— Нет, конечно. Труп, что же еще. — Сэнгоку, сдерживая раздражение, понизил голос: — Разве не о нем шла речь с самого начала?

— Когда заговорили о трупе, я был уверен, что речь идет о твоем...

— Слава богу, нет.

— Противно... — Женщина взяла самострел и попятилась к унитазу. Потом обернулась, определила на глазок расстояние до меня и остановилась в трех метрах.

— Чей же это труп?

— А как вы думаете?

— Я знал этого человека?

— Полагаю, вы удивитесь.

— Если не твой... Неужели... нет, быть не может, Комоя-сан?

— Вряд ли... — Женщина испуганно осеклась. — Когда возник разговор о трупе, Комоя-сан был еще здесь.

— Так чей же? — Боль в ноге мешала как следует сосредоточиться. Чья еще смерть могла бы поразить меня? Даже когда умерла мать, я был потрясен меньше, чем когда уронил фотоаппарат и разбил объектив. Она тогда жила вместе с Тупым Кабаном (наполовину против своей воли), и открытку о ее смерти я получил лишь спустя две недели.

— Весьма уважаемый труп, с которым нужно обращаться почтительно. — Сэнгоку с жадным любопытством шарил глазами по всем уголкам трюма. Он впервые видел это место, где велось незаконное уничтожение отбросов, где находилось обиталище его подозрительного компаньона, ответственного за яму. — Управляющий... Нет, здесь вы капитан... Унитаз, который сейчас маринует вашу ногу, и есть та самая бездонная яма?

— «Маринует», что за выражение! — решительно вступилась за меня женщина, и я увидел, как она еще молода. Может быть, именно сейчас и проявилось ее истинное лицо. — Посмотрите сами — и всё поймете.

— Я не собираюсь ничего скрывать. — В создавшемся положении мне приходилось проявлять осторожность. — Я давно хотел взять тебя к себе. В душе я всегда считал тебя своим другом. Я знал, что, когда мы будем вместе, все пойдет хорошо. Правду говорю, даже билет на корабль для тебя приготовил. Сейчас как раз подходящий случай...

— Может, вы нарочно все это затеяли, чтобы поиздеваться надо мной.

— Ну что ты. Да и зачем?

— Хотите помешать уничтожить труп, вот и устраиваете этот балаган.

— Ничего подобного, я ждал помощи. Помогите мне побыстрей.

— И верно, обычное представление. — Зазывала, застегивая брюки, показался из туннеля. Поглядел на меня и, как неумело вырезанная из бумаги фигурка, застыл в неестественной позе, продолжая держаться за язычок молнии. — Чего возитесь, неужели до сих пор не можете вылезти?

— По-всякому пробовали, — замотала головой женщина, заступаясь за меня. Наверное, приятно все-таки иметь товарища, который с тобой заодно. — Давление немыслимое, внутри вакуум. Нога как вросла — ни вытянуть, ни повернуть. Сейчас ему получше — видимо, аспирин подействовал, а то было совсем плохо, он и стонал, и кричал...

— Очень уж он нежный. — Зазывала захлопнул железную дверь и задвинул засов.

— Свалился бы сам, тогда бы узнал. Ноге щекотно, будто по ней водят металлической щеткой.

— Вы говорите — вакуум, но важно знать, сколько атмосфер, — спокойно произнес Сэнгоку. — Если давление у поверхности тела ниже определенного уровня, начнется кровотечение, затем лопнет кожа. Но, судя по тому, что ногу дальше не втягивает, давление не столь уж велико.

— Теоретическая база подведена, теперь постарайтесь мне помочь.

— Сначала давайте подтащим к унитазу труп, — предложил зазывала, и они вдвоем с Сэнгоку поволокли тюк. Зазывала пытался подтянуть его к приставной лестнице, а Сэнгоку, не зная о существовании ловушки, тащил к каменной — веревка лопнула, и тюк приоткрылся. Ни крови, ни какой-нибудь части тела не было видно. Блеснуло лишь что-то, напоминающее мешок из черного винила — в такие обычно складывают мусор, — именно в этом ощущалась реальность существования трупа.

— Туда нельзя, — предупредила Сэнгоку женщина. Голос ее звучал нежно, как легкий ветерок с моря после штиля. Наверное, это у нее рефлекс при виде незнакомого мужчины. — На этой лестнице есть специальное устройство, осторожно.

— Здесь вообще полно всяких устройств. Вам-то это должно быть хорошо известно. — Зазывала, не дожидаясь ответа, глянул с площадки вниз. — Может, сбросим отсюда, а то тяжелый, сил нет.

— Но это же труп.

— Именно потому, что труп. Если развалится на куски, легче будет спустить в унитаз...

