– Ты Джейро Фэйт.

– Собственной персоной! Кто это привел тебя сюда прямо для меня?

Она улыбнулась, но глаза ее остались печальны.

– В общем, никто. Я зашла сюда совершенно случайно.

– Как только я услышал, что ты вернулась, то сразу стал думать, где бы тебя увидеть! – честно признался Джейро.

Скарлет оглянулась через плечо на кабинет.

– Здесь не лучшее место. Пойдем.

Они вышли на улицу и устроились в открытом кафе на широком проспекте Фламмариона под сине-зеленым тентом. Им тут же принесли замороженный сок.

Какое-то время оба молчали. Не выдержав, Джейро решился спросить первым:

– Ты собираешься поступать в институт?

Скарлет рассмеялась каким-то странным горьким смехом, словно заданный вопрос был безнадежно наивен.

– Нет.

У Джейро вытянулось лицо: ответ оказался совершенно недвусмысленным. Тогда он зашел с другой стороны.

– Чем ты занималась все это время?

Скарлет посмотрела на него в упор тяжелым печальным взором, и Джейро смутился.

– Но, в общем, это и не важно. Ты ведь можешь не отвечать.

– Извини, – тяжело вздохнув, ответила Скарлет. – Я просто никак не могу собраться с мыслями. Все, что произошло со мной, было, в сущности, очень простым. Меня отправили в академию Аолайна в Аксельбаррен, на Гвисте. Я закончила ее с отличием. Познакомилась со множеством народу. Попала в несколько интересных приключений – и вот я дома.

– Звучит достаточно обычно. Ты об этом хотела рассказать мне?

– Не только.

Джейро приготовился ждать, и ждал долго. Наконец Скарлет без энтузиазма сказала:

– Были времена хорошие, а были и не очень. Я многому научилась и многое поняла. Но возвращаться туда я не хочу – ни сейчас, ни вообще. – Она помолчала. – Ну, а ты? Я вижу, ты все еще здесь, а не в космосе.

– Да. Пока да. Но ничего не изменилось.

– Ты все еще чувствуешь необходимость разобраться со своим прошлым?

Джейро кивнул.

– И чем быстрее, тем лучше, что означает – сразу же после института. Фэйты неумолимы, и у меня нет выбора.

Скарлет равнодушно рассматривала его почти в упор.

– И ты на них не сердишься?

– Нет, – немного подумав, ответил Джейро.

– Угу. Итак, ты отправляешься в космос сразу же, как только получаешь такую возможность.

– Вероятно. Я не уверен. Прежде, чем отправиться, надо сделать еще очень многое здесь.

– Угу. А что ты будешь изучать в институте?

– Инженерное дело, динамику, космические науки. Еще историю вселенной, музыковедение, ну, это чтобы ублажить Фэйтов.

– Как ты думаешь, я очень изменилась с последней нашей встречи? – вдруг спросила девушка.

– Не знаю, что ты хочешь услышать. Мне, честно говоря, кажется, что ты все та же прежняя Скарлет Хутсенрайтер. Хотя ты теперь и чуть выше. Я всегда считал тебя – как бы это выразиться? – хорошенькой? Красивой? Смущающей? Очаровательной? Удивительной? Все не то.

– А как насчет «захватывающей»?

– Это уже ближе.

Скарлет посмотрела на него задумчиво, словно Джейро высказал одну из ее собственных затаенных мыслей.

– Времена проходят. И я привыкла думать о них, как о трагических потерях сердца. – Девушка отсутствующим взглядом уставилась на проспект. – Я помню красивого мальчика из далеких времен. Он был таким аккуратным и чистеньким, с длинными ресницами и лицом, полным романтических грез. И однажды, поддавшись порыву, я поцеловала его. Помнишь?

– Помню. У меня голова тогда закружилась. И если ты снова поцелуешь меня, я снова стану тем же мальчиком.

– Ты не можешь стать прежним, Джейро. И хуже того – не могу я. Я не могу снова стать той девочкой – и когда я вспоминаю об этом, мне хочется плакать.

Джейро осторожно взял ее руку в ладони.

– Но, может быть, мы изменились не настолько, как тебе кажется.

Скарлет покачала головой.

– Ты не знаешь, что со мной было. Вернее, ты даже не можешь себе этого представить.

– Расскажи.

И Скарлет вдруг заговорила с горячечной решительностью.

– Отлично, если тебе это так интересно. Но… Девочка, уехавшая отсюда четыре года назад, звалась Скарлет. А теперь это некто другой по имени Скёрл, и потому отныне ты должен звать меня так.

