– Пусть попробует…

Молодые оборотни выскочили из задних дверей. Оба были одеты в легкие кожаные куртки. Тот, что был без шрама, вынул из подмышечной кобуры пистолет, сунул его спереди за брючный ремень, затянул «змейку» куртки под горло.

Пашутин проследил за моим взглядом.

– Это АПБ[107],—пояснил он. – Стреляет очень тихо. Хотя, я уверен, открывать пальбу нам не придется.

Между калиткой, сваренной из гнутых труб, и крыльцом на две ступеньки лежал нетронутый снег. Значит, это Гейзерих, или как его там, дня три из дома не выходил. А может, его вообще там нет. Ну уехал человек по делам, забыл выключить электрическое освещение… Но когда я поделился предположением с Николаем, он указал на тоненькую струйку дыма, поднимающуюся над трубой.

– Дрова надо подкидывать время от времени. – И, помрачнев, добавил:—Хорошо, что не угорел с пьяных глаз. Он нам живым нужен. Саша, вперед!

Шрамолицый оборотень без труда перемахнул калитку, крадущимся шагом приблизился к двери, осторожно потянул ручку на себя. Покачал головой.

– Ломать не будем, – вполголоса проговорил Пашутин. Поманил пальцем второго помощника, показал на приоткрытое чердачное окошко. – Гриша!

Тот коротко кивнул и последовал за Александром. Они работали слаженно, любо-дорого поглядеть. Один подставил ладони, второй, оттолкнувшись, вспрыгнул ему на плечи, подтянулся и исчез в черном окошке.

– Пойдемте, Анджей.

Пашутин перепрыгнул калитку в одно касание. Мои сверхсилы кровного брата позволили преодолеть препятствие вообще по воздуху. Лишь встав ногами в рыхлый снег, я устыдился глупого ребячества.

Мы подошли к крыльцу. Саша припал ухом к облупленной краске.

Через несколько мгновений щелкнул шпингалет. Дверь распахнулась.

Первыми туда нырнули оборотни.

В глубине дома что-то загремело, послышалось сдавленное ругательство.

Я, осторожно перешагивая разбросанную обувь, опрокинутые ведра и какие-то коробки, пересек полутемный коридорчик и вошел в довольно просторную для людских жилищ комнату.

В воздухе висели клубы дыма. Окурки, явно не помещаясь, торчали из трех больших алюминиевывх кружек. Кроме них на столе наблюдалось несколько тарелок с объедками столь отвратительного вида, что, будь на моем месте кто-то, не знакомый с кучами отбросов на улицах средневековых местечек, его бы точно вывернуло наизнанку. За столом сидел плечистый мужчина в запятнанной на груди тельняшке и с мутным взглядом. Когда-то он был коротко острижен, но теперь отросшие волосы торчали в разные стороны, придавая ему дикий и вместе с тем слегка комический вид. Картину дополняли полуседая щетина, налитый багрянцем нос и синюшные мешки под глазами. В правом ухе Гейзериха, если это вправду был он, я заметил сияние серебряной серьги.

Кроме стола и топчана, на котором восседал хозяин, в комнате стоял обшарпанный книжный шкаф, к удивлению не заваленный подшивками старых газет, а уставленный книгами, некоторые из которых имели достаточно раритетный вид. Несколько поломанных стульев валялись у стены, будто их в ярости в нее швыряли.

Саша и Гриша стояли по обе стороны от Гейзериха, готовые немедленно действовать по обстоятельствам. Но в их напряженном ожидании, на мой взгляд, не было ни малейшей нужды. Глаза черного археолога неотрывно следили за недопитой бутылкой водки «Хортица». Две ее опустошенные близняшки стыдливо выглядывали из-за ножки стола.

«И сюда добралась», – подумал я.

– Гейзерих… – негромко позвал Пашутин.

Мутные глаза человека поднялись, совершая невообразимые сальто-мортале под сенью тяжелых век.

– О, м-мужики, – нетвердо произнес он. – Вы откуда? – И совершенно нелогично, с моей точки зрения, пригласил:—Водку будете? – Толстые пальцы с черными ногтями зашарили по столу в поисках посуды для гостей.

– Пить – здоровью вредить. – Николай Николаевич решительно схватил бутылку за горлышко.

– Ты что, м-мужик?!—В голсое Гейзериха прорезались неприкрытая обида и гнев. – Положь взад!