Женщина жестикулировала, но она стояла ко мне спиной, и поэтому я не мог понять, что означают ее жесты. Зазывала гаденько засмеялся и, повернувшись к тюку, молитвенно сложил ладони. Сэнгоку неловко наступил на тюк ногой и стал заталкивать внутрь край высунувшейся пленки.

— Прежде чем заняться трупом, прошу вас, помогите мне. — Я пытался изобразить спокойствие, но из-за отвратительного чувства, будто сердце провалилось в колено и судорожно бьется там, и страха, что им не удастся меня освободить, голос меня не слушался. — Пока унитаз нельзя использовать, с трупом все равно ничего сделать невозможно.

— Нечего суетиться. — Зазывала кивнул Сэнгоку, и они вдвоем приготовились сбросить тюк с площадки. — Если бы Капитан знал, чьи это останки, он, я думаю, не проявил бы такой жестокости.

— Жестокость — сбрасывать тело вниз! — крикнула женщина, но тюк, завернутый в голубую виниловую пленку, уже сорвался с площадки и, перевернувшись в воздухе, шлепнулся на пол. По звуку можно было подумать, что упал кусок сырого мяса. Пожалуй, так же шмякнулся бы и ком глины.

— Кто же все-таки это?

— Надо устроить ему достойный похоронный обряд, прежде чем спустить в унитаз...

Первым слез по лестнице зазывала. За ним — Сэнгоку. Женщина, прижав к груди самострел, не отрывала глаз от тюка.

— Кто же все-таки это?

— Это, можно сказать, останки Капитана. — Зазывала, вытерев рот, обернулся ко мне. На его плоском лице торчал маленький носик, белки глаз отливали голубым. Он был не так уж спокоен, как пытался казаться. Сколько ни вытирал рот, в уголках белела слюна.

— Кто же это?

— Видите ли, честно говоря, видите ли... — У Сэнгоку горло, наоборот, пересохло.

— Что вы имеете в виду? Я не настроен выслушивать ваши шуточки.

— В общем, это вы... — Зазывала провел по рубахе рукой, которой только что отирал рот. — Дублер. Убийство дублера. Жертвой преступника должны были стать вы, Капитан. Если бы не произошло ошибки, в тюке сейчас лежали бы вы.

— Кто преступник?

Вместе со мной задала вопрос и женщина:

— Кто же этот дублер?

— Вы сами лучше всех знаете человека, которого следовало убить. — Сэнгоку говорил, явно похваляясь своей осведомленностью.

— Представить себе не могу! Он был похож на меня?

— Не особенно. — Сэнгоку, кажется, почувствовал себя неуютно, чуть склонил голову набок и посмотрел на зазывалу, ища у него поддержки.

— Комоя-сан, наверное? — Женщина, сжав зубы, еще дальше отошла от тюка.

— При чем тут Комоя-сан?

— Он-то и стал дублером, да?

— А кто убил? Тупой Кабан? — Это было единственное мгновение, когда я забыл о боли в ноге.

— Ошибаетесь. — Зазывала кивнул на тюк и произнес с трудом: — Всё совсем наоборот.

— Тогда получается, что Комоя-сан убил Тупого Кабана? — Мой голос дрожал от напряжения. — Значит, в тюке — Тупой Кабан?

— Ну так вот, от всего сердца помолимся за упокой его души...

— Хватит чепуху молоть!

Я неотрывно смотрел на тюк, завернутый в голубую виниловую пленку. Неужели там действительно Тупой Кабан? То самое чудовище, которое разгуливало в зеленой охотничьей шляпе, распространяя вокруг омерзительную вонь протухшей пасты из соевых бобов, да еще завернутой в грязную тряпку; тот самый подонок, который ногами забил жену до смерти, изнасиловал мою мать, приковал меня цепью к унитазу, разрушил бульдозером для владельцев каменоломни целый квартал домов? Тот самый отвратительный тип, который пустил по ветру рыбачий домик и два рыболовецких суденышка, много раз безуспешно пытался стать членом муниципалитета, но смог только прицепить к груди значок командира «отряда повстанцев»? У меня словно гора с плеч свалилась. Видимо, я здорово боялся Тупого Кабана — еще больше, чем ненавидел. Ничего, кроме облегчения, я сейчас не испытывал. Может быть, из-за того, что нога застряла в унитазе, чувства мои были парализованы. Если бы я присутствовал при убийстве, ощущения, наверное, были бы несколько иными. Даже так безжалостно скрученный, Тупой Кабан все равно производил впечатление громадины. А если он не только скручен? Может быть, еще и разрезан на куски? Кажется, я начинаю понимать, как трудно уничтожить человека, не оставив никаких улик.