Эдвард Бонд изготовил неплохие ружья, а лесные жители научились ими пользоваться!

Во главе преследовательниц я без труда различил две знакомые мне фигуры. Одна худенькая, с золотой гривой развевающихся волос, — Арле, возлюбленная Бонда. Рядом с нею на тонконогом белом скакуне седая женщина, чьи гигантские формы я не мог спутать ни с чьими другими даже на таком расстоянии. Подобно Валькирии неслась в битву Фрейдис!

— Наконец-то они попались нам в руки, Эдвард! — Голос Ллорина дрожал от возбуждения. — Наши сестры преследуют их по пятам, а мы ударим по ним с флангов и таким образом сотрем всех в порошок! О, боги, сделайте так, чтобы среди стражников оказался оборотень, дайте мне схлестнуться с ним в честном поединке!

— Так поспешай! — грубо сказал я. — Хватит болтовни! Скачи им навстречу и сокруши их! Хоть ляг костьми, но не пропусти в Кэр членов Совета!

Понукая лошадь ударами пяток, я устремился в сторону замка. Сознавал ли Ллорин, каким опасностям подвергнет он своих соплеменников, стараясь выполнить мое поручение? Вполне возможно, что им удастся сразить Матолча и Медею, но если рядом со стражниками скачет Эдейри, и если она хоть на одну секунду обнажит свое лицо, приподняв полу капюшона…

Тогда ни мечи, ни пули не спасут лесных жителей!

Пусть их, ведь чашу весов может перевесить всего лишь одна лишняя минута! И тем лучше для меня, если ряды лесных жителей поредеют, и при этом значительно. К чему щадить охваченных безумием свободолюбия? А что касается Эдейри, мы еще сочтемся с нею!

Впереди высились черные колонны, за спиною раздались крики и частая ружейная пальба, но я не стал оглядываться, догадываясь, что послужило причиной переполоха. Соскочив с лошади, я устремился к колоннам и встал между ними. Передо мною возвышался Кэр — чудовищный сгусток зла, распространяющийся по всему Темному Миру.

И он был обиталищем Ллура — моего врага.

Я все еще держал в руках меч, с которым вступил в схватку со стражниками, но вряд ли он мог пригодиться мне в пределах Кэра. И все-таки перед тем, как покинуть пространство между колоннами, я убедился, что меч надежно укреплен к моему поясу.

Завеса свисала передо мною и переливалась, как снежное молоко. Я ворвался в нее не задумываясь о последствиях. На протяжении двадцати шагов было темно как в подземелье, затем забрезжил мягкий свет, но это был свет, который можно наблюдать только высоко в горах, яркий и чарующий, способный ослепить человека. Я встал как вкопанный — весь ожидание. Свет становился все ярче и ярче.

Я погружался во влажно-душную атмосферу тропиков.

Сверкающие снежинки посыпались сверху. Они падали на мое лицо и руки. Они проникали сквозь одежду, впитывались разгоряченной кожей, не причиняя мне ни малейшего вреда. Наоборот, тело мое впитывало с жадность этот снежный шквал энергии, пополняя запас жизненных сил.

Я увидел впереди на белом фоне три серые тени. Две длинные и одну короткую, словно ее отбрасывал ребенок.

Я догадался, кому они принадлежат еще до того, как раздался голос Матолча.

— Убей его! Сейчас же! И ответ Медеи.

— Нет, ему не следует умирать. Он не должен!

— Он должен умереть! — проревел Матолч, и тут же визглявый голосок Эдейри присоединился к его реву.

— Он уже успел принести нам много неприятностей, Медея, и уже поэтому должен умереть. Его можно убить только на алтаре Ллура, поскольку он посвящен Ллуру. Не забывайте об этом!

— Не следует ему умирать, — упрямо твердила Медея. — Мы обезоружим, обезвредим его, и пусть живет себе под нашим неусыпным оком.

— Каким образом? — спросила Эдейри. Вместо ответа ведьма в алом сделала шаг вперед, выступила из слепящего молочного марева.

Уже не тень, не безликая серая маска, — Медея, ведьме Колхиса, предстала передо мною. Ее темные волосы ниспадали до колен, темные глаза смотрели на меня неотрывно. Она была само зло, изменчивая, как Лилит.

Я опустил руку на рукоять своего меча, готовый выхватить его из ножен.

Нет, я не сделал это!

