Нечего и говорить, что бродяги, сочиняющие подобный вздор, путают Эрману с персонажами из их языческого прошлого; ибо известно, что у индейцев сей реки была богиня, каковая обитала в пещере и заманивала туда молодых людей: на одну ночь они становились ее любовниками, ели на золоте под волшебную музыку, а поутру их находили бродящими в зарослях, подобно лунатикам. Окрестные жители утверждают, что по сей день можно разглядеть, как сверкает на дне реки золотая посуда… Каким образом оказался впутан сюда архиепископ Манилы, есть загадка, которая не по силам и острейшему уму».

Однако вполне по силам попытаться связать этот «вздор» с тем, что можно считать окончательным результатом синтеза. Если к концу XVIII века в народном сознании мифы о богине пещеры и Эрмане слились воедино, то последующая эпоха, когда были забыты и богиня и Эрмана, сплела новую легенду — о донье Херониме, таинственной отшельнице из пещеры на берегу Пасига. (Не есть ли имя Херонима производное от Эрмана?) Вот эта легенда, приводимая Рисалем в его втором романе:

«Жил-был в Испании студент, который поклялся одной девушке жениться на ней, а потом позабыл и о клятве, и о девушке. Долгие годы она ждала его. Молодость ее прошла, красота увяла. И вот в один прекрасный день она прослышала, что ее бывший жених стал архиепископом в Маниле. Тогда она переоделась мужчиной, приехала туда и явилась к его преосвященству, требуя исполнения клятвы. Но это было невозможно, и архиепископ приказал устроить для нее грот; вы, вероятно, заметили его на берегу — он весь зарос вьюнками, которые кружевной завесой закрывают вход. Там она жила, там умерла, там ее и схоронили. Предание гласит, что донья Херонима настолько толста, что могла протиснуться в свой грот лишь боком. Она, кроме того, слыла волшебницей, да еще изумляла всех тем, что бросала в реку серебряную посуду после роскошных пиров, на которые собиралось много знатных господ. Под водой была растянута сеть, в нее-mo и падали драгоценные блюда и кубки. Так донья Херонима мыла посуду. Еще лет двадцать назад река омывала сам вход в ее келью, но мало-помалу вода отступает все дальше, подобно тому как уходит из памяти индейцев воспоминание об отшельнице»[89].

Всякий текст можно читать по-разному, сходным образом один и тот же рецепт служит и для легенды о донье Херониме, и для двух более древних легенд. Те же компоненты — река, пещера, волшебница, ночные гости — присутствуют во всех трех преданиях, хотя и с вариациями. Посуда доньи Херонимы из серебра, а не из золота. Вступает в дело и технология — под водой через реку протянута сеть, а в языческих мифах бросаемую посуду подхватывают и моют духи реки. Что поражает в донье Херониме, так это ее сложение. Языческая пещерная богиня подобна сильфиде, да и аскетичная отшельница должна быть изможденной — а донья Херонима тучна! Это вызывает недоумение, но только до тех пор, пока не вспомнишь, что в те времена, когда складывалось предание о донье Херониме (или заимствование адаптировалось к местным условиям), народное творчество все больше и больше подпадало под влияние китайской культуры — а китайские боги изобилия и плодородия чудовищно толсты.

Совсем иначе выглядит в легенде о донье Херониме и пещера.

Ее грот, вероятно, не само убежище богини и Эрманы, в те времена все еще погребенное под насыпью, а лишь смутная память об исчезнувшей пещере, которая и вызвала к жизни такую фигуру, как донья Херонима, — так сказать, персонаж перемещенный, но продолжающий прежний миф.

Последняя загадка — архиепископ, присутствующий и в легенде об Эрмане, и в легенде о донье Херониме, но не представленный в цикле легенд о богине — так по крайней мере считалось вплоть до 1971 года, когда была обнаружена рукопись Санчона. Именно это открытие побудило националистов требовать предоставления Гиноонг Ина и ее «Самбаханг Анито» права совершать моления в пещере.