Он попытался приподняться, но молодые обортни слаженным движением схватили его за плечи и толкнули обратно. Не удержав равновесия, человек упал навзничь, гулко стукнувшись головой о бревенчатую стену. Заворочался, как перевернутый жук, но в лицо ему глянул черный зрачок АПБ.

– Вы кто? – трезвея на глазах, проговорил черный археолог. – М-менты?

– Хуже! – Пашутин движением фокусника извлек удостоверение в красной обложке, сунул Гейзериху под нос. На передней «корочке» я успел заметить полустертые золотистые буквы – КГБ.

– Д-да вы чё, мужики?.. Я не п-при делах…

– Там разберутся, – веско бросил Николай.

– Д-да я не…

– Заткни пасть! Слушай меня внимательно. – Человек старательно закивал. – Я согласен закрыть глаза на ту нацистскую символику, которой ты торгуешь. Понял?

– П-понял…

– Я даже готов не убивать тебя на месте за краденные у ветеранов ордена, которые ты, мокрица, толкаешь из-под полы. Пусть тебя совесть сожрет с потрохами… Хотя откуда она у тебя?

– Я т-только продавал…

– Прокурору расскажешь.

– Суки… – вдруг слезливо завыл Гейзерих. – Волки позорные…

Гриша коротко ткнул его кулаком в ухо. Еще бы, для оборотня большего оскорбления не придумать.

– Заткнись и слушай меня, – продолжал Пашутин. – Я согласен пустить тебя по мелкой уголовке, если ты наведешь нас на Зигфрида. Он мне нужен, а не…

А вот такого ответа не ожидал никто из нас. Только что выглядевший сломленным человек ладонью сбил в сторону пистолет Саши, одновременно ударяя Гришу локтем в живот, а ногами снизу по столешнице. Хлопнул негромкий выстрел. Резко запахло пороховыми газами. Пашутин гибким движением уклонился от летящего на него стола, а я сумел лишь выставить вперед раскрытую ладонь.

С грохотом и звоном посыпались на пол кружки и миски. Задребезжали, покатились бутылки.

Столешница, отлетев от моей руки, врезалась в спину уже задравшему ногу на подоконик человеку. Он крякнул, утратив преимущество внезапности, и молодые оборотни тут же навалились ему на плечи, опрокинули на топчан, придавливая.

– Волки-и-и-и…

Пашутин подобрал АПБ и сильно ткнул Гейзериза в губы стволом.

– Слушай меня внимательно, мразь!

– Руки сломаете-е, – выл человек.

– И ноги можем. Мне они не нужны. Мне нужен твой язык и остатки памяти, которые ты еще не пропил. Скажешь все честно, будешь жить.

– Ничего не знаю…

– Врешь, гнида.

– Клянусь… Пусти руку, перекрещусь…

Оборотень оглянулся на меня с легкой улыбкой.

– Ты не боишься, что тебя молния среди зимы поразит?

– Покаюсь…

– После. Говори, где Зигфрид. Ну! Быстро!

– Не знаю!

– Ты знаешь. Почему не хочешь сказать? Смерти не боишься?

– Боюсь. Очень боюсь…

– Ты Зигфрида боишься, так ведь?

Гейзерих молчал, выпучив глаза.

– Ты. Боишься. Зигфрида, – раздельно произнес Николай. – Не бойся. Он ничего не узнает. Если будешь меня слушаться, само собой.

Пьянчуга долго молчал, только надувал щеки и вращал глазами, будто задыхался. Потом выплюнул.

– Н-не Зигфрида я боюсь… Т-того, кто его убил.

После этих слов Гейзерих обмяк, окончательно перестал сопротивляться.

Мы с Пашутиным переглянулись. Еще одна загадка?

– Кто убил Зигфрида? Говори! Быстро!

– Н-не знаю.

– Так чего же ты боишься?

– А того, что я его т-труп видел. И дружков его новых…

– Трупы дружков? – уточнил оборотень.

Черный археолог кивнул. На его лице отражался неподдельный ужас.

– Руки ему свяжите и отпустите, – приказал Николай.

– Не надо, – я шагнул вперед, поймал взгляд человека. Тот застыл, подчиняясь магии кровных братьев. – Ты будешь спокойным, ты готов сотрудничать, мы – твои лучшие друья, хотим тебе помочь.

– Да, – Гейзерих даже заикаться перестал. – Спасибо вам большое. – Теперь он просто излучал благожелательность.

– Говори. Что ты знаешь об убийстве Зигфрида?