176 Херсонида И боготочная струя, Простясь навек с земною пылью, Взирает с неким омерзеньем, Как в ветрах прах его крушится, Взирает, - отвращает зрак; А сам, - как небо-парна сущность, Втекает в удаленну вечность. - Но ты ль, - сын персти, - мнишь проникнуть, Чего не знает плоть и кровь? Ты ль мнишь, что создан ты во гневе, Что ты рожден лишь для земли, Земли страданья и терпенья? - Как? - разве то совсем не разум, Чрез что теперь о сем ты судишь! - Твой разум, - разум есть порука В бессмертии твоей души. - Тот, кто возможет все творить, Распространяет бытие Свое с другими существами. - Производить и сохранять, Но никогда не разорять - Могущества есть высша сила; Она не действует над тем, Чего меж бытиями нет. Отец духов не есть Бог мертвых; Он Бог, - Он Бог есть вечной жизни. - Итак, - еще ли ты отчаян? Ответствуй мне еще, сын неба! Имеешь ли ты срок довольный Все страсти в жизни покорить И в добродетели чистейшей Установить мятущусь душу, И, прежде нежели умреши, По всем степеням перейти От совершенства к совершенству,

Песнь пятая 177 И наконец - достигнуть цели? - Возможно ль, - чтоб безмерно мудрый Соделал славные творенья Для низкой цели, - жизни сей? - Ужли он будет веселиться, Создав умы несовершенны, Единым их скоротекущим, Хотя разумным бытием? - Как можно в жизни сей достигнуть Пределов точных совершенства? Дух шествует без остановки До высоты своей природы, Но шествует он так, что крайних Ея концев не достигает, Подобно той черте, что ближе К другой во всю стремится вечность, Но никогда сойтись не может. - Сие безмерно возрастанье Познанья, - славы, - совершенства, - Сей непрестанный переход От силы к силе и доброте, От доблести одной к другой, - Сей дальновидный духа путь, Конечно, Божеству угоден, Когда Он пред собою зрит, Что тварь возлюбленна Его На целу вечность расцветает И ближе шествует к Нему По высшим степеням подобья. - Так, - дух твой в лучшем небосклоне Узнает точку совершенства. - Сам первозданный Элоа, Что человеческой душе Теперь здесь зрится божеством, Весьма подробно понимает, Что будет в вечности вращаться

178 Херсонида Тот круг, где человека дух Быть должен столь же совершен, Каким он зрится сам теперь. - Ах! - как же ты, злосчастный сын, Дерзнул желать толь беззаконно, Да сократится краткость дней, Где дух твой не успел еще Уроков первых изучить? - Предайся лучше Провиденью! Молчи, - учись, - терпи, - покорствуй - И жди удара! - но не так... Не состоит в твоей он воле...» Так Ангел рек... и вдруг сокрылся. «Небесный юноша! - ах! ты ли? - В слезах тогда пустынник рек, - Ты ль Божий страж души моей? - Почто толь скоро ты летишь? Какой ты свет теперь открыл? - Ах! - как я в мыслях мог забыть, Что Божеский закон всевечен; Что он же есть во всей природе; Что, миновав его, - падешь; Лишь шаг, - и в вечну смерть падешь; Как мог забыть, что он есть меч, Что, обращаясь кругозорно1 Поверх главы, шумит немолчно; Что, если б кто воздвиг главу Превыше кругозора, - ужас... Что перескок? - незрелый шаг; Желав безвременно удара, Не враг ли я сего закона? - Так, - я не властен в сем ударе; Терплю, доколе существую; 1 Горизонтально. 1210 1220

Песнь пятая 179 Никто завесы не разверзет, Котора покрывает вечность. - И сама просвещенна мысль В своей стезе молниевидной Должна иметь стократный отдых, Чтобы постигнуть вечный круг? Едва ль язык мне Серафима Довлеет описать сей круг? А мне закон велит созреть И приготовиться в сей круг. Но прежде, нежели отыду, Да обнажу все сгибы сердца Пред выспренними небесами! - О Боже! - кто я пред Тобой? Что бытие мое Тебе? - Ничто, - а Ты, - а Ты мне все. - Ты Бог и в самое то время, Когда мои издавна кости Не будут кости человека. Но нека нравственная жажда, Неутолима никогда, И нечто, реюще вперед И алчущее совершенства, - Дух мой, способный черпать небо, С Тобой соединиться должен. - Сие, - сие мне Ангел рек; Сие теперь я познаю; А без сего б - я не желал Быть создан, - видеть день и солнце. К Тебе, - о Боже! - возвращаюсь Из глубины юдоли слезной; Тебя ищу, - к Тебе взываю; Коль не было б в Тебе любви, То нет ея во всех мирах,

