Некоторое время парень словно взвешивал все возможные варианты, оставаясь на месте, потом пришел к какому-то выводу, и здесь только и успеваешь подумать, что «браво, чувак». Он медленно возвратился назад и остановился прямо перед охранником. Сперва они молча стояли друг напротив друга, а потом вдруг оба закатились от хохота. Наркоман сделал вид, что сдается, и протянул охраннику бутылку пива, а тот в ответ отдал ему мобильник, или, по крайней мере, какие-то его части.

Как только вопрос с мобильником был решен, парень тут же дал деру. Но, пробежав метров десять, остановился и, прыгая на двух ногах, вновь захохотал. Вначале даже казалось, что охранник вот-вот ринется за ним следом, но потом его охватил очередной приступ смеха, и они оба, теперь уже на расстоянии, долго гоготали. Потом охранник наконец выдохся, торжественно отдал честь, что очень шло его летней форме, и они с парнем медленно разошлись в разные стороны.

— Надо же, — сказал Хеннинен.

— Да, — задумчиво произнес Жира.

— Я вот что скажу, друзья, — начал Маршал, — хоть я и не намерен делать какие-то выводы или вообще как-то анализировать все то, что здесь сейчас произошло, но я хочу сказать, что мне все это чертовски понравилось. Они словно были заодно.

Хеннинен промычал в ответ: «угу». Жира снова стал ритмично стучать по кружке, и, как только репетиция этого псевдокорабельного от-нечего-делать-оркестра подошла к концу, он сказал:

— У меня появилось такое чувство, что не все в этом мире так уж безнадежно плохо.

— Будем считать это хорошим знаком, — сказал Хеннинен.

— Одобряем, то есть я одобряю, — поправился Маршал.

— С этого момента день будет только хороший! — провозгласил Хеннинен. — Я так решил.

Высказав эту фразу, он посмотрел кругом столь победоносно, что пришлось немного помолчать. Пива становилось все меньше, пива становилось все меньше, пива становилось все меньше, и вскоре в результате такой вот элементарной математики осталось лишь три пустых кружки.

— Вот ведь еще какая штука, — вспомнил вдруг Жира. — Кости-то игральные остались там, в комнате, на столе.

Засим последовали различные жеребьевки, что вполне соответствовало духу игры в кости, а также всевозможные интуитивные предположения и гипотетические споры, главной целью которых было определиться с тем, как же поступить в дальнейшем. Сошлись все же на том, что само решение стоит пока на некоторое время отложить, а действовать по плану, основная мысль которого, как сказал Хеннинен, заключалась в том, чтобы двигаться вперед согласно ландшафту. И хотя главное решение оказалось, таким образом, смещенным куда-то в призрачное далеко, все же решено было встать из-за стола, перешагнуть через канат, отделяющий террасу от пешеходной дорожки, пересечь улицу, купить в ларьке напротив холодного пива, скорее про запас, чем ради действительного удовлетворения сиюминутной потребности, и затем продолжить путь вплоть до следующего привала, который единогласно постановили сделать в парке, расположенном всего в нескольких кварталах отсюда, и который, вследствие отсутствия сведений из авторитетных источников, назывался в народе просто Верхним! Верхний парк находился на вершине холма, о чем можно было догадаться и без пространственных объяснений. Его также называли площадью Небесного спокойствия, но никто не знал, как же он называется на самом деле. Залезть на верхотуру в такую жару и в таком вот состоянии оказалось совсем непросто. Как только пиво было припеваючи куплено, направились к холму, пройдя по дороге через еще один парк, однако все это была еще равнина. Согласно информационному стенду, по обеим сторонам пересекавшей парк дорожки совсем недавно были высажены редкие виды клевера, саженцы все еще скрывала белая водонепроницаемая пленка.

— Видать, и правда, редкая травка, раз чиновники решили скрыть ее от глаз народа, а то ведь, не дай Бог, народ перепугается и устроит дебош. — Хеннинен остановился и стал смотреть на это белое покрывало, площадью в десятки квадратных метров, время от времени оно вздымалось на ветру, словно поле пыталось дышать слабыми своими легкими.

