(ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ) Содержание Образ сумерек. - Тени ханов. - Горячий морской ветр. - Местопребывание рыб. - Ловля их - весенняя и осенняя. - Деятельность ночных и других сим подобных существ. - Соловей. - Бдительное сострадание. - Не меньше того и зависть. - Явления воздушные. - Нравственное извлечение из песнотворения. - Имн Царю Царствующих Смотри! - как сумрак восприемлет Обыкновенный свой престол В тенистом нашем кругозоре1, И кажется, что торжествует Умершего Шерифа смерть. Увы, - Омар, - и ты скончал Урочно странствие свое! - Хоть ты, свое считая рвенье Священным, препинался много; 10 Но добрый путь тебе, - Омар\ Оставь пещися храбрым россам, Пещися мудрому Царю О соплеменниках твоих, О коих столько ты болел! Победам россов вслед течет Мир вечный, - долу здесь и там. - Ты спишь и не проснешься завтра; Твоя ночь гроба - вечна ночь; А здесь - ночь мира начинает Так переведен горизонт; но я осмелился в первых песнях перевесть его глазо-ем, или обзор, что, кажется, не ближе ли означает силу термина?
256 Херсонида Свинцовым скиптром помавать. - Ея ужасну мановенью Покорствуют различны тени: Одне нисходят с верху скал И длинной мантией своей Далече покрывают долы; Другие, цвет имея грубый, Идут не скоро созади. - Мне мнится, - с ними восстают Из праха грозны тени скифов. - Там тени странствуют шерифов; Там ходят призраки Фоантов Или ужасных Митридатов, Или растрепанных Медей, Или Фалестры копьеносной? - Здесь тень является Мамая, Что, зверским оком озираясь, Терзает с стоном грудь власату, Где раны те еще горят, Которые впечатлены Десницей страшною Донского1, Тогда как с грубою гордыней Сей зверь, из Перекопа мчась, Хотел в Куликовских долинах Несчастных россов подавить; А тамо вьются над гробами Угрюмы тени Мубареков, Мурат-Гиреев и Салметов. - Ужасны тени сих мужей! - Их смуглы, кажется мне, чела Покрыты преисподним мраком... Их черны взоры не находят Великий князь Димитрий, проименованный Донский по случаю славной победы над Мамаем, был отец и утешитель бедной тогда России.
Пестъ восьмая 257 Своих потомков на хребтах. - Как воют там они в скалах? - Какие страшные стези В равнинах горных пролагают? - Касаясь бисерной росы Сухими перстами своими, Следы ужасны оставляют В страх утреннему пастуху. 60 Но что? - какой свирепый ветр Еще от моря восстает1? - Он с юга дует и шумит, Подобно быстрой, жаркой буре! - Как стонут южные брега? Как здесь качается сей лавр С опущенными вниз листами? - Как там ручьи трепещут в падях От сей внезапныя тревоги? - Я ощущаю зной - он жжет 70 Тогда, как должно охладиться; Я слышу тяжкий дух - он душит, Тогда как должно освежиться; Но серный пар сей давит чувство. - Ах! - знать, еще в пучине скрыты Подземны вещества горючи! Они, парами из-под бездны В сумрачную исшедши твердь, Разносятся по долам бурей. - К тебе, - природа благотворна, Хвалу возносит житель здесь, Что знойный вихрь преходит скоро, Что сей воздушный демон мести, 80 1 Около южных берегов Таврии в сумерки бывает с моря пресвире- пый ветр, подобный шквалу, отменно горячий и тяжко пахучий; но он скоро утихает. 9. Бобров Семен, т. 2
258 Херсонида Едва гортань разинет знойну, Сжимает и смыкает паки. - Зри! - тамо в отдаленном юге, В краю сумрачна горизонта Еще в полкругах некий гром Чертит сребристые бразды; Но рев уже не слышен прежний. - Зарница не гремит над нивой. - Здесь все спокойно, - все молчит. Се! - пролегает путь к брегам! - Я темный путь туда приемлю И зрю вдали кустарник малый Иль пастуха, идуща с моря, Высоким длинным великаном Или густым столпом тумана. - Но златоперых щур соборы, Любители зари последней, Парят вблизи приморских гор И, зыбля крылошки зелены Над темной спинкою своей, Прохладный сумрак рассекают, А желты шейки протягая, Еще поют пискливым гласом Свободу от дневнаго зноя. Какая тишина в водах? - Они, как зеркало, стоят. Когда с Кафинских берегов Взираешь на равнину моря, Тогда печальны стены града Рисуются в стекле пучины Во образе развалин зыбких И слезную в слезах Фетиды Картину в сумрак представляют. - Как тамо рыбы выпрядают
