Для разума, наделенного новыми возможностями, необходимы новые, необычные средства. Например, жезлы. Не будучи посвященным, я все же оказался в состоянии разобраться в их принципе действия. Земная наука опирается на незамысловатые решения: клистрон и магнето не что иное, как металлические стержни. Но даже они, снабженные энергоносителями, И при определенных условиях представляют собою могущественное оружие.

В отличие от них жезлы способны сконцентрировать огромное количество заключенной в недрах планеты электромагнитной энергии, ведь сама планета не что иное, как гигантский магнит. Что же касается того, каким образом направить сконцентрированную с помощью жезла энергию, то это не является неразрешимой задачей для тренированного мозга.

Я не знаю, происходило ли полное превращение Матолча в волка; скорее всего — нет. Многое объясняется гипнозом. У разъяренного кота спина изгибается дугою и шерсть встает дыбом, отчего он кажется чуть ли не вдвое массивнее. Кобра самым элементарным образом гипнотизирует свою добычу. Для чего?! Чтобы ослабить потенциальные возможности своей жертвы, ослабить ее волю к сопротивлению, а это так важно в любой схватке между проживающими в одной экологической нише. Так и Матолч. Скорее всего, никакого превращения в волка не происходит, но загипнотизированные им видят пред собою лесного хищника, и какая, в сущности, разница, кто вонзает в них свои клыки?!

Медея?! Все сказанное справедливо и для ведьмы в алом. Известны заболевания, для лечения которых необходимо переливание крови. Медея пила кровь, она нуждалась в ней для утоления жажды и обуревавших ее страстей. Энергия крови, питающая нервную систему, такая же реальность, как и лейкоциты, и чтобы удовлетворить свои потребности, ведьме нет необходимости прибегать к магии.

В своих знаниях о Эдейри я не был так уверен. Клочками тумана клубились смутные воспоминания в моем мозгу. Когда-то я доподлинно знал, что она представляет собою, какие ужасные леденящие душу силы таятся под ее плотным капюшоном. И они также не имели никакого отношения к магии. Хрустальная Маска защитит меня от козней Эдейри, и это было все, что я пока знал.

И Ллур — даже Ллур!

Нет, он не был богом, — в этом я был уверен. Но кем или чем он был на самом деле, я был не в силах ни вспомнить, ни догадаться.

Мне еще предстоит в этом разобраться, и Меч, именуемый Ллуром, должен мне помочь при встрече с необычным существом.

А пока что я должен был играть свою роль как ни в чем не бывало. Даже после заявления Фрейдис я не имел права зародить хоть искру сомнения у повстанцев. Я уже пояснял, каким образом отрава Медеи превратила меня в слабого и немощного. На нее я смогу сослаться, если мне предстоит и впредь допускать ошибки. Любопытно, что после заявления Фрейдис Ллорин без каких бы то ни было колебаний доверился мне, в то время как Арле оказывала слабое, неуловимое сопротивление. Не думаю, чтобы она уяснила суть происходящего. А если нечто в этом роде произошло, то она явно не хотела признаться в этом даже самой себе.

И я не мог допустить, чтобы подозрение пустило ростки в ее душе.

А пока что в долине не прекращалась кипучая деятельность. Многое произошло с тех пор, как я проник сюда вместе с первыми лучами зари. Мой организм испытал такое количество эмоциональной и физической нагрузки, что любой другой человек свалился бы на неделю, но лорд Ганелон еще только вступал в битву. За то, что мы составили план нападения без каких-либо проволочек, повстанцы должны быть благодарны Эдварду Бонду, и меня вполне устраивало, что конкретизация отдельных звеньев плана потребовала напряжения всех наших умственных способностей, и на выяснение отношений у нас с Арле и Ллорином попросту не было времени.

Мне удалось скрыть свое полное невежество в вопросах, не способных стать камнем преткновения для Эдварда Бонда. Неоднократно добывал я необходимые мне сведения, принимая многозначительный вид, и только изредка мне приходилось ссылаться на провалы своей памяти. В итоге даже Арле стала относиться ко мне с меньшим подозрением.

Я сознавал, что мне понадобится приложить максимум усилий, чтобы от этих подозрений не осталось и следа.

