II На чьих ресницах драгоценней И крупнее слезы, чем капли росы На усиках спеющей пшеницы? Чье сопрано хрустальней и чище В колоратуре, чем первые трели Жаворонков, проснувшихся в небе? Пальцы какой возлюбленной Могут так нежно перебирать волосы И душить их духами, как утренний ветер? И какая девушка целомудренней Перед купаньем на золотой отмели Сбрасывает сорочку с горячего тела, Чем Венера на утренней заре У водоемов солнечного света? Ты слышишь звездных уст ее шепот: Ослепленный смертный, смотри и любуйся Моею божественной наготой. Сейчас взойдет солнце и я исчезну… <1918> В МАЕ Голубых глубин громовая игра, Мая серебряный зык. Лазурные зурны грозы. Солнце, Гелиос, Ра, Даждь И мне златоливень-дождь, Молний кровь и радуг радость! Под березами лежа, буду гадать. Ку-ку… Ку-ку… Кукуй, Кукушка, мои года. Только два? Опять замолчала. Я не хочу умирать. Считай сначала… Сладостен шелест черного шелка Звездоглазой ночи. Пой, соловей, Лунное соло… Вей Ручьями негу, россыпью щелкай! Девушка, от счастья ресницы смежив, Яблони цвет поцелуем пила… Брось думать глупости. Перепела: «Спать пора, спать пора», — кричат с межи. На поле около болота На поле около болота — Крест без могилы и межа; Здесь, говорят, давно кого-то Зарезали средь дележа. А в небе, сумраком покрытом, Заглохнул к югу перелет, И подо мною конь копытом Сбивает с лужиц тонкий лед. Свинцов заката блеск неяркий… Эй, ты, степное воронье, Пред тьмой над падалью раскаркай Предчувствий жуткое вранье! 1918 ГОЛОС ОСЕНИ Над цветом яблонь и вишен в дремах Лунных струят соперники соловьи — Один из сирени, другой меж черемух — Сладчайших мелодий тягучие ручьи — Но радости вешней для меня родней Прощальная радость осенних дней… Так, Когда оставляет, отхлынув, мрак На заре, осколок месяца сребророгого, Превозмогая дремотную легкую лень, Встряхивая червонных листьев логово, Поднимает голову самец-олень. И вдруг Из вытянутого горла с прозрачным паром Вырывается словно в смятении яром Трубы всполохнувшейся — терпкий звук. И скользнувши по мокрым листам, Тронутым холодом в блеске алом, С грохотом эхо теряется там Меж столетних стволов за туманным провалом. Отрыгнувшийся, трубный, глухонемой Вопль животный, — но трепетно в нем, Как в вечерней звезде, серебристым огнем Свет любви вознесен перед тьмой. Это — знак торжества, Окончанья осенних нег, Перед тем, как, спадая, листва Золотая оденется в снег. И вдали среброшерстная лань Вдруг почувствует, как шевельнет Между ребрами тонкую стлань Трепыхнувшийся сладостно плод… Осени голос и ты лови. Слышишь, — как стелет сентябрь второпях Коврами огнистыми пышный прах Для багряного шествия твоей любви, Последней любви! 1918 ВСТРЕЧА ОСЕНИ С черным караваем, С полотенцем белым, С хрустальной солонкой На серебряном подносе Тебя встречаем: Добро пожаловать, Матушка-осень! По жнивьям обгорелым, По шелковым озимям Есть где побаловать Со стаей звонкой Лихим псарям. Точно становища Золотой орды, От напастей и зол Полей сокровища Стерегут скирды. И Микулиной силушке Отдых пришел: Не звякает палица О сошники. К зазнобе-милушке Теперь завалится, Ни заботы, ни горюшка Не зная, до зорюшки, Спать на пуховики. Что ж не побаловать, Коль довелося? Добро пожаловать, Кормилица-осень! Борзятника ль барина, — Чья стройная свора Дрожит на ремне, Как стрела наготове Отведать крови, — Радость во мне? Нагайца ль татарина, Степного вора, Что кличет, спуская На красный улов В лебединую стаю Острогрудых соколов? Чья радость — не знаю. Как они, на лету Гикаю — «улю-лю, Ату его, ату!» И радость такая — Как будто люблю! 1916 ЗИМОВЬЕ ВОРОНА Еще вдали под первою звездою Звенело небо гоготом гусей, Когда с обрыва, будто пред бедою, Вдруг каркнул ворон мощно грудью всей. И сумерками ранними обвитый, Направил над свинцом студеных вод — На запад, в степь, неспешный, домовитый Свистящий грузной силою полет. Но вещий крик, что кинул ворон старый, Моя душа, казалось, поняла, Благоговейно слушая удары По воздуху тяжелого крыла. Он, не смутаясь пролетом беспокойным, Не бросит оскудевших мест родных, В нужде питаясь мусором помойным У ям оледеневших, выгребных. Но сохранит в буранах силу ту же, Что и в тепле, — а те из высоты Низверглись бы на снег от первой стужи, Как с дерева спаленные листы… Меня ободрил криком ворон старый: И я, как он, невзгодой не сразим, С угрюмой гордостью снесу удары Суровейшей из всех грядущих зим. |
