Тогда она решилась и вошла — перед ней был А. Лучани, сидевший в постели. На нем были очки, в руке он держал несколько листков. Голова была несколько наклонена вправо, сквозь раздвинутые губы виднелись зубы. Но то была не обычная известная по множеству фотографий улыбка, а гримаса предсмертной муки. Сестра Винченца рассказала мне, что она сразу позвонила секретарю папы Мэджи, а сама бросилась искать других сестер и будить дона Диего.
Первое, что сделал поднятый сестрами патер Мэджи, был звонок статс-секретарю Вийо, живущему двумя этажами ниже. Менее чем за двенадцать часов до этого Альбино Лучани сообщил Вийо, что его сменит Бенелли. Теперь же, после смерти папы Лучани, Вийо не только остался на своем посту, но и получил уверенность в том, что сохранит его, по меньшей мере, вплоть до избрания нового папы. Более того, он автоматически становился кардиналом — камерленгом, то есть, по сути дела, лицом, выполняющим функции главы церкви. В 05.00 он уже находился в спальне папы и мог лично убедиться в том, что тот мертв.
Если Лучани умер естественной смертью, то последующие поступки Вийо и отданные им распоряжения выглядят абсолютно необъяснимыми. Его поведение становится понятным только в свете одной гипотезы: либо кардинал Жан Вийо участвовал в заговоре с целью убийства папы, либо он обнаружил в папской спальне очевидные признаки убийства и сразу же принял решение о необходимости любым путем устранить их.
На тумбочке рядом с кроватью лежало лекарство, которое папа принимал против пониженного давления. Первым делом Вийо сунул в карман пузырек с лекарством. Затем он вынул из рук папы листки с намеченными проектами отставок и назначений и отправил их в тот же карман. Из спальни исчезли также очки и домашние туфли покойного. С письменного стола в рабочем кабинете испарилось последнее завещание папы. Никто никогда больше не видел ни одного из этих предметов.
Позднее Вийо придумает для обслуживающего персонала папских апартаментов, еще не оправившегося от потрясения, фальшивую версию обстоятельств, при которых якобы была обнаружена смерть папы. Но прежде всего он обязал всех скрывать тот факт, что первым, кто видел скончавшегося Лучани, была сестра Винченца, а также отдал приказ не распространять весть о смерти вплоть до получения специальных указаний на этот счет. Затем он принялся звонить по телефону прямо из рабочего кабинета папы.
О смерти Иоанна Павла I было сообщено декану коллегии кардиналов 86-летнему кардиналу Конфалоньери, потом главе ватиканской дипломатии кардиналу Казароли. Вийо распорядился вслед за тем, чтобы его соединили с третьим человеком в церковной иерархии, заместителем статс-секретаря архиепископом Джузеппе Канрио, который отдыхал в тот момент на курорте Монтекатини. Лишь после этого Вийо позвонил заместителю главы ватиканской медицинской службы доктору Ренато Буццонетти.
Из ближайших сотрудников папы Лучани лишь патер Диего Лоренци работал с ним еще с венецианских времен. Несмотря на запрет Вийо распространять весть о смерти за пределы папских покоев, Лоренци позвонил личному врачу понтифика доктору Дж. Да Росу, который наблюдал Лучани более двадцати лет, Лоренци отчетливо помнит, какова была реакция врача. «Он был потрясен. Ошеломлен. Он отказывался верить своим ушам. Он спросил у меня, отчего умер папа, но я не знал, что сказать ему. Доктор Да Рос был сбит с толку не меньше, чем я. Он сказал, что немедленно выезжает на машине в Венецию, а оттуда вылетит первым же рейсом в Рим».
Доктор Буццонетти, вызванный для констатации смерти, заявил Вийо, что причиной следует считать инфаркт миокарда, или как говорили в старину, разрыв сердца. По мнению медика, смерть наступила примерно в 11 часов вечера. Как ясно каждому врачу, определить час смерти с такой точностью и объявить при этом ее причиной инфаркт миокарда после весьма поверхностного и поспешного осмотра, можно только пренебрегая требованиями сколько-нибудь серьезного подхода к делу.
Кстати, Вийо еще до заключения доктора Буццонетти, то есть до шести часов утра, уже объявил решение о немедленном бальзамировании тела папы. Оказывается, даже не поговорив еще с кардиналом Конфалоньери — а этот разговор, напомним, состоялся в 05.15, — статс-секретарь уже принял первые меры к скорейшему бальзамированию. Тела трех предыдущих пап бальзамировали братья Синьораччи. В этот день их поднял телефонный звонок на рассвете, а затем тут же прибыла машина с ватиканским номером.
