— Ну что же, неплохо, — сказал Хейл. — А деньги?

— Сколько у вас есть? Хейл пожал плечами.

— Ерунда. У нас есть плацдарм, мы расчистили башню Цун. Но потребуются немалые деньги, чтобы удержать ее.

— Создайте компанию и продавайте акции. Людям нравится игра. Особенно, если они получают дивиденды. А дивиденды — это не только деньги. Слова. Возбуждение. Романтика, по которой они тоскуют.

— Смогут ли отвергнутые добровольцы получить компенсацию?

Сэм рассмеялся:

— Я нашел выход. Каждый пакет акций будет приносить дивиденды в виде возбуждения и сенсаций. Каждый шаг колонистов будет показан по телевизору — с прямым лучом к приемнику каждого владельца акций.

Хейл бросил на него взгляд, в котором смешивались гнев и восхищение. Сэму показалось, что он уловил даже нечто вроде одобрения. Но ответ Хейла разочаровал его:

— Нет. Это обман. Колонизация — не развлечение для любителей острых ощущений. Я говорю вам: это тяжелая работа, а не романтика, не развлечение.

— Но она может быть и увлекательной, — уверял его Сэм. — И должна быть. Придется идти на компромиссы. Люди охотно платят за сенсации. На них можно основать колонию.

Хейл неодобрительно передернул плечами:

— Мне это не нравится.

— Я понимаю. Но это необходимо. Чисто теоретический вопрос — можно ли использовать что-нибудь из происходящего сейчас на поверхности?

После паузы Хейл сказал:

— У нас были неприятности из-за ходячего термотропного растения. Его привлекает температура тела. Конечно, рефрижераторные установки в наших джунглях остановили его. Но его легко уничтожить, бросив термит или что-нибудь горячее. Оно тянется к теплу и сгорает в пепел.

— На что оно похоже?

Хейл перешел к подробностям. Сэм слушал, довольный.

— Это то, что нужно. Совершенно безопасно, но отвратительно, как сам дьявол. Это поможет нам не отпугнуть добровольцев с самого начала. Пусть ваши люди включают рефрижераторы и начинают сражение с растениями, а в это время кто-нибудь должен стоять наготове с термитом, но не в поле зрения камеры. Мы сообщим, что растения прорвались, покажем все по телевизору…

— Нет, — сказал Хейл.

— Крестовый поход начнется с сенсации! — заметил Сэм, но не стал настаивать. Наоборот, он напомнил о том, что они оба будут мертвы через шесть часов, если ничего не придумают. Он видел мерцание настенного экрана. Пора было переходить к следующему вопросу повестки дня.

— Семьи найдут возможность избавиться от нас без своего видимого вмешательства, используют микробы, например. Они покончат с нами, если мы не предпримем решительных шагов. Моя мысль заключается в том, чтобы использовать столь оскорбительный намек, чтобы они растерялись. Пусть они будут вынуждены защищаться от нас.

— Что вы имеете в виду?

— Семьи очень заботятся о своем престиже. Их реальная сила в долгой жизни. Но публика верит в их непогрешимость и поэтому вознесла их на вершину. Нападем на эту веру.

— Но как?

— Вы — любимец публики. Харкер дал мне лишь сорок восемь часов, потому что боится: кто-нибудь из ваших сторонников может занять ваше место. Этот преемник — я, мне придется им стать, чтобы спасти свою шкуру. Но это и для вас выход. Мы разделим опасность пополам, если взаимозаменяемы. Если одного из нас убьют, крестовый поход все равно не сорвется.

— Но как, ради дьявола, собираетесь вы стать в несколько часов таким важным в глазах публики? — Хейл не на шутку был заинтересован.

Сэм довольно улыбнулся. Потом ударил по ножке своего стула. В стене открылось отверстие, и вошел Слайдер.

Он опустил свое громоздкое тело на стул и с любопытством взглянул на Хейла. Сэм сказал:

— Первое: за мной идет банда Шеффилда. Я не могу немедленно начать борьбу с ними. У меня другое дело — поважнее. Можете отвлечь их?

— Попробую, — ответил Слайдер. Это была гарантия. Старик по-прежнему представлял главную опасность в подпольном мире башен.

