Песнь четвертая 113 Для посещенья старых мест? - Иль пробудился спящий гул, Сын камени, - сын древних песней? - Но что такое вижу там? - 430 Там отдыхают пастухи И отдых пеньем услаждают! - Чу! - как один играет там На звонкой, сладкострунной желви\1 Как быстро говорливы персты Перебегают по струнам? - Вот! - где рука языком служит! Вот! - где волшебство мусикии Влечет к себе плененный дух! - Пусть ближе стану я туда 440 И буду в тишине внимать! - Какая томна песнь!., но стройна!» 1 кадизаделит2 Сирена! - прочь с опасным гласом! - Ты дышешь адом; - не дыши! Пусть здесь я воспользуюсь сим часом, Здесь зрю училище души, Где Ангел смерти непрестанно Сквозь мрак крылами веет тайно. Паситесь, агнцы! вы в тенях На маёранных муравах! 1 Желвь, старинное, первообретенное музыкальное орудие, деланное из черепашьей кости, которое римляне называли testudo, что значит черепаху. 2 Кадизаделиты, род стоического толка между магометанами. Они чрезмерно важны и строги во всем; те же из них, кои живут близ Венгрии, во многом согласны с христианами и читают Библию на славянском языке. См. Английской словарь г. Бейля. Сии давно поселились в Таврии и провождают пастушескую жизнь.
114 Херсонида Пускай я здесь дышу прохладой! - Паситесь вы! - а ты, зной лютый, - Не смей теперь с высот проникнуть В сии священнейшие мраки! Я воспою безмолвно царство И прах сих праотцев почивших; Они еще и по кончине Здесь учат горных пастухов. - Так, - праотцы сюда в дни мира Ходили тайнам поучаться; Сюда ходили забывать Все то, что к миру пригвождало. - Но днесь все здесь отверстый гроб; Все мысль мою остановляет. - Начав с последнего полипа До человека мертво все. - Возможно ли открыть причины, Почто здесь горы разрушались? Почто водныя чада бездны Поднявшись с камнями слепились В едину меловую плоть И плоть составили утесов. - О коль сей странен образ смерти! - Но коль и страшен для сердец? Ах! - где моя Замбека? - где? Сей голос был бы ей ужасен; Однак она бы, притаясь Там под смоковничным кустом, Вторила бы, как нежно эхо, Подвигнутое песни силой: Что не поешь, мой друг, мой милой! Что нашей не поешь любви? Сию, - сию песнь обнови? -
Песнь четвертая 115 2 кадизаделит О странник? - прииди сюда Учиться мудрости в пещере! - Твой путь еще не совершен; Твой дом отсель еще не виден. - Сядь, честный странник! - отдохни На сей коралловой скамье! А если хочешь, то усни! - Здесь кости брата твоего В глубокой тишине лежат. - О! - видишь ли ты здесь фиалку При входе в храмину растущу Под тем кизиловым кустом?1 Сей нежный образ краткой жизни, Чело склоня свое от зноя, Мне мнится, зною вопиет: «Оставь меня! - не жги меня! Не жги, - о смертоносный зной! - Пускай небесная роса Кропившая меня чрез ночь Еще мою главу омоет! - Уже близка минута та, Когда должна увянуть я; А ветр подует и развеет, Как перья по пескам сыпучим, Листы поблекшие мои. - Сегодня в полной красоте Меня в сем месте странник видит; Заутра возвратится он; Его глаза меня здесь взыщут Под самым тем густым кустом, Кизиловое деревцо приносит ягоды весьма похожие на барбарис по цвету, несколько по вкусу и статности, но только гораздо крупнее, так как и Крымская рябина.
116 Херсонида Которой украшала я; Но тщетно будет взор искать...» Ах! - где моя Сулъмена? - Я ей сказал бы: ты, Сулъмена, Во всем подобна сей фиалке; - Но как могу сказать сие? - То было б многих слез ценой; Она сквозь слезы б повторила Звук песни сей постылой: Почто крушишь меня, мой милой! - Цепь нежну сладких дней храня, Ах, милой, - не слези меня! Оба Так, - ввек не будет сей фиалки; Где Флоры дщерь? - где сын Минервы? Вотще между костями странник Миртисы иль Стильпона взыщет; Нет знаков, кои бы сказали, Где их глава лежит бесценна. - Тут слезы по его ланитам В потоках долу покатятся. - О! пусть они осеребрят Своей струей сей дикой камень, Где брат его смиренно спит До утра - утра вечной славы, Замбека и Сулъмена! там, Где будете в числе вы гурий. Так пели горны пастухи, Как вдруг является тут старец И с ним возлюбленный питомец. О! Это самый тот Омар, Шериф, почтеннейший тот старец,
Песнь четвертая 117 Которого я видел При свете утреннем молящась! Он спал при каменной скамье; Но звук пресек последний сон, Который пролетал над ним. «Мир вам и песням, чада гор! - Сей старец с чувством возгласил, - И здесь еще есть плоть и кровь; Кто вы? - любезны чада плоти!» Кадизаделиты Мы пастухи. Шериф Отколе вы? Кадизаделиты Вот там внизу лежит селенье, Где я и он живем в двух кущах! Благое небо - кущей кров; Цветуще поле - их помост; Вокруг покой, - внутри любовь; У нас визирских нет гаремов; Ах! - мы двумя любимы нежно, Замбекой - я, Сулъменой - он, Любимы нежно; - что же больше?.. При сем сердечном слове: нежно, - Мурза вздохнул, - вздохнул двукратно; Он вспомнил Цулъму - и вскричал: «И мне так должно быть счастливым; Ах! как счастливы вы? - скажите, Кто вас учил так петь приятно? Не брат ли лунный, или солнце?»