– Как скажешь.

– Я расскажу тебе, что произошло. Боле или менее правдиво. Словом, это будет только общий очерк, в котором большая часть деталей пропущена, иначе мне придется рассказывать месяц. И вообще, не задумывайся о подробностях, хотя они столь же странны и таинственны, как и все остальное.

– Я слушаю.

Скёрл откинулась в кресле.

– Произошло много чего; сотни, тысячи всяких вещей. Привести их в какую-то стройную систему сейчас невозможно. То есть я не могу. – Девушка помедлила. – После того, как я ушла из школы, отец закрыл Сассун Ойри и решил, что я буду жить с матерью на Мармоне. Я попыталась объяснить ему, что ее дворец – это эротический сумасшедший дом, на что он только прошипел «Т-с-с», а потом добавил, что я должна буду с этим как-то справляться, а как – это уже не его дело. Тогда я напомнила ему, что уже отказалась возвращаться к матери, а он обещал отправить меня в академию Аолайна, очень высоко ценимую специалистами. Преподавательский состав академии живет вместе с учениками. Местность прекрасная; на севере море, на юге леса и болота, а неподалеку столица. Словом, сердце у меня давно лежало к этой академии, но отец твердил, что это слишком дорого, а деньги нужны ему для путешествия на Старую Землю. А деньги на свой вояж он «позаимствовал» в одном из моих трастовых фондов, что означало – в который раз плакали мои денежки. И тогда я пригрозила ему, что если он не отправит меня в Аолайн, я обращусь в Конверт по поводу соблюдения своих прав, и тогда они непременно применят к нему так называемую «коррекционную юрисдикцию», которая значительно ограничит его возможности. Правда, в другом трастовом фонде у меня оставалось еще около нескольких сотен солов. Отец забрал и эти деньги и сказал; «Отлично! Ты хочешь учиться в сверхдорогой академии – ты будешь там!» – и при этом улыбнулся так, что стал похож на старую лису в курятнике. И я поняла, что добром все это не кончится. Однако он спокойно дал мне собраться. И уже на следующий день я покатила в свою академию. – Скёрл вздохнула. – Тут придется пропустить много и времени, и событий. Я только мельком коснусь их, а остальное доверю твоему воображению. Хотя жаль, поскольку действительность куда богаче.

Сам Аксельбаррен я даже не берусь описывать. В общем, я прибыла в Гвист и поступила в Аолайн. И через день я уже влюбилась в это место. Правда, эйфория кончилась, как только я обнаружила, что .при распределении квартир никого не волновало, что я член Конверта. Я была помещена в дортуары экономического класса, то есть, проще говоря, в бараки, которые занимали далеко не самые лучшие студенты. Мне пришлось есть за общим столом в убогой трапезной и ходить в общий душ. Позже мне пришлось работать по двенадцать часов в день, чтобы устроиться поприличнее. Но сначала я объяснила суперинтенданту, что произошла, видимо, какая-то ошибка, что я Скарлет Хутсенрайтер, член Конверта, и нуждаюсь в апартаментах, соответствующих моему статусу. – Скёрл усмехнулась при этом воспоминании. – Суперинтендант рассмеялся, а за ним рассмеялись и все присутствовавшие в комнате. Я сказала им весьма вежливо, что их поведение некорректно, и если они его не изменят, я потребую извинений. «Перед кем?» – спросили они. «Передо мной, разумеется. В противном случае я обращусь в соответствующие властные структуры». Они рассмеялись еще громче и заявили, что властные структуры здесь они. И дали мне прочесть устав, по которому я должна подчиняться всем академическим распорядкам, иначе буду просто-напросто исключена. Потом суперинтендант сказал, что я могу заработать себе некоторые улучшения, став ассистентом воспитателя. Я тут же согласилась. Меня сразу познакомили с девочкой моего возраста из очень богатой семьи по имени Томбас Зандер. У нее-то не было проблем со средствами, зато были другие: полная неспособность к учению и пристрастие к наркотикам. Она была худа, романтически бледна, с черными длинными волосами и глазами, как ночь. Мы сразу подружились, и Томбас настояла, чтобы я перебралась на ее частную квартиру, которая вполне подходит для двоих. Я познакомилась и с Мирлом Зандером, ее отцом, юрисконсультом; во всяком случае, так он тогда представился. Мирл был невысок, но хорошо сложен и крепок, с благородными чертами лица, мягкими седыми волосами, так контрастировавшими с его загорелой дочерна кожей. Его жена погибла в катастрофе пять лет назад, и ни он, ни Томбас никогда не говорили о ней.