— Надо подумать, — сказал Жира.

— О чем? — не понял Хеннинен.

— Готов полностью поддержать Жиру, — сказал Маршал.

— Как? — не понял Жира.

— Ладно, проехали.

Поговорив столь неплодотворно, решили тему закрыть и подумать несколько отвлеченно, что тут же оказалось более действенным средством, и следующий пункт назначения был выбран неожиданно легко. Хеннинен заявил, что хочет есть, а Жира — что хочет пить, Маршал же сказал, что нуждается в порции кофеина. Поскольку ларек Юни находился в самой непосредственной близости, то было принято решение прогуляться до него. А то, что с утра там уже довелось провести некоторое количество времени, отношения к делу не имело, так как после этого успели уже и мир посмотреть, и пейзажем полюбоваться, пусть и в пределах одной только горки, впрочем, было бы глупо надеяться обойти за один день весь мир.

— У нас здесь столик заказан на шестнадцать ноль-ноль, — заявил Хеннинен, подойдя к ларьку и деловито посмотрев на часы. Маршал и Жира, безвольно свесив руки, стояли у него за спиной и таращились на забитые дряхлыми стариками столики.

Юни тоже посмотрел на часы и уточнил, что еще только без четырех минут, а потому, господа-месье, будьте так любезны, извольте обождать. Потом захихикал, притащил с обратной стороны ларька три маленьких табуретки и поставил их в ряд у стены.

— Таким джентльменам, как вы, не подобает пить стоя! — сказал он.

Маршал сдал пакет с пивом к Юни в гардероб и попросил кофе. Хеннинен, похоже, слегка притомился и, видимо, именно по этой причине не отпускал привычных шуточек. Однако, преодолев усилием воли столь неожиданно навалившуюся на него усталость, заказал себе бутерброд с рыбой, но без плавников, зубов и других ороговелостей, чем, безусловно, привлек внимание благодарной публики.

Жира был в очереди последним.

— Купи лакрички, лакрички купи, а? — пролепетал он, когда подошла его очередь выбирать.

— Я пойду сяду, — сказал Маршал.

— Хорошо, — сказал Хеннинен и вскоре тоже подошел.

Расселись на табуретках. Это была западная сторона ларька, с которой открывался совершенно иной ракурс на окрестности, а как известно, всегда хорошо иметь хоть какой-то ракурс, пусть даже и новый. При этом расположение предметов на улице, совершенно не изменилось. Мимо проезжали велосипеды и самокаты, синие и красные машины, а, возможно, иногда и серые, грузовики, автобусы, а потом даже одна инвалидная коляска и самолет в небе. По тротуару шли люди, одетые тепло и не очень, другие люди выходили из магазина, шурша маленькими полиэтиленовыми пакетами. Между столиков как-то очень уж деловито и по-хозяйски прыгали воробьи, что само по себе вызывало удивление, хотя конечно же они всего лишь прыгали, не более того. На другой стороне улицы, в доме с щербинками по всей стене, словно после бомбардировки, в окне четвертого этажа сидела большая черно-белая кошка и так спокойно смотрела на все происходящее внизу, что можно было подумать, будто у нее стальные нервы или как минимум крепкий ремень безопасности.

Из-за угла с довольным видом вырулил Жира. В одной руке он нес бутылку с яблочным лимонадом, а в другой позванивал монетками. Он уселся на табурет, и на лице его застыла безнадежно идиотская улыбка героя-авантюриста, которому в самый разгар приключений вдруг объявили, что жить ему осталось не больше двенадцати часов.

Хеннинен повернулся, внимательно посмотрел на Жиру, пристально изучая его сиюминутное состояние, и наконец изрек:

— Кому-то крупно повезло.

— Кому-то должно было повезти.

— Что-то поверхность сегодня какая-то неровная, — заметил Маршал. — Даже кофе толком не попить, когда стола нет. Что-то она сегодня весь день неровная.

— Твоя беда в том, что ты слишком покорно следуешь законам природы, — объяснил Хеннинен и для наглядности даже стал показывать. — Если бы ты сидел вот так, прямо, а не пытался бы повторить сиюминутный крен земной поверхности, то пить кофе было бы куда удобнее.

— Смотри, у тебя сейчас рыба с бутерброда упадет, — встрепенулся Жира.

— Ну, в общем, что-то вроде того.

