Поэзия С.С. Боброва 481 эпитафией; друг, роняющий слезу над гробом; словесные мотивы «тишины», «молчанья», «уединенья», «сочувствия» и т.д., вплоть до синтаксических параллелизмов и анафорических повторов, создающих мелодию стиха; пейзаж редуцирован до «тихого месячного сиянья» и аллегорических «кипарисов», т.е. представлен своими «знаками» и подчеркнуто суггестивен). Однако так называемый «демократический патриархализм» элегии Жуковского и мотив «юноши» у Боброва полностью отсутствуют. Перед нами чистая схема жанра, обнажающая его религиозную квиетистскую основу. Важным новшеством был стих «Кладбища». За два года до Жуковского, сделавшего, по словам М.Л. Гаспарова, «решающие шаги» в освоении 5-стопного ямба98, Бобров использовал здесь именно этот размер". Экспериментальным по форме является также стихотворение «Цахариас в чужой могиле» (№ 294), написанное довольно изощренным вольным ямбом с чередованием строк 2-, 3-, 4-, 5- и 6-стопной длины. Вообще, прежде Бобров был мало склонен к метрическим экспериментам100. Тем интересней его обращение к ним в последних стихотворениях. Видно, он сознательно пробовал силы на путях, прокладываемых молодыми поэтами (как из круга ВОЛСНХ, так и из числа карамзинистов). Откликом на новые веяния явились его переводы из Сапфо, привлекавшей в 1800-х годах многих авторов: ее пе- 98 Гаспаров МЛ. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. М., 1984. С. 114. 99 Ранее Бобров использовал 5-стопный ямб в одном переводе из А. Попа (№ 154), в «Двух надписях Екатерине II» (№ 10—11) и отдельных строфах стихотворений «К праху российского Ганнибала» (№ 19) и «Лучший день в году Акаста» (№ 78). 100 Из метрических экспериментов Боброва, не считая «хоров для польского» и ряда строф в «Драмматическом песнотворении на кончину Екатерины II» (№ 8), написанных 5-стопным хореем, можно назвать лишь дактилические стихи «Желание любителю отечества» (№ 53) и логаэд к дню рождения П.И. Икосова (№ 113). 16. Бобров Семен, т. 2
482 В Л. Коровин реводили Г.Р. Державин, А.Х. Востоков и др., даже вышли две брошюры под титулом «Стихотворения Сафы» - П.И. Голенищева-Кутузова (1805) и В.Г. Анастасевича (1808). Бобров переложил два первых, самых известных фрагмента Сапфо и еще два менее известных («Имн Венере», № 268; «Отрывки из Сафы» (№ 274-276)). Стихотворение «К Меркурию» (№ 295), подражание оде Горация, Бобров сочинил также не без оглядки на современных поэтов: тремя годами раньше ее, имитируя размер подлинника, перевел Востоков. Однако большая часть поздних оригинальных стихотворений Боброва распределяется по уже знакомым жанрово- тематическим группам. Это, во-первых, оды, посвященные военным кампаниям (в данном случае - событиям антинаполеоновских войн 1805 и 1806-1807 гг. - «Год к вечности», № 273; «Походный бой», № 285; «К патриотам везде и во всяком...», № 286; «Шествие скипетроносного Гения...», № 292), оды на события в жизни царствующих особ («Ангел Багрянородного отрока», № 260; «Песнь эпиталамическая на брак Высочайших лиц», № 263), «надгробные» оды в воспоминание «браноносных гениев» («Воспоминание графа Вал. Ал. Зубова при его могиле», № 262; «На рябиновое деревце... на монументе Румянцова-Задунайского», № 293), шесть эпитафий разным лицам (№ 261,265-267, 271,284), песни (№ 279,291) и два стихотворения к П.Ф. Герингу (№ 290, 296). Одно стихотворение прямо отсылает к принесшей автору успех «Тавриде» - «Новое одобрение коммерции в Таврии в 1806 году» (№ 288). Новостью для Боброва можно счесть стихи, адресованные собратьям по перу - М.М. Хераскову и М.Н. Муравьеву. Это «Успокоение российского Марона» и «Весенняя песнь», написанные одинаковыми одическими пятистишиями с не- рифмующейся заключительной строкой, но проникнутые элегическими настроениями. Оба стихотворения содержат указания на взаимоотношения автора с адресатами, упоминания основных их произведений, реминисценции из них и варьируют их поэтические темы. Так, в «Весенней песни»
Поэзия С.С. Боброва 483 картины весны являются развитием мотивов 7-й и 8-й строф оды Муравьева «Весна. К Василию Ивановичу Майкову» (1775), а в «Успокоении российского Марона» тема «запада жизни» и лебединой песни в целом и в особенности предпоследняя строфа представляют собой интерпретацию строк Хераскова из его «Оды... Александру I... на день восшествия на престол» (1801). Поводом к написанию этого стихотворения, возможно, послужил выход дидактической поэмы Хераскова «Поэт» (1805), в которой Бобров мог усмотреть косвенное одобрение собственных опытов, прежде всего ранних религиозно-философских стихотворений: Приводит ли тебя в восторг, во изумленье Вселенной дивное из хаоса явленье? - Ты внемлешь ли, как рек Творец: да будет свет! - Свет бысть! и тысячи явились вдруг планет. На небе голубом когда заря явится, То кажется ль тебе, что паки мир творится? Когда творительный в восторге дух парит, Всему дает он вид и все животворит; Там камень чувствует, там речки воздыхают, Там горы к небесам чело гордясь вздымают. Черноволосая в звездах хаоса дочь Мечтается ль тебе с жезлом свинцовым в ночь, Которым на земли к чему она коснется, Все меркнет, дремлет все, покою предается. - Где для простых очей совсем предметов нет, Рисует, видит там и чувствует Поэт101. Самое пространное из поздних стихотворений Боброва - «Россы в буре, или Грозная ночь на Японских водах» (1807). Это, собственно, небольшая поэма об одном эпизоде кругосветной экспедиции И.