— Я придерживаюсь правила не вмешиваться в дела белых, — сказал Чиун.

— Согласно директиве 1029-В, раса и религия не имеют отношения к исполнению служебных обязанностей. Прошу вас, сэр, — подбодрил генерал Хапт Чиуна.

— Этот человек испытывает страх: он не верит, что вы способны его защитить, и поэтому хочет поискать безопасности в другом месте.

— Вы попали в самую точку! Я до смерти боюсь! — подтвердил Кауфманн. — Здесь меня достанут.

Генерал Хапт задумался. Лоб его собрался в морщины.

— Защитить, говорите? — переспросил он.

— То есть обеспечить надежную оборону, — поправился Чиун. — Тот, кто боится нападения, вынужден обороняться.

— Прямо как на войне, — молвил генерал. — Все это — старый хлам. Я не сталкивался ни с чем подобным после Вест-Пойнта. Под нападением вы имеете в виду атаку?

Чиун кивнул.

— Ну, теперь понял. Атаки случаются на войне.

— Если бы вы сумели доказать этому человеку, что ваши оборонные порядки безупречны, проблема была бы устранена, — сказал Римо.

— Все ясно, — сказал генерал Хапт. — Это не входит в мои обязанности. За дверями моего кабинета вы найдете уорэнт-офицера. Он направит вас к тому, кто занимается вашим вопросом.

— Нашим вопросом? — переспросил Римо.

— Ну да, военными вопросами. Это современная армия. У нас есть специалисты по всем вопросам, даже самым экзотическим.

— Теперь мне уже все равно, — говорил Кауфманн, покидая вместе с Римо и Чиуном генеральский кабинет. — Они меня достанут. Я почему согласился дать показания? Потому что меня заверили, что меня никто пальцем не тронет. — И Кауфманн рассказал свою историю. Он вел бухгалтерию преступного семейства в Детройте. Его задача состояла в отмывании денег: незаконно заработанные средства, поступающие от игорного бизнеса, торговли наркотиками, проституции, он пристраивал в добропорядочных сферах — жилищном строительстве, банковском деле, розничной торговой сети.

Римо кивал, слушая рассказ. Деньги, даже огромные, ничего не стоят, если их нельзя потратить. А чтобы тратить деньги в Америке, необходимо объяснить, откуда они взялись. Нельзя, оставаясь безработным, купить дом за 125 тысяч долларов и пару автомобилей по 20 тысяч каждый. Поэтому гангстеры вечно заняты отмыванием денег через банки, солидный бизнес, подставных инвесторов.

Если Кауфманн действительно проворачивал такие дела, то он был не свидетелем, а настоящей находкой. Его показаний оказалось бы достаточно, чтобы нанести сокрушительный удар по криминальной структуре целого большого города. Не удивительно, что Смитти назвал его «весьма вероятной мишенью». Задача Римо состояла не только в том, чтобы это-то было нехитрым делом, — ему предстояло узнать, кто направил убийцу, а потом, добравшись до тех, кто направил убийцу, выяснить, кто им заплатил. Так, шаг за шагом, он докопался бы до сути и расправился с главарями.

По ходу дела ему предстояло выяснить, как действуют эти люди.

Они уже прикончили троих: двоих, начавших давать свидетельские показания, и еще одного отработанного; все трое проходили по детройтским процессам. По словам Смитти, в тайне держались не только личности свидетелей, но и их местонахождение, о котором было известно только министерству юстиции. Одного подорвали взрывчаткой, двоих пристрелили. Вокруг школьной игровой площадки, как и в районе двух других убийств, не было замечено ни одного человека, которого можно было бы считать, пользуясь терминологией министерства юстиции, «недостаточно чистым».

Двое застреленных получили по пуле 22-го калибра, что исключало оптический прицел. Убийцы подбирались к жертвам совсем близко, но при этом оставались незамеченными. Министерство юстиции, точнее говоря, КЮРЕ недоумевало, кто это был и как им это удавалось. По прикидке Римо, шанс Кауфманна выжить был равен пятидесяти процентам — и то в лучшем случае.

Чувствуя себя облеченным доверием высоких инстанций, Римо взглянул Кауфманну прямо в глаза.

— Вам не о чем тревожиться, — сказал он, ободряюще тронув Кауфманна за плечо.