Я и пальцем не мог пошевелить. Белые снежинки закружились вокруг меня в диком хороводе, облепляя с головы до ног и впитываясь в тело, чтобы оно предало меня в роковую минуту.

А я не мог шевельнуться!

Тени, большая и маленькая, зашевелились за спиною Медеи.

— Его поддерживает власть Ллура, — проворковала Эдейри, — вот в чем секрет необоримости Ганелона. Если он совладает с твоими чарами, мы все погибли!

— Но к этому времени у него не останется никакого оружия, — откликнулась Медея, ласково улыбаясь мне.

И только теперь я проникся всей той опасностью, которая грозила мне. С какой легкостью я мог перерезать своей шпагой горло Медеи и от всей души я жалел сейчас, что не сделал это своевременно. Какие жуткие и противоестественные силы заключены в ней! Она особое творение мутации, и из-за этой особенности обитатели замка Совета называли ее не иначе как вампиром.

Я вспомнил ее жертвы, тех, кого мне довелось видеть. Стражников с ничего не выражающими глазами, рабов замка, — манекены, а не люди. Оживленные мертвецы, утратившие душу и жизненные силы.

Руки Медеи обвились вокруг моей шеи, губы ее протянулись к моим.

Она держала в руке свой черный жезл. Она коснулась им моей головы, и мягкая вибрация отнюдь не неприятная, всколыхнула мою черепную коробку. Я знал, что в ее руках обычный проводник, и при виде этого пустячного оружия безумный смех овладел мною.

Нет, волшебство здесь было ни при чем. Все дело в науке, высокоразвитой точной науке, способной служить лишь тем, кто изучил ее основательно, как это сделали мутанты. Верно, Медея питалась чистой энергией, но не с помощью волшебства. Мне приходилось наблюдать, и неоднократно, какую роль играет при этом жезл, так что для меня в нем не было ничего сверхъестественного.

Мозг скомпонован из замкнутых сфер, при раскрытии их с помощью жезла освобождается значительная энергия. Вот и весь секрет.

Снежинки закружились в бешеном вихре, окутав нас сверкающей пеленой. Эдейри и Матолч, еще совсем недавно бывшие не более чем расплывчатыми тенями выплыли вперед. Карлица и стройный ухмыляющийся оборотень, они стояли рядом в разноцветных одеяниях и молча наблюдали за Медеей.

Сомнамбулическое оцепенение сковывало мои члены. Губы Медеи стали горячими, как уголь, а мои губы уподобились ледышкам. Отчаяние пронзило меня электрическим током, я попытался тронуться с места, дотянуться рукою до рукояти меча…

И не смог.

Яркая завеса принялась таять, становясь прозрачной. За спинами Матолча и Эдейри я увидел огромное пространство, такое огромное, что взгляд мой не смог достигнуть его фиолетовых глубин. Гигантская лестница вела наверх.

Наверху, высоко-высоко пылал золотистый огонь.

Левее Матолча и Эдейри возвышался пьедестал причудливой формы, передняя часть которого была изготовлена из цельной пластины прозрачного стекла. Пьедестал искрился огромным бриллиантом, испуская потоки холодного голубого света.

Гэст Райми упоминал об этой пластине. За нею покоился столь необходимый мне меч.

— Он слабее, и это то, что нужно! — Услышал я удовлетворенный возглас Матолча.

— Любовь моя, Ганелон, не сопротивляйся, — прошептала Медея, не отрывая своих губ от моих. — Я хочу и могу тебя спасти. Когда твой разум восстановится, мы вернемся в наш замок.

Конечно, ведь тогда я не буду представлять для вас угрозу! Матолч даже не станет затруднять себя, чтобы навредить мне. Без души и памяти, рабом Медеи, возвращусь я в замок.

Я, наследный лорд Совета, единственный из всех обитателей Темного Мира, посвященный Ллуру!

Золотистое сияние наверху стало ярче, словно вспыхнула Сверхновая. Быстрые молнии полоснули сверху и растаяли в фиолетовой мгле.

Мои глаза обратились к золотому свету, льющемуся из окна Ллура. Медленно я обратился к нему.

Пусть Медея была ведьмой, вампиром и даже колдуньей, но она не посвящалась Ллуру. Темные хищные силы не бились при каждом ударе сердца в ее ее крови, как они бились в моей. А между мною и Ллуром была незримая связь. Ллур имел надо мною власть, но и я мог воспользоваться его силой.