Нет абсолюта, есть полутона, Есть свет и тень на гранях мирозданья. Ты заварил нам кашу, сатана, Добро и зло столкнув в одном созданьи И на изломе всех противоречий, В любви, вражде, мятежности идей Рождалось в человеке человечье И закреплялось памятью людей… Людская память — наше оправданье: Беспамятство с безумьем — две сестры. Ни Богово, ни чёртово созданье — Людская память — правило игры! Казалось мне, бегу я по спирали, А оказалось — гонки по кольцу… Казалось, бью я подлость в честном ралли, А оказалось — близких по лицу… Казалось мне, ещё одно усилье И взвешу точно «против» все и «за», А оказалось, пузырилась мыльно, И мыло разъедало мне глаза… Казались мне нелепыми сомненья: Мир чёрно-белый в зрении щенка! — А оказалось, чуть сместились тени, И вот уже моя горит щека… Без России поэта нет, Будь он тысячу раз скандален — Если Русью рождён поэт, К ней навеки он прикандален. Болью, памятью тёмных лет Врос в берёзы, в дожди косые, Без России поэта нет, Как и нет без него России… По рельсам и по взлетной полосе, по тропам, по проселкам, по шоссе, по снегу, по песку и по росе летят, бегут, спешат куда-то все… Бегут к заботам или от забот, бегут к любимым и наоборот… Бежит Земля — раз в сутки оборот, бегут года, круша по рекам лёд. Бежит ручьями талая вода, всё движется куда-то… Но куда?.. В вашей коллекции нет ни открыток, ни бабочек, вас не манит терпкий дух затерявшихся лавочек. Пыльные книги, монеты и марки старинные не заставляют листать вас каталоги длинные… Ваша стихия — простая замочная скважина, щель в занавесках, чужая изнанка неглаженная… Грустно не то, что изнанка смакуется гнусно, грустно, что вам самому не становится грустно… В Одессе зима — дождливая и туманная… В Одессе зима — неискренняя и обманная… В Одессе зима — двусмысленная, изменчивая… В Одессе зима — капризная южная женщина… О смерти помнить — значит, щедро жить. О смерти помнить — значит, не дробиться! Собою торопиться напоить, И не бежать, чтоб самому напиться. И пусть не каждый — бурная река, Но — капля! Но — колодец! Но — ручей! Была б в воде прозрачность родника И чистая нетронутость ключей. Не сдержишь жизнь забором и замком, Пожадничав, прольёшься каплей скудной! Memento mori — голову на кон — Открыто, честно, ярко, безрассудно! Мы многократным эхом отражаясь, в век уместив четыре поколенья, бежим, о землю глухо спотыкаясь, в кровь обдирая локти и колени. О человечество, ты вечно квасишь нос о прежние и новые ошибки, в венке терновом — в венчике из роз, в страданьях и джокондовой улыбке… О человечество, неведомы пути! Сумей же на краю остановиться, чтоб бесконечным эхом прорасти и многократно в детях повториться… Всё реже говорю я слово «друг», всё чаще — легковесное «приятель», как будто бы в кольцо холодных рук попала я и не могу разжать их. С приятелями посижу в кино и поделюсь расхожей новостишкой, посетую, что виделись давно, а расставаясь, огорчусь неслишком. Но ты, мой друг, которому могла доверить всё: и радости, и грозы, который, бросив все свои дела, бежал, спасал и руки грел в морозы, который просто открывал мне дверь в любое время дня и время ночи, где ты теперь?.. Как просто нас разводит суета, работа, магазины, давки, гости… И ты не тот, и я уже не та, но камня ведь друг в друга мы не бросим! И верится, что если грянет гром, не отвернемся и подставим плечи, оставив объясненья на потом… Ну, а пока я жду… ещё не вечер… Легко не лгать, когда не лгать легко, легко быть смелым, если жизнь спокойна — уныла, благонравна и пристойна, как утренняя каша с молоком. Но если вдруг — как на голову снег — ночной звонок протяжный и тревожный: «Мне плохо… Отворите, если можно…» Ты скажешь: «Можно» — смелый человек? Преследует сон, как явь: иду по чужим следам, а мне бы не вброд, а вплавь! А мне по чужим — беда! А мне бы уйти с тропы, истоптанной сотней ног, но сон, как ночной упырь кружит над кольцом дорог… Преследует явь, как сон: дорогу ищу впотьмах, кладу на поклон — поклон, без следа сходя с ума Где правда: в ночном бреду? Во сне или наяву? Дорога и там, и тут, а как идти — не пойму… |
