Мария — да...
Наступает долгая пауза. Окна холодны. Темнеет с каждой минутой.
Разговор о поэзии:
МАРИЯ
Слова сложились, как дрова.
В них смыслы ходят, как огонь.
Это две неизвестных строки Даниила Хармса. Они не сохранились ни в напечатанном, ни в записанном виде. Их со слов Хармса запомнил Вологдов и вчера прочел Казакову.
ИСТЛЕНЬЕВ
Хармс?..
Снова пауза.
МАРИЯ
Ах, как бледен Пермяков иногда бывает!
ИСТЛЕНЬЕВ
Словно отражение в умирающем зеркале...
Часы разрубали темноту. Уличные фонари разрубали время. Звезды разрубали молчание — они, как ночные кровельщики, с грохотом ходили по крышам.
Отдирая куски железа и света, ветер проносился мимо, яростно настигаемый самим собой.
Улицы со свистом проносились, огибая каменные углы ветра. Жестяные номера домов, их черные числа отставали, не успевая. Улицы улетали, без названий и номеров, и исчезали и проваливались в закружившейся мгле под хохот и вой черного водосточного безумия труб.
Звезды. Куски и обломки лучей. Обрывки ветра и проводов. Номера, оставшиеся без домов висеть в воздухе:
№ 100
№ 1795
№ 3
№ восемьдесят три
№ 641,07
№ А, В, С
№ 17/?
№ §Кру4ех + ын%:!=
№ и т. д.
А также ржавая вывеска:
КЛАДБИЩЕ ДЛЯ ЖИВЫХ
Темно. Истленьев становится неподвижнее своего молчания.
ИСТЛЕНЬЕВ
Мария!
МАРИЯ
Мария!
ИСТЛЕНЬЕВ
Что?
МАРИЯ
85900016
ИСТЛЕНЬЕВ
Но почему так столько?
МАРИЯ
Потому, что больше я не могу!
ИСТЛЕНЬЕВ
Ах, Мария, если бы вы могли быть рядом и видеть себя!.. Вы так бледны, что ночь возле вас кажется особенно темной. Вы так прекрасны, что...
МАРИЯ
Но кто это?!
ЭВЕЛИНА (появляясь)
Это я.
МАРИЯ
Вы?!
ИСТЛЕНЬЕВ (в сторону)
Она.
ЭВЕЛИНА
Ночь, я иду по улице, какой-то помешанный бормочет навстречу, что он — фонарь и должен светить. Я бросилась прочь...
МАРИЯ
А что же помешанный?
ЭВЕЛИНА
Светил, пошатываясь.
МАРИЯ
Какая странная история!.. Вы так и шли с распущенными волосами?.. Как это, верно, было прекрасно!
ЭВЕЛИНА
При свете помешательства?.. (замечая Истленьева) Вы здесь?!. Вот неожиданность!.. В такое время!.. А я молчание приняла за тишину... Вы побледнели?
ИСТЛЕНЬЕВ
Я?.. Нет...
ЭВЕЛИНА
(в сторону) Бледность отрекается от самой себя... (Марии) Вы — тоже.
МАРИЯ
Это от окон... И к часам.
ЭВЕЛИНА
Я, кажется, в свою очередь собираюсь светить, как тот... фонарь... (Истленьеву) Вы молчите?
ИСТЛЕНЬЕВ
Эвелина!.. Мария!.. Я... Вы, Эвелина, появились...
ЭВЕЛИНА
Чтобы исчезнуть... (не глядя на Истленьева и Марию) Я ухожу... Прощайте!..
ИСТЛЕНЬЕВ
Куда вы?!. Постойте, Эвелина!.. Постойте! Вы — безумная, а там — ночь... и фонарь... Постойте!.. (выбегая следом за ней) Постойте!!!..
9
Из дневника Левицкого
21 сентября
Происходят события, которых я не могу понять. Эвелина и Истленьев исчезли из города. Одни говорят, что они — в Смоленске, другие — что в Новгороде, третьи ничего не говорят и только покачивают головами.
Вечером я — у Витковских. Мария очень изменилась за последние дни. Бледна, молчалива... и еще более прекрасна.
Угол Истленьева пуст, угол Пермякова сверкает глазами. Вдоль стен — незнакомые имена гостей.
