Замерев, Вирджиния посидела на краю стола, поболтала ногами и стала разглядывать это фантастическое количество человеческих сердец, которые ее окружали.

Мало-помалу ее охватывало странное чувство. Чем-то нереальным выглядели ряды бьющихся сердец, каждое в своем отделении и каждое в своем ритме. Но больше всего ее беспокоило отсутствие людей. За исключением кубов с сердцами, в помещении никого и ничего не было. Одно только это могло довести до исступления любого самого крепкого человека.

Вирджиния, дрожа, соскользнула на пол. Снова застыла на несколько секунд, ожидая, что тело ее разнесет на куски от боли, но ничего не случилось.

Двинувшись вдоль рядов сердец, она видела их только боковым зрением, стараясь смотреть прямо перед собой. Это огромное, невообразимое количество кровавой плоти просто подавляюще действовало на нее.

В глубине комнаты виднелась дверь, казавшаяся запертой, но, как ни странно, легко, беззвучно отворившаяся, выводя на лестницу, поднимающуюся к другой двери.

Вирджиния карабкалась вверх, подгоняемая паникой и желанием бежать куда глаза глядят при одном воспоминании о бьющихся в сосудах кроваво-красных комках плоти.

Вторая дверь была металлической, в ее замке торчал ключ, который со скрежетом повернулся. Вирджиния толкнула дверь, вышла за порог и очутилась на тропинке, вьющейся среди зарослей кустарника. Солнце золотило вершины недалеких холмов. С грехом пополам Вирджиния двинулась вперед, куда вела тропинка. Добравшись до вершины холма, она остановилась, как пригвожденная к месту тем, что открылось ее взору…

Вирджиния Меншен замолчала, перестав рассказывать о своих приключениях. Муж заставил ее лечь в постель. Подперев голову рукой, она наблюдала, как он ласково рассматривает ее.

— Но ты же не мертва. Ты здесь, со мной, жива и здорова. Успокойся…

— Ты не понимаешь, дорогой, — безнадежным тоном сказала она. — Ты… не… понимаешь…

— Ну хорошо, продолжай, дорогая, — проговорил профессор Меншен спокойно. — Что же такое необычное ты там увидела?

…Коралловый остров, настоящие тропические джунгли, окруженные голубым морем, которое на горизонте сливалось с небом. А в небе сверкало полуденное солнце. Жара была просто опаляющая. У нее закружилась голова, и она оглянулась, ища взглядом дверь, из которой вышла. Вирджиния ожидала увидеть какой-нибудь дом или хотя бы просто строение, но не обнаружила ничего подобного.

Повсюду, насколько хватало глаз, простиралась зеленая густая растительность. Даже полуоткрытую дверь камуфлировал покров мха.

В воздухе плавал одуряющий аромат цветов, гниющей растительности и еще чего-то терпкого и непонятного.

Она еще раз посмотрела на дверь, чтобы убедиться, что та существует в реальности, затем сделала три шага к ней и услышала какой-то, хотя и не слишком сильный, свист. Он шел откуда-то из-за горизонта справа, потом усилился и стал приближаться.

Через некоторое время она поняла, что это звук турбин реактивного самолета. Самолет был виден, как малюсенькая точка в огромном голубом океане неба. Точка стала на глазах увеличиваться. Она превратилась в некий объект метров шестьдесят длиной, почти бескрылый, за исключением небольших стабилизаторов на хвосте.

Он пронесся как молния, не замечая знаков, которые она подавала, махая руками…

Вирджиния провожала его взглядом до тех пор, пока он не исчез в солнечном сиянии, а с ним исчезла и ее единственная надежда. Восстановившаяся тишина плотно окутала ее. И тут она вспомнила о двери, которая вдруг могла захлопнуться. Вбежала вовнутрь и заперла ее на ключ. Ее охватила свежесть кондиционированного воздуха и обрадовало скрытое, не режущее глаза освещение. Все знакомое, искусственное, механическое. Подземелье было связано со специальными источниками питания.

Вирджиния улеглась на диванчике, который обнаружила в углу, и, немного отдохнув, обратила внимание, что на стеклянных сосудах с сердцами белеют какие-то наклейки.

Подойдя к ближайшему кубу, она прочла вслух:

— “Моррисон, Джон Лоуренс, г. Нью-Йорк, 25, Карригат-стрит”.

