– Ладно, с тобой всё ясно, Конькова. Лёгкий психоз на фоне жёлтой прессы. Придётся отстранить тебя от должности психотерапевта по состоянию здоровья.
– Подожди-подожди! Куда? Ещё чашечку давай? Ладно-ладно, забудем на время про информационный банк… Учитывая примитивный уровень твоего сознания…
Глава 6
Ируся Татарова-Конькова могла гордиться собой.
Сеанс оказал-таки своё всегдашнее целительное воздействие на подругу.
Домой Зоя возвращалась, можно сказать, другим человеком – спокойным, уравновешенным и способным рассуждать вполне здраво.
Не то чтобы привычные проблемы навсегда покинули её. Но смотреть на них оказалось возможным с другой, не столь мрачной стороны.
Маленьких собак не смущает существование больших, как подметил ещё Чехов, знаток человеческих душ.
Каждый занимает свою нишу в великой человеческой стене. И маленькие ниши прекрасно размещаются между большими и даже придают строению единство и гармонию.
Допустим, кому-то досталась эффектная внешность, полноценная семья и головокружительная должность – однако же в комплекте с кучей завистников и недоброжелателей, а также массой невидимых со стороны опасностей и подводных камней.
А кому-то – служба при пятнадцатилетнем царьке и жалкая горстка денежных знаков в день зарплаты, зато искреннее сочувствие окружающих и спокойная совесть.
Проблема мелкого жемчуга для кого-то не менее болезненна, чем для другого – проблема жидкого супа.
И вообще, если не можешь изменить факты – измени своё отношение к ним!
Погрузившись в лодку-диван, Зоя старательно пересматривала отношение к фактам своей жизни.
До зарплаты оставалось девятьсот восемь рублей – это факт.
Но к этому факту возможны два варианта отношения. Первый – «И как прикажете до неё дожить?» Второй – «Ну, наконец-то можно расслабиться!»
Ни минуты не колеблясь, Зоя выбрала второй. Блаженно вытянувшись, насколько позволяли нос и корма «лодки», она бормотала: «Ни на «толчок»… Ни на рынок… Ни за квартиру…»
Теперь можно было свободно отбросить всякие помыслы не только о сапогах, мобильниках и новом диване, но даже о колготках и проездном. Ну так что: почему бы не походить на работу в привычных, испытанных брюках? Пешком. Что, как известно, способствует оздоровлению и улучшению фигуры. А диета? Когда бы ещё Зоя на неё решилась? «Нет худа без добра… Взятки гладки… Не было бы счастья, да несчастье помогло… – вспоминались подходящие к случаю изречения. – Тебе бы всё на лопате…»
Стоп! Последнее выскочило не из той оперы. Да ведь это же любимая фразочка Марины Львовны! Произносилась она, правда, беззлобно и даже как бы ласково, поскольку протяжное «а» в «лопа-а-а-те» попадало точно в тонику – мастерица была Марина Львовна на все эти оттенки и полутона! Нет бы сказать прямо: так и так, мол, сделай-ка то и это, лентяйка! А теперь вот гадай, что там она себе имела в виду…
Мысли моментально сбились с налаженного было строя и побежали в беспорядке, норовя опередить одна другую и пролезть без очереди: «А который, интересно, час?» «Пашка что-то бледный… Посмотреть – кашу хоть съел?» «Ковёр просто ужас… Срочно пылесосить!»
Зоя снова закрыла глаза и принялась старательно направлять сбившиеся мысли в нужное русло, приговаривая: «Меня любят подруги… Уважают соседи… Ценят на рабо…»
– Ты чё, ма?
Пашка стоял рядом не то что бледный – слегка даже зеленоватый.
– Н-ничего! – так и подскочила Зоя, садясь и приглаживая волосы, и принялась оправдываться. – Это мне люди посоветовали… такое… типа аутотренинга…
– Ф-фу ты… а я думал…
И сын криво и недоверчиво улыбнулся.
«…что у матери крыша съехала», – мысленно договорила за него Зоя. По каким-то неписаным законам ей нельзя было выговорить это вслух, засмеяться, обнять тощие сыновьи плечи, взлохматить дурацкий косой чубчик… А может, как раз сейчас и настал этот момент – поговорить откровенно? Найти настоящие слова? Хоть бы и про ту злосчастную анкету! Пусть скажет ей прямо в лицо. Чего уж там!