Мы встали из-за массивного стола, на котором была расстелена карта, собираясь покинуть пещеру. Неимоверная усталость навалилась на нас, и все-таки Ллорин улыбнулся мне рассеченными шрамом губами, как улыбнулся бы самому близкому человеку.

— На сей раз не должно быть осечки. — Улыбнулся я в ответ как можно доброжелательнее. — Мы победим во что бы то ни стало.

Улыбка на лице Ллорина превратилась в гримасу, его глаза засветились странным блеском.

— Помни, — процедил он сквозь зубы, — Матолч — мой!

Я обратил свой взор на карту, начерченную Эдвардом Бондом, и представил себе темно-зеленые холмы, поросшие синим лесом, журчащие ручейки с ключевой водою, стелющиеся под густыми кронами дороги и тропинки. Я притронулся к небольшому макету башни, миниатюрной копии замка Совета, чьи ворота я покинул прошлой ночью вместе с Медеей, облаченный в голубые одеяния приносимого в жертву. Жирными линиями на карте была обозначена долина, неподалеку от которой располагалась башня без окон: Кэр Сапнир, роковое место, куда пытались завлечь меня члены Совета.

На какое-то мгновение я вновь очутился на этой дороге, в кромешной темноте под мерцающими звездами, а рядом со мною гарцевала Медея в алом плаще, с мраморным лицом и черно-красными губами, с глазами, сияющими для меня. Я вспомнил жаркое излучение этого хищного тела, прильнувшего ко мне в миг, когда я держал его в своих объятиях прошлой ночью, точно так же, как держал много-много раз в прошлой жизни. Раскаленным гвоздем сверлил мой мозг один и тот же вопрос: "Медея, Медея, рыжая ведьма Колхиса, что заставило тебя предать меня?"

Резким движением руки я смахнул со стола макеты башен, ударом ноги отбросил обломки к противоположной стене пещеры.

— Нам это больше не понадобится! — заявил я решительно.

— По крайней мере, чинить не придется! — засмеялся Ллорин. — Точно так же мы разрушим и замок Совета.

Я встряхнулся, приосанился и приблизился к Арле. Она без робости смотрела на меня, и в глазах ее было ожидание.

— Нам так и не удалось поговорить наедине, — сказал я, придав голосу нежные оттенки. — Всем нам необходимо выспаться, не исключено, что уже этой ночью нас поднимут по тревоге. И все-таки у нас есть время, чтобы прогуляться немного, если ты не возражаешь.

В ответ Арле не произнесла ни слова. Затем она кивнула головой, обошла стол и взяла меня за руку. Мы направились к выходу из пещеры, спустились по вырубленным в скале ступенькам и направились вдоль долины, все еще не произнеся ни слова. Я предоставил ей право выбирать путь, и девушка уверенно вела меня вдоль ручья, с грациозностью серны перепрыгивая с валуна на валун. Пушистые волосы лесной красавицы струились туманным облачком, и мне подумалось, случайно ли Арле держала свою правую руку на кобуре с вложенным в нее пистолетом. Мне было безразлично, уверовала ли она что перед нею истинный Эдвард Бонд, или готова удовлетвориться лордом Ганелоном. Меня совсем не интересовал ее внутренний мир, тем более, что лицо Медеи все чаще всплывало передо мною, красивое и ожесточенно-злое, неотразимо притягательное, запечатлевающееся в памяти каждого, кому довелось увидеть это лицо хоть один раз в жизни. На какой-то миг я воспылал ревностью к Эдварду Бонду, ответившему прошлой ночью на поцелуй, предназначенный лорду Ганелону.

Ну что ж, я еще успею взглянуть ей в глаза до того, как она примет смерть от моей руки.

— Эдвард! — окликнула меня Арле, вернув к действительности. Во взгляде девушки была та же настороженность, с какою смотрели на меня нынешним утром сотни повстанцев. — Скажи мне, она очень красива?

Не скрою, вопрос этот застал меня врасплох.

— О ком ты?

— Ведьма! Злая ведьма по имени Медея.

Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Так вот почему держалась она так холодно в течение всего дня! Значит, она решила, что моя плебейская неловкость, неуклюжесть являются результатом лицезрения прелестей недосягаемой соперницы. Рассеять ее подозрения не составит труда.