – усмехнулся я, погладив рукоять сабли.

– Нечего смеяться, – проворчал фон Раабе. – Что делать будем?

– А что делать?!—Я возмутился. – Порубить подлецов!

– А если это шведские братья? Полезем прямиком в засаду?

– Да не, пан, какие братья? – возразил лесник. – Обычные лайдаки, что по дорогам людей режут. И не шведы вовсе. Наши, как есть наши.

Даже мой суровый спутник не смог сдержать улыбку от наивных слов человека, очевидно решившего, что братья – это монахи.

– Покажешь, где они? – склонился он с седла.

– Рушницу[116] дадите?

– А ты стрелять мастер?

– Умею маненько.

– Молодец. Только нет у нас рушницы.

– Пистолю дам, – пробурчал Петро, слуга Ладвига.

– О! Давай хоть пистолю, – обрадовался Збышек. Он деловито осмотрел кремневый замок, прицелился понарошку и кивнул:—Добрая пистоля. Идемте, панове… вы верхом?

– Как бы не так, – прищурился фон Раабе, так и не убравший меч в ножны. – Пойдем по кустам. Сможешь вывести нас к засаде сзади?

– А то как же!

Мы спешились, передали поводья вздохнувшему с облегчением Петрусю. И сошли с дороги, которая напоминала скорее звериную тропу. За деревьями плясало красное зарево от догорающего села. Я бы предпочел кромешную темноту – багровые сполохи слепили, не давая замечать все мелочи вокруг.

Збышек шагал впереди, держа пистолет наготове. За ним шел я, ощущая привычную тяжесть клинка в ладони, а замыкал наш небольшой отряд мой учитель.

Разбойников, поджидающих нас в засаде, я не услышал и не увидел, а учуял, будто охотничий пес. Они воняли, словно старые козлы. Застарелым потом, сырой овчиной, мочой и луком. Хорошо хоть не чесноком, с них сталось бы. Кровным братьям чеснок, что мертвому припарка, но какая отвратительная вонь!

Мы с паном Ладвигом переглянулись. Он едва заметно кивнул мне влево, сам шагнул направо.

Я выхватил саблю, готовясь обрушиться на врагов. Их силуэты уже угадывались во мраке. Сколько, кстати? Дюжина. Для двух вампиров, обученных быстро и надежно убивать, такое количество врагов – раз плюнуть.