В 07.27, то есть почти через три часа после открытия, сделанного сестрой Винченцой, кардинал Вийо почувствовал себя в Достаточной мере хозяином положения и распорядился опубликовать следующий бюллетень: «Сегодня, 29 сентября, примерно в половине шестого утра личный секретарь папы, не застав его, как обычно, в часовне при папских апартаментах, вошел к нему в спальню и нашел его мертвым. Свет в спальне был зажжен, словно папа собирался читать. Немедленно прибывший на место доктор Буццонетти констатировал смерть, наступившую, вероятно, в 23.00, и квалифицировал ее как «внезапную кончину, причиной которой можно считать инфаркт миокарда».
Затворились бронзовые врата собора Св. Петра. В знак траура был приспущен ватиканский флаг. То была, так сказать, дань внешнему выражению чувств. Но кардинал Баджо, например, один из тех, кого папа решил удалить из Рима, был весьма сдержан в эмоциях. «Господь использует нас, но он в нас не нуждается», — сказал он, увидев безжизненное тело папы. На вопросы журналистов о том, что теперь будет, он хладнокровно ответил: «А теперь мы сотворим другого папу».
Замысел Вийо немедленно приступить к бальзамированию натолкнулся на возражения в римской курии. Кардиналы Феличе и Бенелли, которые были в курсе проектов перемен, задуманных папой Лучани, выражали недоумение по поводу такой спешки с бальзамированием, о чем не преминули сообщить Вийо по телефону. За стенами Ватикана уже циркулировали слухи о предстоящем вскрытии тела; учитывая обстановку в целом, Бенелли и Феличе считали, что это действительно необходимо. Ведь если смерть произошла вследствие отравления, бальзамирование лишило бы вскрытие всякого смысла.
Итальянский закон гласит, что бальзамирование может быть произведено только с разрешения, подписанного представителем судебного ведомства. Если бы в аналогичных обстоятельствах умер итальянский гражданин, немедленное вскрытие было бы проведено в обязательном порядке.
Один из кардиналов, постоянно проживающих в Риме, следующим образом изложил мне те чрезвычайные обстоятельства, которыми оправдывались эти меры по утаиванию истины: «Он (Вийо) сказал мне, что произошло трагическое недоразумение. Папа незаметно для себя принял чересчур большую дозу лекарства. Кардинал-камерленг подчеркнул, что если дело дойдет до вскрытия, то этот факт — превышение дозы — официально подтвердится. Никто, естественно, не поверит, что это произошло случайно. Одни станут говорить о самоубийстве, другие — об убийстве. Вот почему было решено не производить вскрытия».
Я дважды беседовал с профессором Джованни Рама, специалистом, который предписал Альбино Лучани эффортил, кортип-лекс и другие препараты, призванные улучшить его кровяное давление. Профессор Рама наблюдал Лучани с 1975 г. Его соображения относительно возможности того, чтобы его пациент мог случайно принять чересчур большую дозу препарата, являются в данном случае очень весомыми. «О случайном превышении дозы не может быть и речи, — заявил он.
— Иоанн Павел I был очень дисциплинированным пациентом. К приему лекарств он относился весьма аккуратно. Он принимал минимальную дозу эффортила. Обычно прописываются 60 капель в день, ему же было достаточно 20–30 капель. Мы всегда соблюдаем сугубую осторожность, прописывая препараты такого рода».
Из беседы с ватиканским деятелем, который подал мне мысль заняться этим расследованием, я понял, что Вийо, видимо, «выстроил» эту свою версию в те краткие мгновения, когда находился в папской спальне, и до того, как положил в карман пузырек с лекарством. Папа умирает в одиночестве в своей спальне, куда он вошел несколькими часами раньше в полном здравии, и после того, как он принял ряд крайне важных решений, одно из которых непосредственно затрагивает самого Вийо. И вот статс-секретарь без каких-либо внешних или внутренних медицинских обследований, без судебно-медицинской экспертизы или чего-нибудь подобного заключает, что известный своей уравновешенностью и здравым смыслом Альбино Лучани случайно убил себя. Быть может, в мистической атмосфере Ватикана истории такого рода и находят доверчивых слушателей. В реальном же мире в таких случаях требуются, очевидно, и реальные доказательства.