— А что вы скажете по поводу взрыва бомбочки во дворе оклахомской школы? Газеты назвали имя убитого: Калдер. Но я-то знаю, что он — бухгалтер. Заговоривший бухгалтер. А ведь ему тоже гарантировали полную безопасность.

— Там была совершенно иная ситуация, — солгал Римо.

Они с Чиуном брели по чисто выметенным дорожкам Форт-Брэгга с бордюрами из белого камня, указывающими, где можно ходить, а где нет. Тут и там попадались огромные свежевыкрашенные таблицы со стрелками и загадочными сочетаниями букв и цифр, например, «КОМСЕКПАК 918-В».

Впечатление было такое, словно 20 тысяч человек встали лагерем среди сосновых лесов Северной Каролины с единственной целью — содержать местность в чистоте. Время от времени случалась беготня со стрельбой, после чего гильзы подбирались все до одной, чтобы, будучи упакованными и промаркированными в уставном порядке, прибыть к берегу Атлантического океана, где другим людям, чьи суда сияли такой же чистотой, вменялось в обязанность утопить груз в океанских глубинах.

Взвод с карабинами наизготовку протрусил мимо, оглашая округу ритмичными выкриками: «Де-сант! Де-сант!»

Прав был Чиун, однажды отозвавшийся об армии так: «Их учат подавлять чувства, чтобы выполнять долг, тогда как Синанджу обостряет чувства ради высшего совершенства».

— Чем лучше мое положение по сравнению с тем беднягой, которого разорвало на куски? — спросил Кауфманн.

— Оглянитесь по сторонам! — посоветовал Римо. — Кругом вооруженные люди, часовые у ворот. Вы зажаты в мощном кулаке, который стиснут единственно ради вашей защиты.

Чиун кивнул и проговорил что-то по-корейски.

— Что он сказал? — поинтересовался Кауфманн.

— Что вас можно считать наиболее надежно охраняемым человеком в целом свете, — ответил Римо. На самом деле смысл слов Чиуна был иным: почти любая атака может быть отражена, коме той, о которой никто не знает.

— А кто он такой, между прочим?

— Друг.

— Откуда я знаю, что вы не убийца? Для того, чтобы напасть на след того бедняги в Оклахоме, гангстерам понадобилось проникнуть в министерство юстиции.

— Вот, глядите! — Римо поднял руки. — Мы не вооружены.

— Все равно у меня неспокойно на душе. Вы представляете, какие мысли посещают Поластро с тех пор, как я перестал на него работать?

— Поластро? — переспросил Римо.

— Сальваторе Поластро. — Кауфманн хлопнул себя по лбу. — С ума сойти! Вы — моя специальная охрана, как же вы не знаете, против кого я даю показания?

— Один-ноль в вашу пользу, — проговорил Чиун.

— Виноват, — сказал Римо и снова принялся успокаивать Кауфманна.

Им преградил путь дежурный лейтенант, сообщивший, что в Седьмой корпус имеют доступ только родственники, причем прошедшие проверку.

Перед Седьмым корпусом были ворота с электрическим приводом. Их круглосуточно охранял караул из двоих часовых, обходивших здание за десять минут. О проникновении сюда посторонних нечего было и думать: извольте предъявить пропуск или быть узнанным в лицо. При входе проводилась проверка на металлические предметы; каждое изделие из металла, проносимое в Седьмой корпус, подлежало проверке.

— Самая надежная зона, не считая ставки верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами НАТО, сэр, — похвастался лейтенант, обращаясь к Римо.

— Смертельная ловушка, — откликнулся Чиун по-корейски.

— Что, что он сказал? — всполошился Кауфманн.

— Что это — самая надежная зона, не считая ставки верховного главнокомандующего, — сказал Римо.

— Нет, я спрашиваю про него. — Кауфманн указал на Чиуна.

— А, он отпустил замечание по поводу Седьмого корпуса. Успокойтесь, вам нечего бояться, кроме вашего собственного страха.

Чиун усмехнулся и обратился к Римо по-корейски:

— Какая глупость! Неужели при виде опасности ты станешь обвинять свое зрение? Неужели, заслышав приближение крупного зверя, ты станешь обвинять собственный слух? Зачем ты несешь эту чушь? Страх, подобно любому другому чувству, помогает подготовиться к встрече с опасностью.