Долинами речушек и глубокими степными балками, поросшими густыми зарослями верб и лозняков, казачий корпус быстро достиг Азовского моря и завершил окружение немцев в Таганроге.

Основная масса конницы совершала марши ночью, а дневки проводила в укрытых местах под надежной защитой зенитчиков и истребителей нашей авиадивизии.

Мне пришлось всего раза два встречаться с немецкой авиацией над нашими конниками. И каждый раз нам удавалось рассеять группы вражеских бомбардировщиков, не допустив их к месту стоянки наших войск. При этом наши группы уничтожили четыре вражеских самолета.

По выходе на берег моря одна часть войск повернула в сторону Таганрога, а другая продолжала теснить врага на запад.

Впереди был Мариуполь.

Мариуполь!.. Название этого южного города вошло в нашу семью в 1933 году, когда там стал работать мой старший брат Григорий Степанович, затем в 1937-м там обосновался и второй брат, Петр. А в 1938-м в Мариуполе оказался и третий, Александр, Сашко, как называли его в семье. А мне довелось побывать над Мариуполем в июне 42-го, когда мы с Кубани летали через море на разведку и на штурмовку различных целей в районе этого города. Но теперь предстояло другое.

А пока наш полк летал в район Таганрога, чтобы блокировать его с воздуха и не пропустить транспортные самолеты с грузом для окруженных немцев…»

«30 августа до нас дошла радостная новость: советские войска, прорвав сильно укрепленную оборону противника, освободили Таганрог. На очереди Краматорск, Сталино, Мариуполь. Напряжение боевой работы возрастало.

31 августа на прикрытие наземных войск вылетели группы нашего полка в составе десяти истребителей. В районе Анастасиевки наши летчики встретили двадцать шесть самолетов противника. В результате решительных действий наших летчиков пять вражеских самолетов было сбито, а наша группа вернулась на свой аэродром без потерь.

Кавалеристы генерала Н. Я. Кириченко действовали уже на огромной территории в тылу врага. Фашистское командование прилагало неимоверные усилия для разгрома конно-механизированной группы, бросало против нее авиацию и танки. Для наших летчиков одной из ответственнейших оставалась задача надежно прикрыть „подшефных“ с воздуха. Приходилось летать в различные районы Донбасса и Приазовья. Трудность порой заключалась в том, что не все названия населенных пунктов есть на наших картах — настолько они малы. Но нас „привязывали“ к местности дополнительными ориентирами, к тому же существенную помощь оказывали авианаводчики, находившиеся непосредственно в подвижных войсках, — и самолеты спешили на взлет.

5 сентября с аэродрома Русский Колодец третий раз вылетели на прикрытие наземных войск в район Красноармейское, Сартана. Полдень. В воздухе сильная дымка, видимости почти никакой. Ходим „качелями“ под углом к линии фронта, высота 2–4 тысячи метров. Наша пара имела задачу прикрыть ударную группу, возглавляемую А. И. Покрышкиным.

Неожиданно прямо под нами обнаружил один ФВ-189 (этот немецкий самолет мы называем „рамой“). Доложил о его обнаружении. Слышу, как Покрышкин приказывает моему ведущему: „Жердев, атакуй „раму“!“

Виктор выполнил левый полупереворот и с пикирования атаковал противника, я следовал за ним. Скорость стремительно росла, нос самолета начинало водить из стороны в сторону. Я немного отстал, шел в правом пеленге, наблюдая за воздухом, особенно за задней верхней полусферой. На какое-то время потерял из поля зрения „раму“ и своего ведущего. Но „рама“ сама напомнила о себе: стрелок немецкого самолета открыл сильный огонь по моему ведущему. Трассы белыми „шнурами“ мелькают возле самолета Жердева. Мой командир тоже открыл огонь… Однако большая скорость мешала вести его точно. Атака сорвалась. В наушниках звучит команда ведущего: „Костя, меньше скорость, атакуй снизу, прикрою!“

Действительно, стрелка прибора за красной чертой — значит, идем на скорости свыше 700 километров в час. Выпустил тормозные щитки. Самолет как бы подскакивает вверх, на какое-то мгновение кажется, что он выйдет из повиновения, но скорость быстро гаснет. Можно атаковать.

