— Если таковое произойдет, — проворчала Тиллинг-Мастерс. — А если нет?

— Мы могли бы перенести слушание дела на другой срок, — заметил Огастас Смит. Такое решение, правда, было не в его пользу. Смит стоял на либеральных позициях и понимал, что, если Коновер не вернется на свое место в Верховном суде, президент Джоргенс найдет ему консервативную замену. А любое голосование, отложенное при ничейном результате до прихода нового судьи, в конечном итоге отразит, как показывает практика, точку зрения администрации. Хотя что касается проблемы абортов…

— Я против, — резко произнес Поулсон. — Люди ждут нашего решения по этому вопросу. Отсрочка только продемонстрирует нашу неуверенность. — Он не стал излагать истинную причину того, почему он настаивает на голосовании. В результате тайных расследований, проведенных в кулуарах суда, Поулсону стало известно о некоторых колебаниях Огастаса Смита. При предварительном голосовании Смит был на стороне Найдел. Сейчас, когда голоса разделились в соотношении четыре к четырем, его голос в пользу штата Иллинойс поможет голосованием пять против трех провести закон, запрещающий аборты.

Споры о том, как поступить в отсутствие Коновера, какое решение принять, продолжались еще долго. В конце концов Поулсон предложил присутствующим провести еще одно предварительное голосование.

— Вы считаете, мы к нему готовы? — спросил Смит.

— По-моему, да. По крайней мере, будет ясно, на каких мы позициях.

В разговор вмешалась Тиллинг-Мастерс:

— Наши позиции, как мне кажется, и так достаточно ясны. Голоса распределились четыре к четырем. А поскольку судья Коновер не может принять участие в голосовании, нам следует отложить решение вопроса на следующий срок.

Поулсон знал, что отложить решение вопроса до того момента, пока президент не введет в суд нового судью, и скорее всего консерватора, было бы безопаснее. Однако никогда нельзя быть уверенным до конца. Случалось, судьи меняли свои убеждения, едва переступив порог Верховного суда. Взять хотя бы Блэка: куклуксклановец, перешедший на сторону либералов. А Эрл Уоррен? Мог ли Эйзенхауэр предположить, что он возглавит борьбу против доктрины «независимых, но равных»? Но если его подозрения о колебаниях Смита оправдаются… Тогда дело решится быстро, и именно так, как ему бы хотелось. Суд, возглавляемый Поулсоном, осуществит свое назначение, нация получит четкие директивы, которые пресекут разногласия, возникшие вокруг этой мерзкой проблемы, призыв правительства будет претворен в жизнь, и он, Поулсон, исполнит то, что обещал.

— Давайте голосовать, — сказал судья Файн, снимая пенсне и протирая глаза. — Если что-то изменилось, хотя бы будем знать.

Морган Чайлдс откашлялся и поднял вверх палец:

— Я считаю новое голосование преждевременным, — сказал он.

— Почему? — удивился Поулсон.

— Я не готов к нему, господин председатель.

— Не готов? — Поулсон не мог сдержать улыбки. Консервативные убеждения Чайлдса были всем хорошо известны и оставались неизменны в течение долгих лет. А потому, считал Поулсон, нечего опасаться, что он встанет на сторону истицы Найдел.

— Я внимательно прочел все материалы с изложением фактической стороны дела, которые накопились в суде со времени последнего голосования, — продолжал Чайлдс, — а также другие материалы, имеющие отношение к делу. Данная проблема требует того, чтобы мы отказались от всех личных чувств, которые могли бы помешать ее законному рассмотрению. Было бы нечестно скрывать от вас, что когда я попытался сделать это и подойти к рассмотрению ее с чисто юридической точки зрения, я все же не пришел ни к какому твердому решению. Однако мои взгляды на существо вопроса изменились.

— Я удивлен, — только и смог выговорить Поулсон. Это была самая мягкая формулировка, которая пришла в тот момент ему в голову.

— Удивлены или нет, — ответил Чайлдс, — но моя позиция на сегодняшний день такова.