180 Херсонида То жизнь дана лишь на мученье, То вечно должно быть несчастну; Увы! - дерзну ль сказать теперь? - Нет блага в небе, - нет Тебя!.. Но если Ты любовь всевечна И Ты одеян в кроткий свет, То Ты еси, - и я - блажен. О Боже! - Ты единый знаешь Небес движенье, - древ паденье; И хоть малейший некий червь Падет со шелковичной ветви, То Ты, меж песней Серафимов Его низлет печальный слыша, Спасаешь на всемощных крыльях; Тогда сему дивится Ангел И цепенеет самый ад; О Боже мой! - не загради Твоих всеслышащих ушес Пред тем, - который без Тебя Падет в отчаянье ужасно! - Ах! - подкрепи меня, Всесильный, И примири мой дух с Собой, И, из ничтожности изринув, Мне возврати крыле бессмертны! Ты, мравий, под стопой ползущий! Почто бежишь от рук моих? - Творец мой тот же, что и твой; Природа вызывает в твердь И для меня, и для тебя Едино розовое утро; Ползи по длани сей спокойно! Я стану созерцать тебя И мыслить, - нет ли внутрь тебя Какого поученья мне Или подобия со мной; 1270 1280

Песнь пятая 181 И ты - увы! и ты, мой друг, Состареешься, мне подобно; Получишь крылошки, - но бренны; А я бессмертия крыле; Не так ли? - но я сам собою Доволен быти не могу, Что позже я тебя, мой друг, Созрею к вечной, страшной жатве. - Ты должен постыдить меня И укрепить во мне надежду. Ах! - как предстану я туда? - Явися предо мною, - время Прекраснейшее в целой жизни! - Явися, юность! - ах! Создатель! Я громко изреку сие; Пусть слышат Ангелы Твои! - Достоит ли раскаяваться О юных днях моих прошедших? Ты управлял тогда стопами, Скользящими в долине мира; Прости мне, Отче дней моих, Когда не все шаги стремились На пользу сердца моего! - Ты благ, - я смерти жду спокойно; Но столько живши - заблуждать! - Где, мравий! ты, что пресмыкался По сей сухой моей руке! - Где ты, бессмертия учитель! Ты паки скрылся в неизвестность, В свою блаженну неизвестность. Се одр! - Се сад, где прах наш тлеет, Где кровь запекшаяся зреет, Где семя плоти к славе спеет, Да к жатве вечности возникнет! -

182 Херсонида Тут буду я лежать дотоле, Доколь вертится мир, - потом, Потом проснуся в новом мире, Что не вертится никогда; Кто ж? - кто меня туда проводит? Солнцеобразна дщерь Сиона! - Броня и щит от молний Божьих! Полдневно истинно светило! О кротка, благодатна Вера, Которая одна в то время, Как все истлеет, - твердь совьется, Растопятся миры горящи, Или, отвсюду приходя, Они низринутся все в чашу Спущенных от небес весов, Взгремят и звон произведут, Сребру подобящийся звон, Провозвещающий суд Божий, Одна ты в ризе боготканной, Одна ногой попрешь своей Луны дымящуюся персть И прах курящийся Урана, Сатурна, Марса и Венеры\ Будь спутницей моей туда, Туда, - в ту дверь безвестной бездны, Котору сильна смерть отворит!» Так размышлял тогда пустынник, Бальзам отрады ощутив; Но он не долго после жил. - Сарматский некий злый пастух, - Увы! - совет лишь раздражил И был ценою живота, - Пастух сразил его копьем; Страдалец воздохнул - и лег. 1340 1350

Песнь пятая 183 Вот плод насилия сарматов\ А таковых - исчислить невозможно, Вот что причиной сих гробов И сих пустынных мудрецов! Да возвеличится вовек Престол великий полунощи! - Коликократно он смирял Сих хищных и продерзких тигров, Которые, из мрачных лыв В стадах суровых исторгаясь, Ристали по градам, - вертепам И похищали тьму добыч; Добычи ж - безоружны зайцы; Корысть их - были смирны агнцы; Они не стригли их руна; Но целу кожу отторгая, Их плоть дрожащу поядали И тем их пажить оскверняли. - Так зубы зверски здесь терзали И обесчадили весь остров. - Как сын Агари, в честь полнощи Я не сказал бы ничего; Но благородна власть ея Всегда возмет над югом право. - Коликократно Белый Царь Прощал сии толпы продерзки, И исторгал из тесных уз Зависимости раболепной, И даровал им вольность? - что ж? Неблагодарность и раздор Еще стигийскую главу Из праха к тверди поднимали; А крамола еще таилась Во мрачности густой плевы. - Расторгнуть, - надлежит расторгнуть