В уголовном процессе истина устанавливается только на основании доказательств. Доказательствами могут служить только конкретные факты, связанные с обстоятельствами по делу, которые проливают на них свет и установлены в ходе процесса в процессуальном порядке. Что же мы констатируем по «делу Антонова» и других болгарских граждан? Как подчеркивалось в докладе Международной комиссии МАЮД, очень часто в качестве доказательств принимаются «факты без какой бы то ни было проверки». Отсутствие доказательств возмещается предположениями и догадками. Особый интерес представляет следующая констатация Международной комиссии: «Прокурор вообще не анализирует доказательства и без колебания излагает свои собственные религиозные и моральные предрассудки и взгляды на политическое положение таким образом, который не подобает государственному прокурору». Единственный источник доказательств против болгарских граждан — утверждения террориста Агджи. Но эти утверждения не могут претендовать на достоверность, ибо Агджа многократно лгал во время следствия, а его утверждения не доказаны и противоречивы. Сам Агджа был вынужден отказаться от ряда своих самых существенных показаний, заявив следственному судье, что он их придумал. Обосновывать обвинительное заключение на подобных доказательствах, значит подменять их вымыслами.
В процессе против болгарских граждан были нарушены также самые существенные требования, предъявляемые к мотивировке решения следственного судьи. Мотивы должны быть логичными и убедительными. Следственный судья по делу Антонова использует мотивировку, которая вызывает недоумение, так как в ней отсутствует элементарная логика. Свидетелями защиты пренебрегают не потому, что их показания опровергнуты другими данными по делу, а потому, что «они относятся к окружению Антонова, связаны с ним по работе, происхождению, образу жизни и идеологическим воззрениям». Иными словами, следственный судья Мартелла хочет сказать, что не верит свидетелям Антонова, потому что они, болгары, не разделяют ею (Мартеллы) образа жизни и его буржуазного мировоззрения. В то же самое время, опять-таки, исходя из позиций своего мировоззрения, следственный судья верит показаниям Агджи, несмотря на то, что он говорит о нем как о человеке, который использовал во время следствия «самую наглую технику лжи». Смешно звучит и мотивировка следственного судьи, утверждающего, что нас не должна смущать ложь Агджи, так как он лгал, чтобы усилить достоверность своих показаний (т. е. чтобы ему поверили), лгал потому, что он не располагал доказательствами своих утверждений. В них нет не только логики, но и здравого смысла. Они говорят о неуважении к суду и государству, которым служит следственный судья Иларио Мартелла.
Нарушение вышеупомянутых принципов не могло не привести к нарушению и остальных принципов. Оставалось надеяться, что суд поправит предоставленными ему законом средствами допущенные грубые нарушения процедуры и найдет силы провести процесс и принять решение в соответствии с истиной, несмотря на склонность отдельных политических деятелей вмешиваться в его работу и несмотря на дезинформационную деятельность некоторых средств массовой информации. Не стоило также придерживаться той точки зрения, что от присяжных заседателей «можно ожидать всего» и что «в отдельности они могут быть честными людьми, а все вместе — превращаются в чудовище». Было очень важно, чтобы в составе присяжных заседателей не оказалось людей с религиозными и политическими предрассудками, для которых дело Антонова, Айвазова и Василева предрешено. Оставалось надеяться, что суд отнесется с уважением к закону и защитит не только права обвиняемых, но и честь итальянского правосудия.
В течение первых четырех месяцев судебного процесса Сергей Антонов регулярно появлялся в зале «Форо Италико». После короткой очной ставки с Агджой, проведенной по требованию обвинении, Антонову на заседании 11 июля 1985 г. впервые было предоставлено слово перед составом римского уголовного суда: «Прежде всего, уважаемый господин председатель, господа судебные заседатели, господин прокурор, я хочу сказать, что перед Вами стоит невиновный, оклеветанный человек. В этом зале вылилось много клеветы на мою родину, на меня, на нас, болгар. Я убежден в одном, и истина одна — я невиновен. Не имею ничего общего с этими невероятнейшими историями, в которых меня обвиняют. Я никогда не видел, никогда не встречался с этим лицом, которое обвиняет меня».