1-Й ГОСТЬ
Что ни говорите, а говорить нечего.
2-Й ГОСТЬ
Совершенно с вами согласен. Совершенно с вами согласен. Могу повторить еще раз.
3-Й ГОСТЬ
Вчера со мной приключилась странная история. И вчера же она со мной не приключилась!
4-Й ГОСТЬ
Призраки существуют! Беру в свидетели всех или никого.
5-Й ГОСТЬ
Говорят, что среди людей каждый пятый — четвертый.
КУКЛИН
Да, это показала государственная перепись.
ПЕРМЯКОВ
(в сторону) Ха-ха-ха!.. (к гостям) Хе-хе-хе! Хе-хе-хе!
1-Й ГОСТЬ
От этого смеха мороз продирает по коже... и по мурашкам... чему он смеется?
2-Й ГОСТЬ
Может быть, моим усам? Так это глупо. Им уже давно никто не смеется.
3-Й ГОСТЬ
А что слышно про Истленьева и Эвелину?
1-Й ГОСТЬ
Ничего.
3-Й ГОСТЬ
А еще что?
2-Й ГОСТЬ
Одни говорят, что они в Смоленске, другие не говорят.
4-Й ГОСТЬ
Я не говорю.
5-Й ГОСТЬ
А я?
2-Й ГОСТЬ
А я не могу надивиться на красоту Марии! И зеркала не могут.
3-Й ГОСТЬ
И полночь не знает, за кем ей следовать — за красотой или за часами.
1-Й ГОСТЬ
Мое отражение в часах рябит от секунд.
4-Й ГОСТЬ
О, этот мертвый штиль зеркал!..
В сумраке — не видимый никем разговор с Марией:
ЛЕВИЦКИЙ
Мария! Мария! Когда же я услышу хоть одно слово от вас?.. Вот уже столько дней, как я оставлен в этой тени!
МАРИЯ
Пермяков, тот сам забирается в тень.
ЛЕВИЦКИЙ
Счастливый! — ему безумие помутило рассудок. А мне — нет.
МАРИЯ
Я не знаю, чем вам можно помочь... Ну, пересядьте поближе к свету.
ЛЕВИЦКИЙ
Чтобы лучше было видно мое отчаяние?
МАРИЯ
Вы ведь, кажется, умеете владеть собой.
ЛЕВИЦКИЙ
Чтобы лучше было видно мое самообладание?..
Весь этот разговор кончился, как обычно:
МАРИЯ
Поверьте, я не хочу причинять вам страдания!
ЛЕВИЦКИЙ
Вам и не нужно хотеть...
3 сентября.
Сегодня Николай Иванович Вологдов рассказал мне свой сон, удивительный по логичности и последовательности развернувшихся в нем событий. Он сказал:
«Мне снилось, что за мной пришли две девушки, чтобы пригласить на заседание, посвященное творчеству Пабло Пикассо. Одна из девушек каким-то безнадежным жестом дала мне понять, что дела художника, в связи с этим заседанием, плохи и что, собственно, участь его наследия уже решена... Совещание было в самом разгаре, когда мы вошли в зал. Какие-то люди, весьма почтенной наружности и очень похожие на искусствоведов, выступали по очереди. Производилась, насколько я понял, селекция работ Пикассо. Речь шла о том, что не все творчество художника для нас приемлемо, а только лучшая его часть. Тут же демонстрировалась и эта «лучшая часть»: несколько пейзажей, несколько изобразительных полотен, по духу очень мало похожих на Пикассо. Я сказал присутствующим несколько слов в защиту всего остального, сделанного художником, сказал о вечном обновлении его творчества и т. д. Мои слова остались без внимания, и было принято решение отобрать «лучшие» работы и осудить остальные. И тогда я сказал им всем, что вряд ли Пикассо примет к сведению это постановление, что он просто будет, игнорируя его, продолжать работать по-своему. В ответ на мои слова раздался общий оглушительный хохот. Я вышел из зала. Потом, сделав было уже несколько шагов, вернулся к двери и посмотрел: в зале стоял неутихающий смех...»
Николай Иванович улыбается:
«По-моему, искусствоведы посрамлены этим сном».
15 сентября.
У Витковских. Сумрак и мерцающее молчание. Длинные пряди времени падают на лоб часам.