— Я, похоже, все еще сплю и что-то в этом духе, — сказал Маршал. — Мне показалось, что газон засадили не клевером, а ливером.

И опять пошли дальше. Миновали напрочь заросшее диким виноградом здание университета, на ступеньках которого какой-то студент, а может быть, и террорист, оставил мятую спортивную сумку. Здесь, наверху, царила полная тишина. Пришло вдруг на ум, что и воздух здесь, наверное, как-то тоньше. Когда проходили мимо кустов, они вдруг зашелестели и выбросили в воздух целую стаю маленьких зеленых мошек.

На углу переулка, выходящего к парку, издревле стояла небольшая пекарня. На двери висела потертая картонка, сообщавшая о том, что сиесту в этом заведении устраивают с часу до двух. Вдоль стены тянулось несколько похожих на молнии трещин. Лежа на крыльце, нежилась на солнце черная кошка.

Последний отрезок пути был самым трудным. Добравшись наконец до парка на вершине горы, еще долго стояли на коленях, стараясь отдышаться и тревожно прислушиваясь к гулким ударам сердца в висках.

— Как-то мне кажется, что мы сегодня слишком много работаем, — сказал Маршал.

— Да? — удивился Жира. — А мне так кажется, что ты полдня благополучно проспал.

На краю игровой площадки стоял стол, вытесанный из половинки большого пня, здесь же примостились две деревянные скамейки. Сели за стол, чтобы хоть немного отдышаться, ибо это требовало определенной сосредоточенности. Хеннинен достал из нагрудного кармана коричневые очки-капли и нацепил их на нос. Его красная физиономия плотно обступила очки со всех сторон, и уже через пару минут казалось, что они составляют с кожей единое целое, словно вырастая из нее. В нескольких метрах от стола на большом гранитном валуне сидела безликая молодая мать и читала женский журнал. Некое бесполое существо полутора лет ползало у нее в ногах и жевало песок. Площадка была отделена от остального парка низким заборчиком, за которым тянулась длинная пешеходная дорожка с лавочками по обеим сторонам. На лавочках тихо дремали или читали газеты старики и старушки. При виде всего этого создавалось такое впечатление, что ты не только взобрался сейчас на самую высокую гору, но и что гора эта находится где-то далеко в южных странах.

Жира почал поллитровую бутылку пива. Сей жест его приобрел в эту минуту какое-то особенное значение, некий пророческий смысл, он словно разбил бутылку дорогого вина о борт только что спущенного на воду корабля.

— Приветствую вас, — сказал Хеннинен, не обращаясь к кому-то конкретно, а просто потому, что это слово показалось ему наиболее подходящим для данного момента.

— Приветствую, — ответил Маршал.

— Приветствую.

Некоторое время после этого никто не мог придумать, что еще в таком случае можно сказать. Хеннинен достал из пакета бутылку пива и протянул ее Маршалу, бутылка была холодной, а потому непременно захотелось лбом прочувствовать этот холод. Какое-то время это действительно было приятно. Потом голова заныла, пришлось бутылку открыть и выпить для поправки этой самой головы. Жира ключом вырезал на поверхности стола картинку, по всей видимости звезду. Хеннинен стал тихонько напевать какую-то непонятную мелодию, которую при внимательном прослушивании можно было принять за что угодно. Маршал разглядывал сквозь коричневое стекло бутылки окружающие дома. Все окна были открыты настежь, из них то и дело доносился звон посуды, жужжание пылесоса, чья-то интимная семейная ругань и монотонный голос работающего радио. Мягко струящийся ровный бас из одного окна смешивался с благоприятным прогнозом погоды из другого.

— Я тут решил сказать, ну, чтобы как-то поддержать беседу, — проговорил Жира, вырезая длинные лучи, расходящиеся от звезды во все стороны.

— Скажи, — отозвался Хеннинен.

— Ну, еще и легче становится, если кому-то расскажешь. Надо вообще обо всем рассказывать.

— Это точно.