В первые же дни римского судебного процесса было установлено, что Агджа за четыре дня до покушения получил пистолет браунинг девятого калибра бельгийского производства, из которого стрелял в папу римского, в привокзальном баре в Милане из рук другого «серого волка» Омера Багджы. Последний, однако, всегда отрицал, что знал для каких целей будет использовано переданное им оружие. В конце мая 1985 г. итальянские судьи получили от голландской полиции подтверждение, что у турецкого террориста Аслана Самета, арестованного 14 мая 1985 г. в Голландии, в день пребывания там с официальным визитом Иоанна Павла II, был изъят браунинг того же девятого калибра и того же бельгийского производства, что и у Агджи. Эксперты легко установили по номерам на оружии, что оба пистолета входят в число четырех, купленных в Вене у торговца оружием Отто Тинтнера. Покупателем был, как заявил в суде Агджа, один из уже известных нам матерых «серых волков» Орал Челик, личный друг и покровитель Агджи. Читатель помнит, что Агджа на протяжении предшествующих лет твердил, что оружие ему передали в Риме болгары; а вечером 13 мая 1981 г. после ареста он незамедлил сообщить, что купил пистолет якобы у какого-то сирийского гражданина в Софии.
В судебном заседании в зале римского стадиона «Форо Италико» обвиняемый Абдула Чатлы опроверг показания Агджи о том, что тот вместе с Оралом Челиком приобрел четыре браунинга у торговца оружием Отто Тинтнера в Вене. Чатлы заявил: а) что пистолетов было два, а не четыре; б) что их покупкой занимался он сам, отдав приказание другому турку, проживающему в Вене; в) что на покупку пистолетов Агджа прислал им из Цюриха 8 тысяч швейцарских франков, добавив, что это можно проверить по текущему счету, который он имел в то время (весна 1980 г.) в одном из венских банков. Выслушав показания Чатлы, Агджа ограничился тем, что заявил: «Я подтверждаю все свои показания. Нельзя, чтобы меня постоянно опровергали».
Из стенограммы судебного заседания в Риме 15 июля 1985 г.
Основная часть заседания была посвящена подробной, хотя в общем безрезультатной попытке выяснить вопросы покупки оружия убийце («значит, оно не было доставлено из Болгарии, как Вы утверждали», — припоминает председатель суда), встречи соучастников — турок в Милане, их прибытия в Рим и т. д.
Агджа не мог ответить, почему он связался с итальянским гражданином Серджо Папарелли, официантом в Швейцарии, и потребовал, чтобы тот снабдил его оружием, нашел ему место, где бы он находился определенное время без паспорта. Не мог он ответить на вопрос о том, зачем хотел ехать в апреле 1981 г., перед покушением, в Западную Германию и с кем ему надо было там встретиться. (Агджа пытался получить визу в консульском отделении посольства ФРГ в Италии. — Ред.).
Прокурор логично отметил, что когда Агджа встретился в Милане и в Риме с Папарелли и хотел, чтобы тот нашел ему оружие, он, очевидно, хотя бы до тех пор не встречался с болгарами и сам себе искал оружие. Председатель суда и прокурор с подобающей иронией выразили удивление также и тем, что болгарин Айвазов, именно потому, что он знал итальянский язык должен был зарезервировать комнату в гостинице «Имка» и в пансионе «Иса» для Агджи, тогда как последний бывал в стольких странах, и не зная соответствующих языков, всегда справлялся сам.
Прокурор подчеркивает метод Агджи сочинять обвинения: «В начале следствия Вы утверждали, что сами заказывали комнаты в гостиницах. Однако, когда Вам стало известно что кто-то говорил по-итальянски, Вы меняете показания и говорите, что Сотир Колев (Айвазов) звонил».
