Лесть восьмая 263 Ах! как пленяюсь я лучем Ея мигающих очей, - Когда из-за холмов камнистых Она дрожащий сыплет свет И сладостны часы любви Низводит в осененный мир? - Пой! - пой, любезная певица, Во славу нощи, в честь любви! Все дремлет, - токмо две печали - Печаль состраждущих сердец, Печаль завистливых сердец, - Покровом бледным осененны, Одни теперь бессонны стонут. Ах! - обе факел возжигают, И обе слезы испускают; Но перва ангельски льет слезы, Другая Стиксовы крутит Иль крокодиловы слез токи. - В слезах печали благородной Играют божески лучи И милосердья райски слезы О жребии несчастном ближних; В слезах последней огнь крутится, Огнь смертна факела ея, Что зыбля завсегда она, Скрежещет ржавыми зубами, Дрожащи движет сини губы, Глотает внутрь мяса змиины; Терзается, что счастлив ближний, Сокрыты вымышляет ковы, Чтоб возмутить огнем тлетворным Блаженные соседа дни, То приписуя те пороки, Каких совсем он не имеет, То устрояя ложну славу
264 Херсонида В оклеветание его; А слава, - кто того не знает? - Широкие имеет уши, Подобно так, как сильный страх Великие глаза имеет. - Ах! - зависть льет на пуховике Ночные слезы и о том, Почто судьбина не сравнила Ее с отважным Геркулесом Иль с сыном славного Филиппа, Или с Адонисом, иль с Крезом\ - Ах, - гнусная Алекта в плоти!1 - Доколе прогорит твой факел? О небо! - ниспусти все ветры И погаси сей страшный факел! - Пускай не дремлет лишь премудрость И ищет благодатны меры, Чтоб зависти пути пресечь, Обезоружить мышцы ей И радости бальзам влиять Заутра в удрученно сердце! - Премудрость скромна, - благородна; Ея благотворенья тихи Подобны облачной росе, Что падают с небес в молчаньи. - Как назову такое сердце? - Источник слезоструйный благ, Отколе капли сожаленья, Отрада, благость и веселье Во грудь злосчастному текут. Меж тем премудрость созерцает Явленье в тверди с восхищеньем, Что суеверие считает Фурия.
Песть восьмая 265 Злым знамением для вселенной, И заключает некий рок Для сел, градов и сильных царств. Сии блудящие огни, Сии горящие змии Спадают с небеси отвесно Или летят горизонтально В чудесных видах перемен. - Сия комета быстротечна Бежит, - стремится в бездну солнца; Но возвращаяся назад Из страшного пространства неба Спускается в сей дольний мир И увеличенным хвостом Дрожащу землю осеняет. - Сармат\ - чрез тридцать лет, - внемли! - Чрез тридцать лет она скатится1 Из дальних небеси пустынь. - Предтеча ей - торжествен ужас; Сопутник - океан огнистый; А след - цель поприща чудесна. - Она и древле посещала В час грозный Цесаря последний И мрак спускала над крестом... Она, - она зардеет вновь. Тогда помыслят, что падет На первый Чатырдагский верх; Но верх сей перед ней пылинка. - Она страшна, - кого ж страшит? - Порок, - слепое суеверье И зависть, крадущу средь ночи Сон сладкий у самой себя. В 1835 году большая комета возвратится близко к земле, как полагают.
266 Херсонида Но важна мудрость, дщерь Зевеса, Что чувствует в сей важный час? Она превыше всех сумнений Сего пришельца поздравляет И видит токмо в сем предмете Обычный оборот звезды, Которая, как и другие, Вратится в длани Провиденья. - Восток, полудень, поздный вечер Не есть ли солнца путь урочный? Почто ж сей путь не страшен нам? - Почто ж его палящий зной Ключей студеных не страшнее Для дышущих под вечным зноем, Под пламенем лучей отвесных? Но, о камена\ - кончи песнь! - Ты общи зришь теперь красы, Какие вся вселенна зрит, А Херсонисский лучший день От нас теперь закрылся в мраке. - Престань, престань петь летний день! Уже завеса ниц упала. Тобою, кротко размышленье, Хощу теперь я заключить? - Твоею перевязью легкой Хощу венчать я томну песнь. - Я целый день принес на жертву Приморской арфе в Херсонисе. - Я пробежал, - хотя небрежно, - Под Херсонисским небом поле Явлений, не воспетых россом. Пусть строгий суд и нежный вкус Простит мои поползновенья! - Должна ль отвага оставаться В притворе храма Аполлона! - 350 360
Пестъ восьмая 267 И должен ли порыв души Слабеть и медлить при труде, Что кроет музы нову силу? Моя сопутница, камена, Поутру в орошенных долах, А в полдень на горах прохладных Дорически вдыхала песни. - Теперь последнюю вдыхает. - Пусть песнь, - как размышленья дщерь, Еще в последний раз проникнет Небесный свод сквозь тьму висящу При всходе сребреной луны! - Природа днем пленяла много, Как белокура нека нимфа; Теперь еще пленяет больше, Как черновласая девица. Природа, как моя Сашена, Котора в ясный день являет Одно блистание лица, А в тихие минуты ночи Тайнейши прелести свои. Се! - там, в восточной стороне, Темно-янтарный холм обширный Растет из-за стеклянной бездны! - Как тамо протяжен ко мне Свет зыблется по бездне длинный? - Какое серебро струится В упадшем, - мнится мне, - в пучину, Волнистом, светлом сем столпе? Я зрю в торжественном безмолвьи Сначала полукруг великий; Велик он; - тонкий сей туман Обвод кровавый расширяет; Кровав он; - стелющийся пар В нем бледный цвет переменяет.
