Пикассо в это время привлекает все разноцветное или густо перечеркнутое, причем привлекает до такой степени, что даже письма свои он пишет разноцветными карандашами, каждую фразу другим цветом. Он рисует петухов с ярким оперением, с торчащим красным гребнем, открытым клювом и высовывающимся из него острым язычком: «Петухи» (коллекция г-на и г-жи Ральф Ж. Коллин, Нью-Йорк). «Петухи были всегда, — говорил как-то Пикассо одному молодому американскому художнику, — как и все в нашей жизни, надо было просто открыть их для себя, как Коро открыл утро, а Ренуар — девушек».
Открыв для себя петухов, Пикассо в феврале 1938 года пишет «Девушку с петухом», у петуха связаны лапы, он бьется у нее на коленях, глаза у него злые, он угрожает ей клювом. Сама же девушка — чудовище с бесформенным лицом — не уступает ему в дикости: глаза у нее расположены высоко на лбу, у самых волос, глаз, изображенный в профиль, наталкивается на другой — анфас, огромный рот, изображенный анфас на этом бешеном профиле, открыт, как будто в пронзительном крике.
Эта тенденция к разрушению лица внутренними линиями характеризует другой «Портрет Майи» с лицом в форме луны, несущем на себе солнечные блики.
Человеческие фигуры и предметы становятся отныне равноправными персонажами картин Пикассо, как узоры одного ковра. Очередное лето он проводит снова в Мужене вместе с Дорой Маар. Абсолютно все жители в этом городишке обожают леденцы. «Решительно все: мужчины, женщины, дети — непрерывно сосали леденцы», — вспоминает Дора Маар. Это обстоятельство удивляет и забавляет Пикассо и превращается в лейтмотив его рисунков и картин, написанных в Мужене: «Ребенок под столом», с огромной головой; «Женщина с леденцом», у нее огромные ноздри и длинный заостренный язык; это человек в полосатом купальном костюме. У него на голове шляпа из плетеной соломки; плетеное же сиденье стула, под которым прячется ребенок, но и ребенок и мужчина сами кажутся произведением корзинщика, как будто этим летом Пикассо и в самом деле вспоминал о «лете» Арчимбольдо с изображением человека, состоящего из пшеничных зерен.
Появляются и новые чудовища. Он изображает странный профиль, состоящий из скрученных в спирали тростников, с лошадиными ноздрями и в нелепой шапочке из рыболовной сети. У других чудовищ также огромные ромбоиды вместо ноздрей, груди — деревенская вышивка, лицо в форме полумесяца или же похожее на кусок скрученной материи, редкие волосы связаны в конские хвосты. Художник снова неистовствует, как будто подавляя внутренний гнев. Но время от времени, как бы против его воли, модель одерживает над ним победу. Он пишет «Портрет Доры Маар» в шляпе, одна рука, затянутая в перчатку, подпирает щеку, верхняя часть лица в тени, выделяются только белки глаз. Кажется, что в этой работе объединились внутренняя сила модели и очарованного ею художника.
Как ни странно, но склонность Пикассо к фрагментарности и замене одной материи другой не коснулась натюрмортов. Два из них дают представление обо всей гамме возможностей, которыми обладает художник. Они оба написаны на одну и ту же тему, интерпретируемую по-разному: на обоих изображена голова быка, зажженный канделябр и палитра с кистями, лежащая на открытой книге. Один из натюрмортов написан большими светлыми плоскостями, контрастирующими с темной бычьей головой; Пикассо использует классический линейный рисунок. На другой картине голова быка — это скульптура, стоящая на подставке, ноздри одновременно видны анфас и профиль, глаза разбросаны. Пластике объектов соответствует и насыщенность колорита, как будто горящая свеча и в самом деле освещает своим зеленоватым искусственным светом всю картину. Красно-оранжевая голова быка выделяется на голубоватом, зеленоватом и фиолетово-стальном фоне.
Этот период «дробления» и резких красок достигает апогея летом 1938 года, а затем проходит. Это лето наполнено отзвуками войны, они кажутся очень близкими. Пикассо внезапно срывается с места и среди ночи уезжает в Париж. «Как если бы мир был необходим тому, кто не может жить без битв, он боится войны, потому что она может повлиять на его работу», — пишет Сабартес. Мюнхен приносит обманчивое облегчение, отсрочку, лишь усилившую разрушительную силу будущего конфликта. У Пикассо такое чувство, будто его сначала утопили, а теперь он снова всплыл на поверхность, ловя ртом воздух.
