«Я – Ромео, ты – Джульетта…» Я – Ромео, ты – Джульетта, И мы оба влюблены В те же пурпурности лета. В тот же бледный блеск луны… Мы влюбленные — лишь ядом Оживляем наши сны, Ты — своим пьянящим взглядом. Я — хоралами весны… Мы — Ромео и Джульетта, Мы безумия полны, В предрассветности расцвета Мчимся к бледности луны. ПРИЗРАКИ
При зареве черного с Христом белым креста Ты казалась мне чудесно преображенной: Прежде ты была тускло-страстной, теперь не та,— Стоишь подвигом святой любви просветленной… Вера зреет, незримо сияет, рождаясь, мечта, Каждый читает псалмы преклоненный, При зареве тусклом пред ликом Христа Видя тебя красотой неземной озаренной… Все погружается в сны, грезить, нежась, мечтает, Немеет в восторге святом,— вдруг призраки пьяные С хохотом диким врываются, глупо румяные… В миг, когда все пред тобой в умилении тает, Встанут, глядят, шевеля губы рдяные… О, как душа тогда их проклинает!.. «Ах, целуй меня в губы сильней и сильней!..» Ах, целуй меня в губы сильней и сильней! Песни звонче, волшебнее станут… Розы страсти, в миг став опьяненней, пышней, Никогда, никогда не завянут… Ах, целуй меня в губы больнее, больней, — Чтобы красная кровь выступала, Чтобы пурпуром дерзким затмив блеск огней— Лишь меня, лишь тебя озаряла… Ах, целуй же, целуй… Жги мне губы огнем. Жги, как солнце, лобзанием жарким! Я — твой раб — тогда стану бессмертным певцом, Сам, как солнце, бессмертным и ярким… «Когда она коснется губ – мне чудятся мелодии органа…» Когда она коснется губ – мне чудятся мелодии органа, И песни дальние, и яркость алых роз… И в миг любовь моя, как гроздья маков, пьяна, И на щеках страстей пурпурные румяна, Которые не смыть струям обильным слез… Но слезы просятся… Ужель в огне влюбленном Мне жаль умерших грез лазурной чистоты?.. Нет, нет, не надо их!.. Здесь, в храме озаренном Одною ей, одной ей освященном, – Так много, – пьяной, пусть, – но вечной красоты!.. «В моем саду опавшие сирени…» В моем саду опавшие сирени, В моем саду поблекших роз кусты; От них ползут», причудливые тени,— И отражаешься и движешься в них ты… Вот, вот пришла,— ты всходишь на ступени… Тепло я чувствую магической черты… О, подойди! Дай мне обнять колени!.. Исчезла… Нет… О, блеклые цветы! «У меня на душе беспросветная осень…» У меня на душе беспросветная осень… Облетели душистые грезы — цветы… И брожу я один среди дремлющих сосен. Им одним доверяя осколки мечты… Может быть, и вернется ко мне солнце весен, Может быть, и рассеется мрак пустоты. Я не знаю… Теперь на душе моей осень — И не любишь меня, и не веришь мне ты… РОНДО. «На небесах в тревоге затаенной…» На небесах в тревоге затаенной Ползет рой туч, как сонм угрюмо-сонный. Одетых в мантии и куколи, черниц… Передо мной встает ряд бледных лиц. Ряд позабытый мною, разлюбленный… Но ты пришла… И я душой влюбленной Не вижу тьмы… Все тучи пали ниц… И я, и ты с красой твоих ресниц — На небесах. И с тучами к твоим ногам склоненный, Клянусь,— я твой, в пыл битвы увлеченный, Пред пышным блеском царских багряниц, Недвижимый среди тиши гробниц, И к Вышнего престолу вознесенный, На небесах!.. «Я иду к какой-то мрачной тайне…» Я иду к какой-то мрачной тайне, Я не знаю сам – куда иду… Счастье все случайней и случайней, Песни все бледнее и печальней, – И чего-то я напрасно жду… Жду и жду, и сам чего не знаю… То ловлю далекую звезду, То горю, горю, и не сгораю, То люблю, то с злобой проклинаю, И куда-то все иду, иду… «Мы встретились с нею в вагоне…» Мы встретились с нею в вагоне, – В вагоне мы встретились с ней… А после на белом балконе, Где близко колонна к колонне, – Среди пышноцветных аллей… Мы встретились с нею два раза,— Два раза мы встретились с ней… Два глаза, два глаза, два глаза Мне ярче топаза, алмаза И всех драгоценных камней! «К Тебе, Господи, я с молитвою…» К Тебе, Господи, я с молитвою… Прости все мои согрешения, Сохрани и услышь в час моления, В час моления перед битвою… На Тебя одного уповаю я – Днем томительным, ночью радостной, Днем и ночию с мукой сладостной, Как свеча, пред Тобой сгораю я… 6 авг. 1910 г. |