– Там «Кто хочет стать миллионером» идёт. Будешь смотреть? – спросил Пашка.
Зоя улыбнулась. Кажется, никаких разборок уже не требовалось. Это и были настоящие слова. Это был, можно сказать, плюс в анкете! Хотя за что и в какую таинственную графу он поставлен – оставалось неизвестным…
– Не хочется, – сказала она.
И мысленно договорила: «Что это за миллионеры? Что за люди туда едут? Другой мир. Другая ниша. А мы уж посидим в своей…»
Но произнести это вслух неписаные законы опять-таки не позволяли.
В этот момент телефон затрещал так, как он способен был трещать только в самую мирную и уютную минуту вечера. Зоя вздрогнула, рванулась в кухню. За какие-то доли секунды в голове промелькнуло: Федченко заболела перед самым академическим! Давыдов сломал очередную конечность! Или, того хуже, слёг кто-то из коллег, и придётся неделю тащить замещение!
Но это оказалась всего лишь мама. Её интересовало, почём теперь керамическая плитка. Как будто Зоя имела к ней какое-нибудь отношение!
– Нет, мам, я не в курсе. Я твою даже как-то и не помню… А у нас только в туалете жёлтая метлахская, и всё.
– При чём тут метлахская?! Нашу керамическую, её в ванной клали, в двухтысячном, по-моему… Вроде по тридцать метр. Или это её клали по тридцать метр? Гриша тоже не помнит.
– Так и я… – Зоя добросовестно напряглась и вздохнула виновато. – Нет, не помню!
– Ну, у тебя-то память помоложе! – возмутилась мама. – Ещё такой весёлый мастер делал, Борис Довлетович! И вот уже штук пять отпало. Так что ж нам теперь – всё крушить?
Однако Зоина память не среагировала и на весёлого Бориса Довлетовича. Решительно какая-то часть жизни струилась сквозь неё, как сквозь дырявое решето!
Мама недовольно промолчала. Но развивать тему Зоиной рассеянности, по счастью, не стала.
– А то ещё есть, Гриша по радио слышал, специальный телефон – «товары и услуги». И не записал, конечно! Тебе не приходилось звонить?
– Первый раз слышу.
– Непрактичная ты у меня! – всё-таки высказалась мама и, кажется, собралась повесить трубку.
Но тут память Зои вдруг встрепенулась:
– Подожди, мам, я вот что хочу… ты не в курсе – нет у нас случайно родственников за границей?
Наступило продолжительное молчание – мама перестраивалась на другую волну. Перестроившись, она осведомилась:
– Это что, новая шутка?
– Н-нет, почему… Бывают же у людей родственники за границей, – уклончиво предположила Зоя.
– Бывают. Но не у нас! – отрезала мама.
– Вот и очень жаль, – почему-то с грустью объявила дочь. – А… ювелиры? Никакого ювелира в нашей семье случайно не было?
На этот раз мама отреагировала быстро и чётко.
– Зоя! Сейчас же объясни, в чём дело. Что ещё за ювелиры? У нас таких сроду не водилось – ни у Ильенко, ни у Петуниных! Говори толком, не темни!
– Да я же просто так, ма-ам, – промямлила Зоя, – помечтать уже нельзя! Ну, бывает же: человек раз – и разбогател! Наследство из-за границы получил или там клад нашёл, с фамильными ценностями…
Рассказывать всю правду про сон показалось как-то глупо.
– А это уж – мечтай! – со вздохом разрешила мама. – Ты ж у нас в отца. Тот всё мечтал! Поезда, самолёты… Да ты помнишь! Он тебя всё на железную дорогу водил.
– Помню, – сказала Зоя.
Помолчали. Время сдвинулось, легко полетело вспять, и Зоя очутилась на старом фланелевом одеяльце, расстеленном на скате железнодорожной насыпи. Рядом папа в белом костюме, в светлой шляпе смотрел на проходящий поезд, а Зоя смотрела на него. Он был старше мамы на пятнадцать лет, а смотрел совсем по-детски, удивлённо и мечтательно, вот как на этот поезд. И с таким же выражением читал Зое сказки! Читать сама она не хотела и еле научилась к семи годам, к самой школе. А на людях смотреть по-детски папе, наверно, казалось неудобно, и он нарочно прихмуривался и сдвигал брови, пряча глаза.
– А почему папа всё время светлый костюм носил? Летом, я имею в виду. Я его только в светлом и помню! Это мода была такая?
