1926 В СЕВЕРНОМ МОРЕ Я не знаю, не знаю наверное, Почему я охвачен тревогой. Разошлось, разгулялось Северное, Так и хлещет волною широкой. И грохочет пальбою пушечной, Вспоминая недавние были: Как на бой, при огнях потушенных, По ночам крейсера выходили; Как под вымпелами Британии От германских подводных лодок Броненосцы, смертельно раненные, Всеми трюмами пили воду. И, во тьме надрываясь зовами, Под неистовый вопль матросов, Вдруг проваливались, багровые, Прямо вглубь накрененным носом… Не по жертвам ли войн нескончаемых, Человечеству в укоризну, Сокрушается море в отчаянье И справляет суровую тризну? 1926 ТУМАН В ЛА-МАНШЕ Приполз неслышно по воде Седой, на облака похожий. Истлело солнце в духоте, И путь дальнейший невозможен. По карте — рядом берега, На рифы напороться впору. Грянь, ветер, в эти облака И распахни, открой просторы. И распахни, разбей, развей, Пусть лучше шквал, и шторм, и качка, Чем эта тягостная спячка В Ла-Манше между двух морей. 1926 ВСТУПИЛИ В ОКЕАН Шумит, колышется могучий. Он по размаху нам сродни. Но как томительно тягучи На корабле пустые дни. О всем успеешь передумать И пережить, вторгаясь в даль, Мечты и чаянья Колумба И Чайльд-Гарольдову печаль. О суше встрепенешься болью, И, задымленные слегка, Из одичалого раздолья На миг возникнут берега, Событий памятные числа И ложный блеск пройденных стран. И снова предо мной лучится Широкой зыбью океан. Белеют облака в лазури, И вдруг, откуда ни возьмись, Нагрянет шквал — предвестник бури, И вот уже померкла высь, И волны мчатся, закипая, Переходя в крутой галоп, Как будто конница лихая Со сталью сабель наголо. И мне отрадны перекаты, И этот рев, и гул, и плач, И ветра бурные сонаты На деревянных струнах мачт. 1926 «Вчера ушли из Гибралтара…»
Вчера ушли из Гибралтара. Дышали горы синевой, И от полуденного жара Сияло море за кормой. Такой знакомый и отрадный Белел вдали Алхесирас. На крыши, башни и аркады Я посмотрел в последний раз. Уходит вдаль и этот город, И в сердце почему-то грусть. Прощай, Испания, не скоро Я к берегам твоим вернусь. Другие города и годы На траверсе передо мной… Шумит вода под пароходом, Сияет море за кормой. 1926 НОЧНОЙ ШТОРМ С вечера круто упал барометр. К ночи на атлантический круг Волны пошли черней и огромней, Громче раскаты, грохот и стук. Что это, заговор? Волны в разгуле, Словно на дыбу корабль ведут. Я на полу, как сраженный пулей, В штурманской рву воротник в бреду. Рядом другие в такой же дичи. Лишь капитан, одолев маету, В рупор на вахту зовет и кличет, Режет и глушит гудками тьму. Отклик не слышен. Команда в жути. Пятеро смыты, а боцман пьян. Мачты ломает, рычит и крутит, И ходит по палубе сам океан. 1927 ШТИЛЬ Однообразие пустыни, Неодолимая вода. Я заплутался в этой сини, Стремясь к миражным городам. Я позабыл года, и числа, И пестрые названья стран, И только вижу, как лучится, Перегибаясь, океан; Как на его цветном просторе, В томительном бреду лучей, Вдруг затрепещет белый город Красивее страны моей. Столпятся стены, башни, крыши, И я матросов тороплю, Бегу по вантам выше, выше, Чтобы отдать морской салют. Кричу: «Куда, куда вы звали? О, атлантический обман!..» Мой курс — в неведомые дали. Мое жилище — океан. 1927 СИРОККО По африканским берегам, По берегам крутого зноя В багровом пульсе маяка Вдруг наступают перебои. Глядим — и в несколько минут, Крутясь и мучаясь истошно, Нам с визгом преграждает путь С пустыни ветер невозможный. Он жаром дыбится и вплавь Идет, неистовый и рьяный, И звезды крупные стремглав В его сухом дыханье вянут. Чернеет низкий небосвод, Хватая клотик корабельный, И содрогается пароход, Как в судороге смертельной. И дико, беспокойно мне. Кругом отрава и опасность. И, задыхаясь, слепнут снасти В его невидимом огне. Скорей бы выбиться, уйти На океана круг широкий, Но перекрыты все пути, Повсюду душное сирокко. 1927 |
