Литмир - Электронная Библиотека

Его несло вниз, несло вместе со всем склоном, который обрушился, как водопад.

В следующее мгновение, все еще сжимая запястье Андре, он очутился в быстро бегущей волне, а сверху на них сыпались земля, камни, щебень и орущие люди.

Приглушенно, словно издалека, донеслись крики:

— Обвал! Оползень!

Джек с головой ушел в воду и, задержав дыхание, тут же устремился наверх, выставив вперед свободную руку. Дна под ногами не было, его уносило от берега. Потом он почувствовал, что кто-то схватил его за кисть и потащил.

— Держись, Джек! Держись! — диким голосом завопил Почоло.

— У меня тут Андре! — крикнул Джек. — Он ранен, должно быть! Не шевелится!

— Тащи его, тащи! — надрывался Почоло.

Но тащить приходилось против течения, пальцы у Джека онемели, и он едва удерживал неподвижное тело юноши, которое уносило прочь. Почоло, распластавшись на камне, который выдавался далеко в реку, тоже боролся с течением, пытаясь вытянуть Джека.

— Андре! Андре! Андре! — кричал Джек, словно хотел голосом поднять юношу над водой, чтобы не дать потоку оторвать его. — Андре! Андре! — Он рыдал, всхлипывал, а дождь нещадно бил ему в лицо.

Почоло уже наполовину вытащил его из воды, когда юношу, которого Джек все еще держал за руку, ударило бревно.

— Андре! — в ужасе завопил он, почувствовав, что юношу уносит прочь.

— Джек, ты сошел с ума! — взвизгнул Почоло, когда тот оттолкнул его и бросился в стремнину.

В ту же секунду Почоло сам прыгнул в воду и успел обхватить Джека за талию. Бревно застряло ниже, у поворота реки, и остановило их. Почоло вытолкнул Джека на берег, затем вскарабкался вслед за ним.

— Андре! Андре! — рыдал Джек. — Мы должны найти его, должны!

— Его унесло, Джек, — сказал Почоло. — Мы ничего уже не сможем сделать.

При вспышке молнии они увидели, что берега просто нет — только вертикальная стена темноты, под которой они оба лежали, припав к земле. А перед ними, там, где раньше было подножие скалы, стремительно кружил водоворот, уже образовав небольшую бухточку.

Весь берег, вплоть до замощенной площадки наверху, обрушился, и теперь остатки его размывали волны и течение. Из тех, кого сбросило в реку, утонул лишь один — Андре Мансано. А из погребенных под оползнем погиб только мальчик Бенджи, которого мать хотела видеть инженером. Других быстро высвободило из-под завала потоками дождя, но бедный Бенджи в пещере попал в ловушку.

Он первым взобрался по склону, первым был у отворенных дверей, и как раз в ту минуту, когда он вбежал внутрь, начался оползень, захвативший с собой внешнюю пещеру и запечатавший обломками новый вход в нее.

Когда его откопали, мальчик лежал, обнаженный по пояс, у порога внутренней пещеры.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

АРХИЕПИСКОП

Острова, дарованные ему королем в 1644 году, дон Фернандо Монтеро де Эспиноса представлял себе смутно — не меньшей диковиной, чем единорога. Он и соленую морскую воду впервые узрел лишь в зрелом возрасте. Слово isla[101] было для него пустым звуком, ибо юность свою он целиком посвятил служению богу и суровым нагорьям: родному Бургосу (где спал волшебным сном Сид Воитель), сьеррам Саламанки (университет которой удостоил дона Фернандо степени доктора теологии), холмам Толедо (в этой имперской столице он прославился как проповедник) и плато Мадрида (где он служил капелланом при дворе его католического величества дона Филиппа IV).

Итак, чем же были Las Islas Filipinos[102] для этого уроженца старой Кастилии? Просто географическим названием. Риторической фигурой — какой-нибудь «восточной жемчужиной в короне Испании» или «Новым Сионом в Азии».

И вдруг, в 1642 году, Las Islas стали сияющим пиком его карьеры. Король пожелал видеть его епископом Нуэва-Сеговии на Филиппинах. Несколько экзотично, но все же ступенька вверх в священной иерархии, а для дона Фернандо это был дар из даров, поскольку ему уже исполнилось сорок два. Он принялся расспрашивать и выяснил, что Нуэва-Сеговия находилась на севере архипелага и являла собой «две узкие полосы береговой суши, а между ними неприветливые скалистые горы, населенные язычниками». Что ж, ведь дон Фернандо был сродни Сиду Воителю, и душа его разрывалась между двумя пристрастиями: любовью к богу и жаждой приключений. «Горы, населенные язычниками» — это был вызов, они обещали нечто неизведанное. А он готов был принять вызов, и к неизведанному его тянуло — вполне в духе XVII века.