Близится Рождество, эта прекрасная испанская ночь, собравшая в Барселоне всех друзей по прошлым рождественским праздниками, они съезжаются туда вместе с семьями. Пикассо, который не слишком любит путешествовать, все-таки тоже едет. В ту ночь он рисует портрет Сабартеса на каком-то клочке бумаги, попавшем ему под руку. Сабартес как-то сказал ему: «Мне бы очень хотелось иметь свой портрет в шляпе с перьями и с кружевами, знаешь, на манер сеньоров XVI века». «Как-нибудь я тебе его сделаю», — пообещал Пикассо.
И в это Рождество он рисует обещанный портрет с кружевным воротником и в берете, украшенном плюмажем, рисует так, как он умеет, не отрывая карандаша от бумаги. И остается недоволен результатом. На следующий день он показывает своему другу два других рисунка, сделанных также накануне втайне от Сабартеса. На одном он изображен в том же кружевном воротнике, на другом — в рясе монаха со скрещенными руками. Сходство просто поразительное.
Пикассо же снова принимается за поиски чего-то нового, еще неисследованного. С увлечением и безграничным терпением он занимается цветной гравюрой. Каждое утро он взбирается на монмартрский холм к Лакуррьеру, поскольку его очень интересует ручной труд гравера; он стремится добиться того, чтобы на готовых копиях краски были бы так же свежи, как если бы он сам только что нанес их своей кистью, он подбирает наилучший сорт бумаги, чтобы достичь желаемого эффекта.
Он делает б гравюр с изображением женских головок. У всех у них — черты Доры Маар. Он изображает ее спокойной, со светлыми глазами на темном лице, анфас; затем в профиль, с очень большими ноздрями и огромными глазами, прекрасный рот искажен гримасой боли; затем он выстраивает ее лицо из прямоугольных плоскостей, око приобретает совершенно дьявольский вид. А еще он пишет фантастический ее, портрет «Женщина с каштановыми волосами» (29 марта 1939 года). На белое лицо ложатся синие тени, шея красная, фон желтый, платье — в красно-синих разводах, все это придает ей вид ацтекской богини.
Есть ее портрет и среди многочисленных «Женщин, лежащих с книгой». Еще никогда, наверное, это самое мирное из занятий не порождало такие волнующие образы. Женщина свернулась на диване; движения ее напоминают движения тюленя, совершенно круглые груди покоятся на изгибе руки; на этом скрученном маленьком теле — большая голова, нос и подбородок даны в профиль, один глаз анфас, другой — также в профиль, им она заглядывает в книгу; на оставшейся весьма ограниченной поверхности вырисовывается красивый бледный рот, его контуры мягки и невинны. Это странное создание, с одной стороны, вроде бы ушедшее в себя, с другой — внимательно следящее за производимым ею эффектом. Над диваном виднеется окно, перекрещивающиеся деревяшки его рамы производят впечатление решеток, выстроенных ревнивым мужчиной для своей дьявольской пленницы.
Время тревожное, но Пикассо, как бы желая достичь хотя бы внутренней стабильности, окончательно поселяется на улице Гранд-Огюстен. На ремонт тратятся немалые деньги: он велит установить центральное отопление, чтобы можно было жить на обоих этажах; дом наводняют рабочие. Он решает также оборудовать у себя гравировальную мастерскую и перевозит из Буажелу старый пресс и все инструменты. Претворение в жизнь этого проекта требует установления специальной электропроводки. Лакуррьер лично наблюдает за обустройством мастерской. Воллар также частенько заходит сюда: его преисполнили энтузиазмом некоторые издательские проекты Пикассо. К концу июня все наконец готово. В мире вроде бы царит спокойствие, но дьявольские создания Пикассо как будто предсказывают завтрашние потрясения. «Кот, поймавший птицу» (22 апреля 1939 года) производит прямо-таки угрожающее впечатление. «Да, эта тема меня преследовала, сам не знаю почему», — говорит Пикассо. Острая мордочка животного с разного размера светящимися глазами явно принадлежит коту, а вот напружинившееся туловище — это уже олицетворение силы зла. — появившейся из недр земли.