— Она уже с утра была какая-то неровная. Почему-то мне кажется, что вчера была гораздо ровнее.

— Скорее позавчера, — добавил Жира.

— Или позапозавчера, или прошлым летом, или когда-то там еще, — отмахнулся Хеннинен. — Давайте уже залижем раны, запудрим шрамы, или как там правильно, и двинем вперед. Вон мужики уходить собрались.

Старики за ближайшим столиком встали, потрясли штанинами, приподняли в знак приветствия руку и направились к пешеходному переходу. Одному из них было, по всей видимости, очень хорошо, и он, как ребенок, стал перепрыгивать с одной белой полосы на другую, словно все остальное пространство дороги было заполнено кипящей лавой или еще каким-нибудь смертоносным веществом. Он так заигрался, что отстал от сотоварищей, но потом загорелся красный свет, машины загудели, и ему пришлось срочно догонять остальных.

— Конец детству, — вздохнул Жира.

Перебрались за освободившийся столик и только тогда наконец расслабились. Здесь, по крайней мере, не чувствовалось того крена поверхности, о котором говорил Маршал. Юни следил за перемещениями из своего окошка и тут же вышел и унес табуретки. Он очень спешил, потому как у окошка уже появился очередной клиент и бесцеремонно засунул голову внутрь ларька.

— Такое ощущение, как будто вернулись домой после долгого путешествия, — заметил Хеннинен.

— Целых два метра прошли.

— И все-таки. Это ведь всегда непросто, вроде место знакомое, а видишь все как бы со стороны. Словно во сне.

— От таких речей сразу в сон клонит, — сказал Маршал.

Из окошка доносились настойчивые голоса, похоже, там кто-то чего-то требовал, но слов было не разобрать, хотя столик находился всего в двух шагах от ларька. Вокруг шумел транспорт, а недра окошка по-прежнему заслоняла голова того самого клиента. Хеннинен взглянул в направлении ларька и пожал плечами. Жира спросил, что же теперь делать. Маршал начал было объяснять, что сейчас такое время, но Хеннинен перебил его и сказал, что, пожалуй, сегодня этот вопрос останется без ответа, мы просто посмотрим, что будет дальше.

Настырный клиент высунул-таки голову из окошка и теперь стоял рядом со столиком. На нем было длинное коричневое пальто, в котором он походил на детектива из прошлого столетия, хотя на лице явственно читалось, что время сыскных агентов прошло мимо него. Он держал на вытянутой руке длинную, слегка зардевшуюся сосиску и мерно покачивал ею из стороны в сторону, словно отсчитывая какой-то такт.

— Можно, я присяду? — спросил он.

Голос у него был странный, прерывистый, то подпрыгивал до высот, а то опускался до густого баса, так, словно бы дядька всю жизнь прожил среди чаек.

— Нельзя сказать, что мы сильно рады вашему предложению, — невозмутимо произнес Хеннинен. — У нас, видите ли, небольшое совещаньице.

— Благодарю, — тихо сказал мужчина и сел и, слегка наклонившись вперед, стал сосредоточенно дуть на сосиску.

Он был весь какой-то излишне напряженный, потому решили его не трогать, а посмотреть, что будет. Ждать пришлось совсем недолго, так как уже очень скоро этот придурок вскочил и с истошным криком «Боже мой, я так есть не могу!» куда-то побежал. Совсем неподалеку высилась большая синяя куча старого ненужного хлама, специально сваленная в связи с планируемым открытием новой строительной площадки, вот за этой кучей он и пристроился, чтобы догрызть наконец свою сосиску. Время от времени он недоверчиво поглядывал в сторону ларька. Заметив, что за ним наблюдают, он втянул голову в плечи и быстро уполз из зоны видимости.

— Странный типчик, — отрекомендовал его Жира.

Волчий выкормыш, а не то с чего бы ему быть таким пугливым, в конце концов окончательно скрылся из виду, растворившись в бурлящем людском потоке. Все помолчали. Это как раз тот случай, когда сказать бывает нечего, но ничего и не надо говорить, можно вот так просто взять и посидеть. Хеннинен жевал бутерброд, Жира пересчитывал оставшиеся монетки. Маршал допил остатки кофе из бумажного стаканчика. Но кофе успел остыть и был не теплее, чем воздух на улице, а потому сделать последний глоток оказалось все равно что хлебнуть воздуха с кофейным привкусом.