118 Херсонида 1 кадизаделит Природа, - так, - одна природа. Другой Однако мы, в летах младых В Элладе и Аравии быв, Учились и познаньям неким; Но им природу предпочли. Шериф Песнь ваша стройна и разумна; Ах! - как пленительна она! Как проницает спящи чувства! По цели сих приятных песней Вы зритесь пастыри и мудры. Кадизаделиты Не искушай хвалой, почтенный старец! Но просим - удостой ответом, Отколе ты? - и как названье? Шериф О пастыри, какая лесть при гробе? - Слыхал я песни - там искусство, А здесь природа водит персты! - Да будут здравы ваши персты; Так мира гражданин нельстивый, Шериф, уставший в странствий жизни, Желает вам во всем успехов; Но вы меня не обвиняйте В толикой слабости плотской!
Песнь четвертая 119 Оба Ах! - можно ль то помыслить? Ты, статься может, издалека! Шериф Я, возвращался из Мекки, Спешу в дом матери моей; Но сила зноя разлиянна Принудила меня искать На сей коралловой скамье Для томных стоп отдохновенья. Лишь воздал я благодаренье К ближайшим небесам Аллы, Мои изнеможенны кости Почувствовали свой покой, Почувствовали силу песней; Вы вопрошаете о мне! - Я вам поведаю сейчас, Кто я? - отколе? - и куда? - Внимайте мне! - и ты, Селим! Тебе давно я дал обет Поведать в некий час досужный, Где было утро дней моих И как грядущую ко мне Я встречу смертну нощь мою; О нощь - ужасная, - необходима! «Шериф почтенный! - рек Мурза, - Пусть смертна мысль других тревожит Среди очарований дней! Но не тебя; - она стон умножит Лишь в том, кто забывает смерть. Тобой, - тобой я научен Из мыслей не терять ее. - Так, - ты с тех пор, как вел меня
120 Херсонида В Мединский град от сих пределов, Досель отсрочивал вещать Историю своих дней мирных; Вещай нам ныне! - час благий; Се я - и пастухи внимаем!» «Тебе известно, - отвечал Шериф с глубоким воздыханьем, - 630 Что я в Натолии цветущей Приял начальное дыханье; Там свежу юности слезу Я испустил среди пелен. Вот, где моих дней утро было! - Светильник благости Аллы В сем утре так сиял на мне, Как нынешний востока луч. Достигши точки полудневной, - Как под отеческим призором 64^ Искусствам бранным научался, - В меридиане дней моих, Избрал себе я жребий браней Во славу веры и Пророка; Давно и сей огонь погас; Всему предел, - всему - свой час; Свет опытов открыл мне взоры; Я обратил их в вечны горы; Я посвятил себя Алле. Я все презрел начала Аты1; Абдул Ата был начальник натольских дервишей, современник Тамерланов. Сей герой, видя его зарытого до ушей, а учеников его полунагих в рубищах, изображающих голосом какого-нибудь животного, спросил: «Так ты-то новый бог животных?» - «А разве ты не господин земли?» - сей отвечал. «Да хотя и так, - сказал Герой, - но земля в сравнении неба менее камышка моего перстня в размере с самым кольцом; дивно ли, что я царь сей песчинки?» - «Ну так чудно ли, что я бог видимых тобою животных на сей песчинке?» - подхватил Ата.
Песнь четвертая 121 650 Оне нелепы, смехотворны. Он бог среди своих дервишей, Но мерзок мудрости в очах; Он хитр в понятиях и ловок, И вдруг безумен, богомерзок; Искусно он лице представил Перед лицем Темир-Аксака. - Зарывшись в землю до главы, С растрепанной брадой, власами И с сжатыми притом глазами 660 Среди своих дервишей грязных, Полунагих, разноревущих, Перед очами Тамерлана Он будто мудро бормотал, Как прорицалище ужасно; Умел в свой плод преобратить Вопросы самые Героя И отвечал ему счастливо; И что ж? - Герой тогда дивился И покивал главою токмо... 670 Ученики его мне льстили И славили премудрость Аты; Я все презрел начала Аты; Прибегнул к муфтию; - о счастье!. Великий муфтий, райский вождь, По мудрости... избрал меня Наставником брегов Эвксинских. - Я стар; - лишась давно супруги, Лишась любви залогов верных, Оставлен лучшими друзьями; Что должен делать я иное? Я поспешал в сии места, Которы праотцы премудры Стопами древле освящали; Спешил повергнуть там печали, 680