— А что, если бы вам все-таки пришлось голосовать сегодня, судья Чайлдс? — вмешался Смит с сухой улыбкой на губах. — Какова в этом случае была бы ваша позиция?

— Гипотетическое голосование меня не интересует.

— Оно не учитывается, но интересно с познавательной точки зрения. — Смит все еще продолжал улыбаться.

Прошло еще полчаса, которые члены Верховного суда провели в спорах о других ожидающих решения проблемах и в попытке понять, как же им все-таки вести себя в свете случившегося с Коновером. В конце концов решено было отложить голосование по всем вопросам до тех пор, пока не прояснится ситуация с самочувствием последнего.

Поулсон вернулся в свой кабинет и тяжело опустился в кресло. Нервы его были напряжены, живот словно стянуло в тугой узел. Он попытался успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов, и подумал, что хорошо было бы сейчас чего-нибудь выпить.

У него просто в голове не укладывалось, что Чайлдс мог бы голосовать в пользу Найдел! Сколько раз, сидя вдвоем за ланчем или ужином, обсуждали они свои взгляды на вещи! Сколько раз, не как члены Верховного суда, а как мужчины, мужья, отцы, делились своими наблюдениями над жизнью, сокрушенно качали головами, отмечая все ухудшающееся моральное состояние общества, в котором повинны, конечно же, прежде всего горе-либералы! Нет, человек не может внезапно настолько измениться, говорил себе Поулсон. А если и меняется, то, конечно же, в консервативную сторону, — а как же иначе, когда все нарастающий распад американского общества очевиден! Он не хотел признаться даже самому себе, что чисто профессиональный подход Чайлдса к проблеме, попытка решить ее с точки зрения закона действительно разумна. В конце концов, дело не в юридических тонкостях, думал он. Решается вопрос жизненной важности, его нельзя рассматривать лишь в юридическом аспекте. Существуют же правила приличия, благопристойность, которые нужно защищать, есть же образцы нравственности, которым нужно следовать… Да сам президент, наконец, который ввел его в должность и ожидает соответственного его обязанностям поведения.

Гнев сменился беспокойством. Поулсон поднял телефонную трубку и набрал номер Белого дома. Он звонил Крейгу Лодермену, помощнику президента. На другом конце к аппарату подошла секретарша. Предложив Поулсону немного подождать, она направилась в личный кабинет Лодермена:

— Сэр, с вами хочет говорить председатель Верховного суда.

Лодермен, человек лет тридцати пяти, с тонким аристократическим лицом и аккуратно зачесанными назад каштановыми волосами, ничем не выдал своего удивления. Лишь брови взметнулись вверх над толстой черепаховой оправой очков. Взглянув на секретаршу, он сказал:

— Хорошо. Я отвечу.

— Мистер Лодермен, — проговорил Поулсон, услышав в трубке голос помощника президента, — надеюсь, я не помешал решению важных государственных задач? — Он странно, неестественно хохотнул.

Лодермен оставался абсолютно серьезным:

— Я могу быть чем-то вам полезен, господин председатель?

Его холодность не осталась незамеченной для Поулсона, и он заколебался, прежде чем продолжить разговор:

— Мне бы хотелось переговорить с президентом.

— Боюсь, с ним можно связаться не раньше чем завтра, во второй половине дня.

— Какая досада!

— У вас дело, не терпящее отлагательств?

— Да.

— Может быть, я могу вам помочь?

— Боюсь, что нет, мистер Лодермен.

— И все-таки попытаюсь.

Поулсон внутренне негодовал: каким тоном разговаривает с ним этот юнец! Кто он, черт возьми, такой? Очередная сияющая посредственность с непомерными амбициями. Получил влиятельное место в администрации Джоргенса и постоянно напоминает об этом всем и каждому: сенаторам, конгрессменам, министрам и даже членам Верховного суда. Он, Поулсон, хотел бы сказать ему, что думает о нем и ему подобных! Вместо этого судья лишь выговорил:

— Это касается дела «Найдел против штата Иллинойс».

— Я так и думал, что вы звоните по этому поводу, господин председатель. Президент непосредственно следит за этим делом и предпринимает меры…