268 Херсонида Ce! - целое луны чело! - От сребреных ея лучей Бледнеют мшистые холмы, Бледнеют белы стены башней, Бледнеют куполы мечетей. Ах! - пусть она дню подражает? - Но день, - сей день не возвратится! - Где делось розовое утро? - Где слава полдней? - пролетела. - Чу! - бьет час нощи! - вот бой крови, Сатурновой бой быстрой крови! - Вот мера настоящей жизни! - Что наша жизнь? - мелькнувший день! О сколь тиха заря дней юных! - В сем утреннем сумраке зрим Предметы токмо в половину. - Но внутренняя раздражимость1 Уже приемлет царство в сердце. Она канал есть легкий жизни; Она теченьем правит соков; А как? - все то тогда сокрыто. - Что чувствуем, того не знаем; Поем, - как утренние птицы, Не зная радости причины, Играем, - как младые агнцы, На шелкову идущи пажить, Не зная, встретится ли волк? - Слезимся, - как роса воздушна, Что лишь напыщится, - исчезнет. - Ни пылка страсть, ни тихий разум Листков своих не развивают Irritabilis, Reïtz - дражимость, или раздражимость.
Песть восьмая 269 И кроют их еще в пукете. - Увы! - где ж дни сии блаженны? - Как сон минули, - а невинность- Повязка с скромных глаз спадает, И в чувствиях рассвет белеет. Бурливый вихрь страстей слегка Шипеть в то время начинает. - Любовь раскладывает огнь, Чтоб остру стрелу раскалить И в жилах кровь воскипятить. - Та тиха искра, что в очах Во время юных дней сияла И чистый огнь лишь возвещала, Теперь уж пламенем пылает. - Горящий взор перелетает С предмета на другой предмет. - Не милы сверстники младые, С кем игры прежде разделяли. - И самая вернейша дружба Свои права тогда теряет. - Не милы те поля открыты, Где прежде игры ожидали. - Уединенных рощей тень Убежищем любимым стала; И кто свидетель страсти нашей, Которая тогда снедает? - Свидетель токмо лес и тени. - Ни музы, ни Минерва мудра Не отвлекут от мест печали В бессмертные свои объятья. Лишь знанья занимали мозг, А сердца - не коснулись музы; Любовь, - любовь владеет им; Тогда пылающее сердце При чтении лишь нежной песни
270 Херсонида В честь некиим бровям прелестным Подобится плавильной пещи; Во груди зной; - так что же медлить? «Где ты, прекрасная? - где ты? В каких пределах обитаешь? Какое нас делит пространство? Хотя не знаю я тебя! Но симпатия потаенна Уже давно знакомит нас; Уже давно соединились Пылающие наши души. Приди ко мне, - сужденна нимфа! Приди! - узнай, как сердце тает?» Так в страсти мы тогда взываем; Глаза для сердца клада ищут; Глаза встречаются, - и с кем? С той самою заветной нимфой, Что стоила толиких вздохов; Потом усмешки, - речи, - клятвы; Когда препоны нет к союзу, Все укрепляет нежну страсть; Кто ж прочего потом не знает? Тогда сбираем мы фиалки, Гвоздики пестры, розы алы, Чтоб русы увенчать власы Возлюбленной своей Эрринны Или украсить с нежным вкусом Цветами по л ну грудь ея; Тут мним, что розы и фиалки Гораздо менее цветущи, Чем нежное лице ея, И запах их не столь душист, Как тихое ея дыханье. Ах! коль приятны дни любви! - Но если бурны ураганы
Песть восьмая 271 Ужасной ревности восстанут, Увы! - тогда мы все клянем, Клянем и самый день рожденья. Так мирт цветет; се! - лавр растет! - Что медлить? - время лавры жать! - Уже блистают над главой Часы кипяти пылких лет; Другая страсть в крови пылает; Палящий чести зной горит И возжигает скромный дух, - Забыв, что токмо в сердце должно Искать блаженство непреложно, Преследуем иное счастье По стромким оного скалам; Но часто лишь его рамена В мятежном мире уловляем; Хотя бы на брегах Невы, Хотя бы на брегах Эвксина, Или в златых песках Востока, Или в златых ливийских сушах, Или в голкондских рудокопнях За ним гнались мы опрометом: Когда усмешки не покажет; Все суетно; - оно летит, Как молния летит оно И слепо на главу падет; Где ж чаще? - там, где лесть ползет И с нею наряду идет; И на кого же? - на раба, Кому, - как страстная блудница, Слепою жертвуя любовью, Дает свою бесстыдну руку, Роскошно разверзает лоно. - Однако - гонимся за ним, Хотя лишь зрим его рамена.