Ф. Крузенштерна и Ю.Ф. Лисянского 1803-1806 гг., а именно о том, как 1 октября (н.ст.) 1804 г. 101 Херасков ММ. Поэт. М., 1805. С. 3-5. В приведенных строках есть прямые отсылки к стихотворениям Боброва «Размышление о создании мира» (№ 100) и «Хитрости Сатурна» (№ 116). 16*
484 В Л. Коровин шлюп «Надежда», направлявшийся из Петропавловска-Кам- чатского в Нагасаки, был застигнут тайфуном у берегов Японии. Ход плавания достаточно широко и оперативно освещался в русской печати. Так, Н.М. Карамзин в «Вестнике Европы» еще до отбытия судов из Кронштадта поместил заметку о готовящейся экспедиции, где доказывал необходимость торговой экспансии России: «Англоманы и галломаны, что желают называться космополитами, думают, что русские должны торговать на месте. Петр думал иначе - он был русским в душе и патриотом. Мы стоим на земле русской, смотрим на свет не в очки систематиков, а своими природными глазами; нам нужно и развитие флота и промышленности, предприимчивость и дерзание»102. Позднее в «Вестнике Европы» печатались письма участников экспедиции. Не было недостатка и в поэтических откликах: по случаю достижения «Надеждою» острова Овайги 7 июня 1804 г. написано стихотворение А.Ф. Мерзлякова «Тень Кукова на острове Ов-гиги» (1805). После возвращения «Надежды» в августе 1806 г. в Кронштадт на страницах «Лицея» И.И. Мартынова было без подписи помещено подробное описание путешествия103. У Боброва были особые причины интересоваться плаванием, устройству которого, будучи в 1802 г. морским министром, содействовал его давний покровитель Н.С. Мордвинов. В 1805 г. он был зачислен на службу в Адмиралтейский департамент при морском министерстве, ведавший, среди прочего, научными изысканиями, а потому и делами экспедиции Крузенштерна, т.е. Бобров был сослуживцем участников плавания «Надежды» и «Невы». После их возвращения ему, конечно, довелось выслушивать рассказы моряков, а возможно, и пожелания прославить поход в стихах. Последнее прямо касается эпизода, избранного предметом поэмы Боброва («бури» у японских берегов). В записках Крузенштерна он описывается следующим образом: «Бесстрашие наших 102 Вестник Европы. 1803. № 6. С. 171. 103 См.: Лицей. 1806. Ч. 4. Кн. 3.
Поэзия С.С. Боброва 485 матросов, презиравших все опасности, действовало в сие время столько, что буря не могла унести ни одного паруса. В 3 часа пополудни рассвирепела наконец оная до того, что изорвала все наши штормовые стаксели, под коими одни мы оставались. Ничто не могло противостоять жестокости шторма. Сколько я ни слыхивал о тифонах, случавшихся у берегов китайских и японских, но подобного сему не мог себе представить. Надобно иметь дар стихотворца, чтобы живо описать ярость оного»104. Таким образом, «сюжет» поэмы был подсказан Боброву самими ее героями. В примечаниях, где детально описывается все происходившее на корабле, он ссылается на рассказ М.И. Ратманова, одного из офицеров «Надежды». Примечания эти изобилуют профессиональной морской лексикой, что неудивительно, поскольку поэма посвящена «российским мореходцам» и адресована прежде всего им. Однако сочетание поэтического текста и мало уступающих ему по объему прозаических пояснений, «вымысла стихотворца» и подчеркнуто достоверных сведений создает особый художественный эффект. Наличие примечаний со ссылками на слова очевидца сближают «Россов в буре» с другой «малой поэмой» Боброва - «Черноморские трофеи...» (№ 47). Адмиралтейский департамент, занимавшийся, в частности, изданием трудов на морскую тематику, обеспечивал Боброву в последние годы его жизни дополнительный заработок. Так, по заданию департамента он перевел вторую и третью части «Всеобщей истории о мореходстве» (изд. 1808 и 1811), а по собственному почину предпринял оригинальное исследование о мореходстве славянских народов105. Он успел 104 Крузенштерн И.Ф. Путешествие вокруг света в 1803, 4, 5 и 1806 годах на кораблях «Надежде» и «Неве»... М, 1950. С. 278-279. 105 Древний российский плаватель, или опыт краткого дееписания, с присовокуплением инде критических замечаний на некоторые чужестранные повести о морских походах россиян, соч(иненный) на основании разных ист(орических) свидетельств надв(орным) советником Семеном Бобровым. СПб., 1812. 108 с.