— Спасибо, — Сэм повернул кресло и посмотрел Слайдеру в лицо. — Теперь самое важное. Мне нужно быстро подделать звуковую дорожку.

— Это нетрудно, — уверил его Слайдер и чихнул.

— И чтобы лица соответствовали.

— Это труднее. Чьи лица?

— Во-первых, Захарии Харкера. Ну и любого из Харкеров или Уолтонов, но Захарии обязательно.

Слайдер пристально взглянул на него, забыв даже чихнуть.

— Харкер? — переспросил он. И неожиданно чихнул. — Что ж, сделаю. Но обойдется недешево. Когда должна быть сделана работа?

Сэм сказал.

Подделка звукозаписи — невероятно старый трюк, почти такой же старый, как сама звукозапись. Требуется сравнительно небольшой навык, чтобы вырезать слова и расставить их в новой последовательности. Но лишь недавно была разработана техника, позволяющая подделывать речь целиком. Требовался очень искусный и опытный оператор, чтобы расчленить звучащую речь на ее составляющие и затем по этим составляющим соорудить совершенно новый отрезок речи. Причем перевести с одного языка на другой было невозможно из-за различия в артикуляции, но на одном языке из отрезков речи достаточной длины можно было извлечь все необходимые данные, чтобы конструировать любое предложение.

Отсюда, конечно, далеко до подделки изображения говорящего. Губы, выговаривающие каждый звук, останавливались, выделялись фрагменты их движения, затем воссозданное изображение заново синхронизировали со звуком. Результат был поразителен — как для уха, так и для глаза.

Слайдер знал специалиста, владеющего этим искусством с виртуозностью. В хранилище имелось достаточное количество записей выступлений Харкеров и Уолтонов. Сэм знал, что это опасный ход, но выбора у него не было.

Потребовалось пять часов, чтобы склонить Хейла на обман. Вначале Сэм убедил его в опасности для него лично — в здание, где они скрывались, уже ломились агенты семей. Затем его нужно было убедить в том, что Сэму можно доверять. Сэм использовал запись микрореакций, проверяющую соответствие высказываний истине. Потребовались немалые семантические хитрости, потому что Сэму было что скрывать.

— Мы с вами почти мертвы, — говорил он Хейлу, а стрелки прибора показывали, что он говорит то, что думает. — Разумеется, этот трюк опасен. Но если мне предстоит умереть, то я хочу испробовать все шансы. А это наш единственный шанс, если, конечно, вы не придумаете что-нибудь получше. Придумаете?

Бессмертный ничего не мог придумать.

И вот вечером по телевидению объявили, что Робин Хейл сделает важное заявление относительно колонии. Повсюду в башнях включались телеприемники. Все не подозревали о том, что на самом деле им предстояло увидеть фальсифицированную запись выступления Харкеров и Уолтенов.

Частная жизнь бессмертных в полной мере никогда не была частной, и у Слайдера была сеть агентов, действовавших весьма эффективно. Известие о том, что будет выступать Хейл, привлекло всеобщее внимание.

И вот на больших общественных и на бесчисленных частных экранах появилось лицо Робина Хейла. Он был одет для поверхности, говорил неохотно и торопливо, и это придавало его словам особую убедительность.

Он сказал, что собирается подробно рассказать им о великолепной идее его друга Сэма Рида, благодаря которой можно без всяких проволочек начать колонизацию. Но на поверхности произошли непредвиденные события, и теперь его вызывают наверх. Люди, глядящие в лицо новой смертельной опасности, хотят воспользоваться опытом старого Вольного товарища. Тут он отдал всем честь, и его лицо исчезло с экранов.

Лицо Хейла сменилось лицом Захарии Харкера. Потребовался бы сверхопытный глаз эксперта, чтобы уловить мельчайшие несоответствия, выдававшие тот факт, что это был синтез звуковых и световых волн. Даже Захария, глядевший на экран, не мог отрицать, что говорит он: каждый слышимый им звук и каждое движение были естественными.

Синтетическая речь была триумфом семантики. Для Сэма было типично, что он, пускаясь в опасную авантюру, не только очищал себя и Хейла, но и заботился о далеко идущих планах колонизации. Харкер представил Сэма Рида — тот появился на экране и скромно встал за продолжавшим речь бессмертным оратором — как общественного деятеля и филантропа, который делает возможным колонизационный крестовый поход.