На другом отделении, кроме имени, ничего не было. Тогда она пошла вдоль кубов и, добравшись до буквы “Н” поняла, что сердца расположены в алфавитном порядке.

Затем ее привлекла буква “П”, и она тут же поняла, что нашла имя, которое подсознательно искала. У нее даже потемнело в глазах, когда она прочла:

“Паттерсон, Филиппе (Сесилия Доротея), Калифорния, г. Крайст, 2, Мейфайер”.

Она задыхалась, воздух с трудом вырывался из груди. Одним прыжком подскочила к ряду, где должна была находиться фамилия Грей. Но Эдгара там не было. Единственно похожее было “Грай, Персиваль Уинфилд, Англия, Лондон”.

Несколько секунд, чтобы сосредоточиться, Вирджиния наблюдала за сердцем Персиваля, которое четко и ритмично сокращалось. Потом, немного отдохнув и подумав, она постаралась убедить себя, что Эдгар никак не может находиться среди них. Эдгар — раб, робот в человеческом обличье, который с помощью каких-то чар был обречен на вечное обслуживание машины и бессонные ночи.

Рассуждая так сама с собой, она зашла в тупик. Однако постепенно у нее в голове зрела одна мысль, настолько невероятная и безумная, что мозг даже старался отторгнуть ее, отказываясь принять. Но по мере того как она приближалась к букве “М”, эта мысль все больше и больше овладевала ею.

Наконец Вирджиния остановилась перед отделением куба, которое со страхом искала. Сердце, помещенное там, несколько отличалось от других. Оно, конечно, так же, как и другие, расширялось и сокращалось, но на аорте была небольшая наклейка, своего рода повязка, которую Вирджиния видела очень четко. К тому же табличка с ее именем не оставляла никаких сомнений.

Вирджиния Меншен прямо-таки пожирала взглядом эту, принадлежащую ей, вещь, смотрела на нее загипнотизированная, как птичка под холодным взглядом чудовищной рептилии. За ее спиной раздался какой-то шум, но она не обратила на это никакого внимания. Звук повторился, и тогда она насторожилась.

Это был звук вроде того, как будто кто-то, откашливаясь, прочищает горло, а затем прозвучал голос:

— Доктор Дориал Кранстон к вашим услугам, госпожа.

Вирджиния автоматически повернулась; ей было как-то все равно, что она стоит в одной пижаме перед незнакомцем.

Пожилой человек, которого она увидела, никак не соответствовал тому образу, который она мысленно себе создала. Впрочем, даже трудно было сказать, к какому типу людей его отнести, но уж во всяком случае она не ожидала увидеть это доброе лицо не совсем старика, но довольно пожилого человека с голубыми выцветшими глазами, усталого и печального, который учтиво ей поклонился. Потом проговорил самым прозаическим образом:

— Проблема консервации отдельных человеческих органов была решена в ряде стран, где до, а где и после второй мировой войны. Однако больше всего добились в России. Я должен еще раз сказать, что русские в этой области достигли грандиозных успехов. Конечно, в своих работах по консервации органов человеческого тела я использовал достижения русских ученых, как, впрочем, и специалистов других стран. По профессии я невролог. Я…

В этот момент к Вирджинии вернулась способность говорить. Лицо ее постепенно приобрело осмысленное выражение, взгляд перестал быть остекленевшим, хотя голос этого внешне беззащитного человека обезоруживал ее. Но ей хотелось знать в первую очередь о себе, и это желание преобладало над всеми другими.

— Но если это мое сердце, — махнула она рукой в сторону стеклянного куба, — что же теперь у меня в груди?! Что?

Вот тут-то безобидный старичок преобразился, взгляд его стал холодным и враждебным.

— Вас закололи кинжалом, не так ли? Тем не менее вы разговариваете со мной. Но вас ведь и раньше не особенно заботило, что там в груди! Вы просто считали, что там сердце, просто-напросто. Должен сказать, что я не пользуюсь варварскими методами. Подойдите-ка сюда!

И, не обращая больше на нее внимания, он повернулся и решительно двинулся в глубь помещения. Тронул что-то на стене, и там образовалась неширокая щель. Панели бесшумно раздвинулись, открыв вход на лестницу, спускающуюся в подземелье.