168 Херсонида Удерживала токов бег, Сдвигала с мест скалы и дебри И, мчася по погостам страшным С растрепанными волосами, Сбирала кости из гробов И в разных заклинаньях выла. - Не се ли повод был к тому, Что агаряне взяли в герб Луну, богиню древних страшну, Под строгой властию которой Природа воздыхала здесь. О сколь ужасна перемена Во всем была во дни их буйств! - Тогда ни виноград, ни смоквы, Ни персики, ни абрикосы Природных вкусов не имели. - Что в том, что осклаблялось В долинах тихо естество? - Насилье также усмехалось. - Вотще взирал несчастный житель На нежный пух брусквин душистых, На цвет червленый абрикосов, На темный и густый багрец Приятных слив и винограда; Все стало горько; все постыло; Все грозды крыли яд змиев Иль аспидов лютейшу желчь. Миртиллы, -Дафнисы, -Леандры Оплакивали похищенье Своих Коринн и Амарилл; Не вились кудри на главах; Упал румянец на щеках; В часы веселы кудри вьются; В часы веселы зрак цветет; Мирт гибкий не венчал их чел;
Песнь пятая 169 К чему? - пастушки все в оковах, А робки пастухи бежали В уединенны гор пещеры, Неся отчаянье туда И быв затворниками тамо, Соделывались мудрецами. - Вот повод сих пустынолюбцов! - Три страшных века проходило, Как здесь природа содрогала В горах, пещерах и долинах, Пронзаема Гекаты рогом. Отшельцы здесь два зла сретали. - Нередко подземе льны трусы, Шатая треснувшие горы, Сынов сих камней подавляли, Тогда как осенью они Плоды румяны собирали Иль жали в гнете виноград; Нередко ж скифы простирали Неумолимый свой кинжал В сии пещеры потрясенны, Тогда когда сии несчастны Себя беспечными там чли. - Сколь часто из злодейских рук Перун сверкал в пещерах сих? Сколь часто там стенали жертвы, Поверженные под перуном? Се! зрите кости на помосте! - Последний то пустынник был; Ах! - был отчаянный пустынник... Зло выше гор неслось - то правда; И он - едва не пал в смерть вечну; Однак восставлен от паденья; Он примирился с вечной жизнью.
170 Херсонида Вот как! - когда вокруг сих гор Срацински копия блистали; А он, несчастный, - умирал, От глада, - жажды умирал; Чего? - каких ужасных слов Из уст своих не отрыгал? - Внемлите, что вещал тогда В един от сих печальных дней, Взирая слезными очами На прах предместников своих: «Так точно... скоро я умру... Нисходит, - ах! нисходит вечер Моих несчастных также дней, В которых свет очей погаснет. - Увы! - когда ж сей сумрак будет И дни мои на век покроет? - Покроет он, - а что потом? - Уснуть, - и вечно не восстать? - Но ах! - какая ж пустота, Где я в безвестности исчезну От ковов зависти лукавой, От смертоносных всех наветов, От своенравий наглой силы Где все дремоты жизни слезной, - Печаль, - заботу, - нужду, - жажду В ничтожном мраке погружу? - Картина темна, - но любезна! - Почто же медлит меч срацин! О! - ежели злый рок коснит Найти меня, - и в яром гневе Ударить прямо на чело, - Я сам, - я сам найду его, Постигну, - поспешу навстречу... Нет в самых небесах руки, Что от положенного зла
Песнь пятая 171 В сей горькой жизни бы спасла! - Нет оной, - слышу лет колеса; Я слышу - бич небесный воет!..» Сказал, - и с громом потряслась Под ним растреснувшись гора. - Тут засверкал в очах его Сквозь слезы некий дикий огнь; И он, - прияв в дрожащи персты Гранитный изощренный нож, Наднес его на бьющусь грудь; А ради бодрости ужасной, Подобно лебедю при смерти На тихих берегах Меандра, Он в исступленьи возгласил Последню гибельную песнь: «Вот пропасть! - вижу здесь ее; Здесь вечная ничтожность, - благо! Туда я поспешу, - что медлить? Там - скроюсь от всего на веки; Там, - где светило восходяще И возвращающись луна Туман тлетворный извлекают И пьют пары густые бренья, - Там буду спать, - как позабыта Во всей природе вещь ничтожна, - Доколе кровь оземленится И израстит волчцы и лютик, А череп голыя главы Во прахе смуром побелеет; Увы! - когда Судья небес Из грозной тверди воззовет К сим трепетным костям шумящим, Едва ль в сей день они услышат Творящего Господня гласа? - 960 970