Атакую сзади снизу, под одну четверть. С дальности чуть меньше ста метров открыл огонь по кабине „фокке-вульфа“. Все шесть пулеметов и пушка сделали свое дело — от „рамы“ начали отлетать какие-то куски. Гитлеровский самолет по спирали в клубах дыма устремился вниз. Два парашютиста промелькнули мимо меня.

„Вот и первая победа! — мелькнула радостная мысль. — Падай, гад! Это тебе за наших товарищей“.

С набором высоты взяли курс в район прикрытия наших войск. А вскоре вместе с ударной шестеркой возвращались на свой аэродром.

Действовали все с новых и новых аэродромов. Не успели привыкнуть к месту базирования у села Русский Колодец, как приказывают перелететь к самому Азовскому морю. Наше очередное пристанище — аэродром Обрыв, недалеко от Буденновки — первого на нашем пути украинского села.

Когда штаб дивизии определил Буденновку как очередную базу нашего полка, Леонтий Иванович Павленко сразу обвел ее на карте красным карандашом. Когда спросили, зачем он это сделал, начстрой восторженно объяснил: „Так це ж первое украинское село, в котором мы завтра или послезавтра будемо. Я на колени стану и поклонюся родной земле. Оттуда ж будет уже Киев видно. Ей-богу ж, правда“.

Аэродром наш расположился на крутом, обрывистом берегу моря. Летать над морем сложно. Затруднено ориентирование. Тем не менее боевая работа шла в напряженном темпе…»

«Это был жаркий во всех отношениях день. С утра до вечера нещадно палило солнце. Пылала земля. Наши войска продвигались на запад. Механизированные части, кавалерия, пехота шли по пятам откатывающегося противника. Гитлеровцы старались любой ценой удержать Донбасс. Они цеплялись за каждый пригодный к обороне рубеж, совершали массированные налеты авиации, пытаясь остановить наши войска.

В эти дни в воздухе все время гудели самолеты, разгорались жаркие схватки с врагом. Наши летчики часто вылетали на боевое задание с одного аэродрома, а садились на другом, значительно западнее.

Хорошо помнится знойный полдень. Десять краснозвездных истребителей, оставляя за собой тучи пыли на Таганрогском аэродроме, взяли курс на запад. Высота 4500 метров.

Внизу сквозь дымку едва просматривается тонкая, извилистая лента реки Кальмиус. Дым пожарищ достигает трех тысяч метров. При отступлении фашисты жгли все, что могло гореть. Мы уже в районе прикрытия, на большой скорости „прочесываем“ небо. Кажется, фашистов нет. Но вот со стороны моря показались чуть заметные точки. Передаю по радио: „Слева группа бомбардировщиков“.

До 70 „юнкерсов“ колонной на большой скорости со снижением летели в наш район. Впереди и с боков этой стаи висят „мессершмитты“.

Оглянулся на свою группу. Нас десять. Идем в заданном боевом порядке. Рядом со мной — пара Цветкова, чуть подальше — пара Клубова. На нашу шестерку возложена главная задача — громить бомбардировщики. Выше нас — четверка прикрытия капитана Федорова. Силы явно неравные. Фашисты нас пока не видят. Значит, надо действовать быстро, внезапно.

Решение принято: удар с ходу всей группой — мне шестеркой по головной группе „юнкерсов“, Федорову — в хвост строя. Лаконичный приказ по радио, и наши истребители ринулись на врага.

Короткие очереди вспороли небо. Два „юнкерса“ вспыхнули, как факелы. Задымил третий. Это ошеломило фашистов. Они заметались в панике, начали беспорядочно бросать бомбы. Следом за первыми двумя „юнкерсами“ грохнулся третий. Вскоре жарко запылали еще четыре „мессершмитта“.

„Молодцы! — передала радиостанция наведения „Тигр“. — Кавалерия благодарит“.

Тяжелый бой окончен. Домой! Но нет… В воздухе получаем приказ садиться на новом, только что отвоеванном аэродроме. Он находился на высоком берегу у самого моря. И деревня называется Обрыв.