В резюме рукописной книги Сепеды отец Хосе Ибаньес после описания смерти Сальседо замечает: «Нашим силам чрезвычайно нужен подобный предводитель, ибо в озерном крае, коий он столь доблестно покорил, ныне (отец Ибаньес пишет в 1645 году) появилась жрица-воительница, склоняющая индейцев к бунту». Озерный край — это, скорее всего, местность у озера Лагуна де Бай, выше по течению Пасига, на которую распространялась власть пещерной богини. Но поскольку хроники середины XVII века не упоминают о действовавшей там «жрице-воительнице», исследователи опять заподозрили отца Ибаньеса в приукрашивании.

Потом предприимчивый журналист, в 1970 году заново открывший Эрману, копнул архивы поглубже и наткнулся на манускрипт Санчона. Это было строго секретное — как в нем сказано, «только для ваших глаз» — донесение начальству в Маниле, написанное в 1645 году ученым-монахом Исидоро Санчоном, который в то время пытался насадить разведение сахарного тростника в озерном крае.

Документ подтверждает существование жрицы-воительницы, возглавившей мятежные выступления, заодно и поясняя, почему всякие упоминания о ней могли так тщательно замалчиваться.

Потому что рядом с ней всегда скакал на коне архиепископ Манилы.

Было десять часов, они сидели, разделенные низеньким столиком, наискосок друг от друга, и слушали новости, слегка сгорбившись, точно боксеры на ринге, положив сжатый кулак на колено, а настольный транзистор между ними фыркал, как рефери.

Этим утром Чеденг была в жемчугах и бежевом брючном костюме, на щеках ее играл румянец оживления, принесенного из посольства в контору (она получила американскую визу), но теперь он постепенно сходил с лица. Стеклянные стены конторы вдруг стали казаться ей сторонами ледяного куба, в который ее вморозили, и, слушая сообщения об убийстве, она даже покрылась гусиной кожей. Она смотрела на Джека поверх приемника и ненавидела его.

Джек — к ее прибытию он уже мрачно восседал в конторе — тоже уставился на нее, но невидящим взором, ибо фыркающий транзистор как бы снова вернул его в будку чистильщика обуви, перед глазами опять во всех подробностях стояло ночное убийство. Он мысленно прошел по следам событий от того момента до нынешнего, с перерывом на тяжелый сон, и ему чудилась кровь даже в рабочем кабинете Чеденг. Но он был сыщиком и не выбирал свой путь.

Десятичасовые новости кончились, Чеденг встала, резко выключила приемник, оборвав позывные, а потом закурила сигарету, не заботясь о том, что он видит, как дрожит ее рука.

— Теперь ты удовлетворен? — с вызовом спросила она, нависая над столиком на фоне залитого светом стеклянного окна. — Совершенно явный случай сведения счетов в мире гангстеров. Эта девушка, Иветта, она была наркоманкой, полиция задержала ее и заставила сказать, где она добывает наркотики. На поставщиков устроили облаву, а заправилы откуда-то узнают, кто выдал. Вот они и посылают своих молодчиков прикончить Иветту. Теперь полицейские нашли шофера машины, из которой стреляли, он уже почти раскололся, скоро убийц схватят и выяснят, кто их хозяева. Так при чем здесь мой муж?

— Я тебе уже говорил — я видел белый «камаро».

— Но, Джек, ведь в городе сотня белых «камаро».

— И все же совпадение довольно-таки…

— К черту совпадения! Ты можешь доказать, что Алекс знал эту девицу?

— А это еще одно совпадение. Она сказала мне, что спала с ним.

— И ты готов поверить шлюхе на слово? Я-то знаю, что не со шлюхами он развлекается.

— Слишком много совпадений, Чеденг. Алекс ездил повидаться с Ненитой Куген в ночь, когда она исчезла. Он же позже был в часовне, когда ее тайком протащили в пещеру. Иветта говорит мне, что кое-что знает, и ее пристреливают, прежде чем мы встречаемся, а на месте действия — опять белый «камаро».

Быстро и яростно затянувшись несколько раз, она сказала:

— Итак, ты решил, что за всем этим кроется Алекс. За убийством Иветты, за смертью Нениты Куген…