172 Херсонида Едва ль душа моя услышит Всемощный сей глагол: восстани! Иль животворный звук трубы? - Быть так! - я уничтожусь вечно... Забуду, что я был, - и буду, будто не был; Кто зритель? - никого здесь нет; Пусть бури сопроводят к смерти! Воздушны силы! - яры бури! Завойте в звонких сих пещерах, Вертите флюгеры на башнях, Гасите факелы у жертв! А ты, - ты, черна птица ночи, Запой теперь мне смертну песнь! - Я слышу парок томный шум; Я слышу, как они за мной При гаснущей лампаде жизни Спешат окончить скучну нить И горький труд свой услаждают Пророческим унылым пеньем. Какое адское согласье! Так, - слышу; се они поют? «Звучите, ножницы железны, И кончите судьбу творенья, - Несчастного сего творенья! - Нет более уже надежды, Чтоб дряхлу пряжу продолжать; Уже устала Клота прясть. - Позволь, Зевес\ - и нить прервется. Звучи, железо! - рви нить жизни?» Увы! - я слышу песнь сию, Я слышу адский приговор. - Всемощна, - сильная судьба! - О если бы я заблуждал! - О если б ты была теперь 1000 1010
Песнь пятая 173 Тем первым божеством благим, Которого давно ищу, Дабы отсель меня исхитить! - Поведай мне! - я в ту ж минуту Охотно пред тобой повергнусь; Уже язык мой окончал Всю повесть дней моих плачевных. - Богиня! - убивай! - вот грудь! Вот век мой под твоим ударом! Пусть вечна ночь забвенья снидет С своею тьмою седьмиричной И поглотит мой черный век! - Се нощи дверь! се одр готов! - Он тесан из бессчастных камней; Там лягу, - лягу я конечно, И пусть пыл иной паки буду! Пусть буду сим: ничем). - Саддок\1 - Что я, несмысленной, изрек? - Я слышу бурю, - дух мятется». Так умствовал несчастный сей! Внезапу нечто прошипело, Подобно молнии сквозной, В обвороженный слух его. - Ему то чудилося бурей; Он мнил, - не пар ли то горящий? Иль воздух запертый в пещере, Движеньем тела запаленный? - Его объемлет хладный пот; В крови по жилам ходит мраз; Власы вздымаются на нем; Он вне себя, - он цепенеет, Он паки видит, - слышит нечто - Там в мраке, - в темном дальном своде. - Саддок, еврейский скептик и начальник саддукеев. 1030 1040
174 Херсонида Тут он, собрав последни силы, Дерзает тако возопить: «Что б ни было сие, - пойду, Пойду на глас сей роковой! - Что здесь меня остановляет? - Ужель? - ужель мечты виются? Ужели призраки восстали? - Кто ты, - ужасно бытие? Мечта ли ты? - иль божество? - Иль Гений гор? - иль Ангел неба? - Иль дух сих праотцев лежащих? - Сын камени! - откройся мне! Рассей воображений мрак!» «Остановись, души убийца!» - Так светозарный Ангел тут Под мрачным сводом загремел; Пустынник, огромленный гласом, Стоит недвижим, как гранит, Но возвращает смысл и внемлет: «Остановись, души убийца! Тебе Отец духов глаголет; Почто ты тонешь в глумных мыслях? Познай! ты человек, - ты перстен; Но сам себе ты неизвестен. Будь проклято твое желанье, С которым чаешь - быть ничем\ Вещественный сын бренной плоти! - Как? - ты желаешь - быть ничем1. - Что ж значит: быть ничем, - ответствуй! - Но ты не можешь отвечать... Конечно, - должно все истлеть, Что смертного остаться должно, Что в долг стихии поручили И будут требовать назад; 1070 1080
Песнь пятая 175 Истлеть в гниющей персти тела, Где дом тебе - земля сырая, Имущая в прохладном лоне Тебя качать в глухих дремотах; Где брат твой - неусыпный червь, Сестра же - ночь, глубока ночь. - Вот все, что значит: быть ничем! Но ты, - ты мыслящий теперь, Духовный человек, - сын неба, - О важной сей статье судящий, - Кому бессмертна матерь - вечность, Кому и брат и друг - есть Ангел, Кому сестра, подруга - слава! Куда ты мнишь полет свой взять? - В безвестный круг, - в бескровно царство, - В духовну область тех умов, Которые там, - там сияют? - Но как ты мог возмнить, что здесь, Где бренны кости спят сии, Сокрылось совершенно все? - Сии останки человека Суть только дряхла оболочка, Однак не самый человек. - Премирный человек смеется Кривому лезвию косы, Пределам места, временам. - Он умирает, - без сумненья; Но возрождается опять. Он в мрачную падет могилу, Но паки восстает оттоле. - Отечество его есть - небо, А достояние - сам Бог. - Сей человек неборожденный, - Сия бессмертна самобытность1 1 Substantia.