Лесть восьмая 259 И, сделав в воздухе полкруг, Тотчас опять стремятся в бездну? Лишь за собою оставляют Кругов морщины по водам. Там рыбы ханские, пеструшки, При свете звезд или луны Выставливают в быстром ходе Из зыби черно-пеги бедра, Или султански рыбы тучны1, Которых вес в роскошном Риме Равнялся с весом серебра, Пурпуровой блистают кожей Сквозь чешую свою прозрачну. Но как Овен нетерпеливый, Расторгнув топотом своим Покровы снежные зимы, Откроет кроткий месяц роз И выведет из зимних хлевов Стада блеющи в царство Флоры, Иль как печальный Скорпион Ниспустит над пучиной гладкой С небес туманные завесы И длинную осенню ночь В трояком мраке углубит, Тогда пронырливый рыбак, Приметив в воздухе покой И в море чаемую тихость, Пускается с подсветом в бездну. - Горящий пламень, проницая Далеко в тиху глубину, Огнисту башню протягает, По жидким вьющуюсь зыбям. - Ханские и султанские рыбы так называются от татар по отменно хорошему вкусу и виду. 130 140 9*
260 Херсонида Тогда, - под скромным как веслом, Сверкая, резвый пурпур скачет, Обманутые чада моря, Стремясь на роковой сей огнь, Бывают жертвою плачевной. - Рыбак неумолимый, ждав Сего с дрожаньем потаенным, Уже давно раскинул сеть, С колеблемой лодьи восклоншись, Во вред сим вод простым народам. - Тогда кефаль среброчешуйна И остроносый жирный скомбер, В последний раз пером плеснув Средь матерней своей стихии, В жестокой попадают плен. Уже в грядущую весну Не будут с братьями чинить Периодический свой ход К Дунайским устьям быстротечным Или через пролив Стамбула В Архипелажскую пучину, А после паки возвращаться При днях осенних в зыбь Эвксин. У тихих сих блестящих вод, Где свод небес изображен, Как в ясном некоем зерцале, Служащим эхом для цветов, И где все яворы прибрежны, Наклонши в зыбь власы зелены, Являются во глубине Бегущими рядами быстро, - Я всюду зрю безмолвный мрак И всюду кротки тени нощи. - Лишь в злаке шелковиц густых
Пестъ восьмая 261 Среди приморских вертоградов Не дремлют токмо листо-липки1 И тонким гласом сон наводят. - Они, из усыренных долов Взбираясь в мрачный час по древу И к тылу листвий прилипая, Всю темну ночь поют до утра. - Меж тем как под густой гробиной, Качаясь, белоперый сыч На ветви томно восклицает И в целу нощь окрестны долы Тоскливой песнью оглашает, А в злачной густоте аржанца2 Бродящий рябоватый крастель С зарею тусклой раздает Клик громкий по холмам пустыни, - Горящи светляки в садах3 Свой тусклый факел возжигают. - Как слабо отгоняют тьму Сии толь дробные огни, Сии трубчатые светочи, Которыми песок морский И тучный злак везде усеян То посреде сырых ложбин, То средь брегов, покрытых влагой? - С какою радостью виющись Ночные бабочки над полем По свойственному им влеченью Стремятся к слабым сим светочам! - 1 Род очень малых и очень легких лягушек, которые, прицепясь к листам дерева, всю ночь кричат. Голос их не противен и несколько похож на сверчка, но громче. Оне больше подходят к травяным кобылкам, или стрекозам. 2 Род травы, похожей видом на рожь. 3 Светящиеся червяки.
262 Херсонида Смертельна радость! - ах! - сколь часто На самом полету бывают Лишь жертвою нетопырей, Что, выпорхнувши из среды Кафинских дремлющих столпов Или осиротевшей веси, Их жадным поглощают ртом? Но все сии ночные виды Еще не сильны обаять Моих полувздремавших чувств С такою силою живою, Как доброгласье соловья. - Как нежно тамо Филомела Под тению раин высоких Ночную восклицает песнь? - Чу! - как немтующий сей гул, Колена песни повторяя, Волшебной трели подражает! - Вот! - то воздушное зерцало, Что, преломя лучи звенящи, Хотя неверно, но приятно Утесам смежным их собщает! Пой! - пой! любезная певица, Наставница моей камены\ - Пой в славу нощи, - в честь любви! Сия приятна нощь одета Не в зимню ризу грубой волны Или стигийской черной ткани, Но в мантию пушисту, легку, Которая не заграждает, Не подавляет, - но разносит Твой громкий голос по долинам. - Тебе прекрасная звезда, Тебе Венера прекатна, - Дщерь нощи, - дщерь пучины внемлет. - 220 230
