362 Дополнения Грядет он; - агнцам невозможно Пастись на пажитях своих В часы весенние спокойно, Коль пастырь от ограды их Не отженет зверей грозящих Жезлом, несущим жизнь и смерть. Чтоб тигров кровожадных, лютых Отгнать - иль сокрушит вконец, Потребна твердость стен сомкнутых, Единство молний и сердец. И се скипетроносный пастырь Спешит на пажить в ужас тиграм! Вотще мятежны изуверы, Гордясь обширностию плеч, Мечтают выше сил и меры Содвинуть горы, - твердь облечь. - Герою ль ложному дерзать, Где Бог, - где Вера зиждут чудо? Се Гений наш богоподобный, Как Судия стихий, - как Зевс, Понес свой меч молниеродный, Весы свои туда понес, Да тем очистит твердь от туч, А сими рок решит вселенной! Гряди! - гряди, Отец героев! Как Бог среди богов, восстань! Воспламени сынов и воев! Слей их в единой дух на брань! Слиянье душ - и их движенье - Чуднейше любви творенье. Тогда они с содружным жаром На жатву славы полетят И гармоническим ударом
Дополнения 363 Геенны сына поразят, Низложат, - и судьбину мира Свершат, как новы Озириды. Отец! - да будет страж небесный Сопутником в твоих путях! Да бури расточит окрестны И по торжественных громах Во образе звезды вечерней Провозвестит покой вселенной! 293. НА РЯБИНОВОЕ ДЕРЕВЦЕ, выросшее само собою из бронзового лаврового венца, что на монументе Румянцова-Задунайского, на Царицыном лугу Природа, мати чад послушных! Велишь - и жизни тайный дух, На легких крылиях воздушных В металл и прах стремится вдруг. Велишь - два царства сопрягутся, В металле семена растут; Из меди силы жизни льются И в злачных стеблиях цветут. Возможны ли сии премены? Все можешь ты, о мать вещей! Се выник первенец зеленый Из медных недр рукой твоей. Власы чела его тенисты, Мне мнится, в образец берут, Метальный хладный лавр ветвистый; Но сами, в кудри вьясь, растут.
364 Дополнения Быть может, выдет в сем растеньи Многоветвистый Нестор впредь, Который может без сомненья Угрозы бурь, веков презреть. Природа, мать существ несметных! 20 Ты отдыхаешь много лет, Чтобы Румянцевых бессмертных Еще произвести на свет. О Всемогущая! - ты млеешь: Ужель иссяк источник твой? - Нет, - не в одних сынах радеешь, - Везде; - и сей блеснет Герой. Средь бранных бурь, в часы Громовы, 30 Принявши подлинник в пример И в памятник венец лавровый, Возникнет он превыше сфер. 294. ЦАХАРИАС В ЧУЖОЙ МОГИЛЕ1 Какая ночь! Толь грозно никогда не падала с небес; Толь грозно не было еще вкруг гроба здесь. 1 Сказывают, что известный немецкий писатель Цахариас, или Заха- рий, возвращаясь некогда домой в глубокую ночь через кладбище, упал нечаянно в вырытую могилу. Не рассудив выбраться из сего ночлега, остается он в нем. Но пробудясь при звуке колокола и почувствовав то ужас, то уныние, выходит тотчас оттуда, спешит домой, садится за перо и в первом жару изображает сии чувствования стихами: Weich eine Nacht! - умея же играть на фортепиане, кладет их на музыку, достойную своего предмета. Вот почему дано оглавление сей песни. Переводчик тщился по возможности сохранить не только смысл и силу выражений, но и самую меру подлинных стихов, дабы можно было пользоваться готовою музыкою.
Дополнения 365 О мать земля! здесь прах почиет тех, В прохладе недр твоих, Которых мир столь много прнебрег, Лишь небо высит цену их. Но что за громкий тамо звон? Сквозь воздух стонет он. Я слышу меди стон, Я слышу, к смерти будит он! Восстань, душа! Почто тебя объемлет трепет вновь? Ах, сей ли гроб твой взор мятет, Где ляжет токмо плоть и кровь? Ты, что во мне и жизнь и свет! Куда отсель, Как я уже престану быть? Престану бытъ\ -ужель] Ум содрогается - уже не бытъ\ Желанье злейшее могил! Желанье без надежд! Кто влил, Кто мог тебя внутрь сердца влить? Уже не бытъ\ Ах! как болезнует отчаянная грудь! Всемощна грусть! сильнее смерти грусть! Я, робкой скорбью сокрушенный, Лежал у гроба распростерт, Твоим мерцаньем устрашенный, О бесконечна смерть! Я зрел, отчаян в бездне мрачной, Хаоса пред собой престол И слышал шум стремнины алчной; Уже и в зев ничтожства шел... Но вдруг небесный глас к покою Нисшел от высоты И рек: «Не в гневе создан Мною, Не в вечну жертву гроба ты;
366 Дополнения Нет - не страшись! Твой дух живый взнесется, И то, что тлен рассыплет в персть, Из персти паки воззовется Во славу, в вечну честь!» 295. К МЕРКУРИЮ Подражание Горацию Атланта внук сладкоречивый, Что в мрачной древности веков Преобразил сердца строптивы Уставом игр, и силой слов, И лирою, что ты обрел. Тебя Зевес в небесны кровы Приял, чтоб быть послом богов; И весть твоя, как луч громовый, Сквозь мраки мчится облаков - Из тверди в ад, из ада в твердь. Сам пастырь звезд благообразный, Быв пастырем среди лугов, Вотще чинил угрозы разны Тебе за скрытие тельцов; Ты видел вместо их улыбку. Погиб бы ране царь Фригийский, Когда б он без тебя пошел С дарами в грозный стан Ахивский; Но ты его безбедно вел Сквозь пламенную рать Атридов. Чистейши души в свет из нощи Не смеют без тебя парить; Ты властен лики теней тощи Златым жезлом своим водить - О Майн сын! - будь славен вечно.