Но вершина, восхождению на которую он радовался, оказалась даже выше, чем он предполагал. Переправившись в Новую Испанию, он был посвящен в сан епископа в кафедральном соборе Мехико и уже направлялся в Акапулько, чтобы сесть на корабль, отплывавший в Индии, когда его догнала новая весть из дворца. Его назначили архиепископом Манилы, и он, таким образом, вступал в колонию не как епископ Нуэва-Сеговии, но как примас всех Филиппин.

Существует легенда, что, когда дон Фернандо после посвящения в сан выходил из собора в Мехико, ему повстречались три старухи-индеанки, которых все боялись, считая ведьмами. Первая бросила ему лилии, воскликнув: «Слава епископу Нуэва-Сеговии, который там никогда не воссядет!» Вторая бросила руту-траву, с возгласом: «Слава архиепископу Манилы, который никогда там не будет править!» А третья, бросив в него листья щирицы, воскликнула: «Слава тебе, Сид, завоеватель Индий, которому суждено лишь почивать там!»

Свита отогнала старух прочь — к его сожалению, ибо он был заинтригован их приветствиями и желал бы расспросить о смысле сказанного. Позднее, настигнутый по дороге в Акапулько вестью о возведении на манильскую кафедру, дон Фернандо вспомнил слова ведьм, и его охватили ужас и смятение. С этого момента он был словно околдован.

В Акапулько, куда архиепископ со свитой прибыл весной 1645 года, его ждали два галеона, предназначенные не для торговли, а для защиты островов, ибо тамошние власти предупредили об опасности, что исходила от еретиков-голландцев, замысливших вторжение. И действительно, на следующий же год оба эти галеона, «Энкарнасьон» и «Росарио», вошли в историю своими славными победами над голландцами в пяти морских битвах — победами, приписанными заступничеству Пресвятой Девы, в честь которых учрежден был праздник «Ла Наваль де Манила».

В марте 1645 года архиепископ пустился из Акапулько в тягостное, мучительное плавание через Тихий океан, длившееся пять месяцев.

Кончался июль, когда оба галеона достигли наконец королевского порта Лампон в провинции Инфанта, на тихоокеанском побережье Лусона. Поскольку же на то, чтобы обогнуть южную оконечность Лусона и добраться до Манилы через Китайское море, ушло бы еще не меньше месяца, архиепископ решил высадиться в Лампоне и проследовать в Манилу по суше. А это означало — пересечь восточные горные хребты и выйти к озеру Бай, откуда можно на лодках спуститься по реке Пасиг к городу.

Свита архиепископа насчитывала человек двенадцать, включая охрану. В первую же ночь в горах на них напали туземные проводники и перебили всех, пощадив только архиепископа. Туземцы раздели его догола, связали руки и четыре дня вели куда-то по горным тропам. Он догадался, что некогда они были христианами, но потом, восстав против испанских хозяев, снова обратились в язычество, и их движение возглавляет жрица, известная как принцесса Урдуха, или Гиноонг Ина.

Спустившись с гор, они вышли к озеру Бай, к селению под названием Самбаханг. Здесь, как понял архиепископ, находился центр восстания и штаб жрицы-воительницы. По прибытии его заключили в хижину и весь день не давали ни есть, ни пить. Днем лагерь был погружен в дрему, но, едва сошла на землю тьма, жизнь в нем начала бить ключом. Очевидно, повстанцы совершали свои боевые вылазки в ночное время.

Перед рассветом архиепископа разбудили, дали кусок красной материи, чтобы препоясать чресла, и он предстал перед жрицей-воительницей. Увидев эту женщину при свете факела на берегу озера, он принял ее за статую, отлитую из золота, ибо кожа ее казалась золотистой в отблесках огня. Темно-лиловое покрывало, схваченное на груди и ниспадавшее к щиколоткам мягкими складками, оставляло обнаженными ее плечи. Длинные черные волосы были распущены и струились по спине. Даже босая, она ростом почти не уступала дону Фернандо.

вернуться

101

Остров (исп.).

вернуться

102

Филиппинские острова (исп.).

53
{"b":"175163","o":1}