Дополнения 361 296. К Г(ОСПОДИНУ) Г(ЕРИН>ГУ НА КОНЧИНУ ЕГО СУПРУГИ МАРИИ Н. Тогда как час утех отважно На резвых крыльях поспешал, Чу! - смертный колокол протяжно На башне в полночь простонал. Тогда как Ангел покровитель1 Хотел с лазурью свет простерть, - Се новый Ангел твой хранитель Парит сквозь тьму и мрачну смерть. Ты зришь, - се тень твоей Марии 10 Из нощи гроба выспрь летит! Се перед ней дрожат стихии! Се над тобою тень блестит! Священна стража! - муж прискорбной! Нет сей Люцинды дорогой; Но все она еще с тобой, Как некий охранитель скромной. Ах! прежде ты сей день сретал С улыбкой, с поцелуем нежным; Часы забвенья оживлял; 20 Теперь сретаешь с оком слезным Среди ужасной пустоты; Теперь ты в гробе прах лобзаешь, Детей с тоскою обнимаешь И с плачущими плачешь ты. Не внемлешь ли? - Се тень вещает: «Не плачь, супруг, и мне внуши. Коль смерть мой образ похищает Из глаз одних, - не из души; Ея смерть случилась пред имянинами ея супруга.
368 Дополнения Коль я живу в груди сострастных, Коль в сердце я живу твоем, В чертоге драгоценном сем: Супруг! - живи ты для несчастных! Живи ты для моих детей И пальмой кипарис увей!» 297. КЛАДБИЩЕ (из Клопштоковых од) Как тихо спят они в благом успеньи! К ним крадется мой дух в уединеньи; Как тихо спят они на сих одрах, Ниспущенны глубоко в прах. И здесь не сетуют, где вопль немеет! И здесь не чувствуют, где радость млеет! Но спят под сенью кипарисов сих, Доколь от сна пробудит Ангел их. О если б я, как роза, жизнь дневная, В сосуде смертном плотью истлевая, Да рано ль, позно ль тлен отыдет в тлен, Здесь лег костьми моими погребен. Тогда при тихом месячном сияньи С сочувством друг мой мимошед в молчаньи, Еще б мне в гробе слезу посвятил, Когда б мой прах слезы достоин был. Еще б один раз дружбу вспомянувши, В священном трепете изрек, вздохнувши: «Как мирно он лежит!» - мой дух бы внял И в тихом веяньи к нему предстал.
ВАРИАНТЫ РАННЕЙ РЕДАКЦИИ загл. Таврида, или Мой летний день в Таврическом Херсонисе. Лирико-эпическое песнотворение Николаев, 1798 (Посвящение) (нет) «Живейшим солнцем озаренна...» (нет) ем. «Предварительных мыслей« (Посвящение) ВИЦЕ-АДМИРАЛУ МОРДВИНОВУ Ваше Высокопревосходительство! Милостивый Государь! Вот некоторое изображение Таврии! - воззрите на него и услышьте предварительный суд о нем! начало сего плода возрастом своим обязано еще первому Вашему обозрению сего полуострова. Неоспоримо, что многие мысли здесь уже не новы и давно известны; но сыщется ли в природе вещь, которая бы когда обладала телом совсем новым и отменным от своего естественного? разве одно исчадие природы. - Покрой одежды различен; а сущность в наготе своей всегда постоянна. Сей одежды требовала самая вводная повесть о магометанском мудреце, который составил из утра, полудня и вечера для воспитанника своего нравственную жизнь человека; свойство же азиатских бесед подкрепило мое намерение, хотя и оно не новое; не меньше и Гений старожителей Таврических к тому споспешествовал. Всякому известно, что вместо того было бы сухое и скучное описание красот Таврического дня, если бы тут лица, не взирая, что они худо или
