— На своей родине, в Колорадо, я часто бродила по нагорьям. По ночам я глядела на небо и поражалась его безмолвному блистанию. Мне казалось, что нет ничего заманчивее, чем работать в обсерватории и все глубже заглядывать в ночь. Я читала научно-популярные книги, и астрономия представлялась мне изумительной, уже почти собранной мозаичной картинкой.

— А теперь? — осведомился Рик, заглатывая неаппетитный горошек.

Страдальческий вздох.

— А теперь картинка рассыпалась ко всем чертям.

— Ну, не сгущай краски, — сказал Рик, стараясь, чтобы голос звучал сочувственно.

Джули раздраженно схватила салфетку и нарисовала круг.

— Вот Вселенная. Со всем, что она включает.

— Угу. — Мясной рулет вкусом уступал вате, что, впрочем, если вспомнить прошлые подвиги университетской столовой, было, наверное, к лучшему.

— Вот этот радиус показывает пропорцию тяжелых элементов во Вселенной. То, из чего в основном состоим ты, я и планеты. Не более трехсотой доли процента. Этот клинышек — звезды. Полпроцента. Свободный водород и гелий составляют сногсшибательные четыре процента.

Рик нахмурился, ощущая, что он кое-что упустил.

— Ну а остальные… э… девяносто пять процентов?

— Эту часть, — сказала Джули, очерчивая солидный сегмент, — принято считать темной материей. А вот этот сегмент, то есть почти треть целого, возможно, темная энергия.

Салфетка порвалась, едва Джули попыталась заштриховать долю темной энергии, но ручка продолжала двигаться взад-вперед, пока салфетка не превратилась в сплошную бахрому.

— А не объяснишь ли ты словами, понятными жалкому биологу, что такое темная материя и темная энергия? — спросил Рик.

Клокочущему смеху Джули позавидовала бы даже колдунья из «Белоснежки». Студенты за тремя соседними столиками обернулись, несколько секунд испуганно смотрели на нее и лишь после этого возобновили свои разговоры.

— Никто не знает! Никто ни малейшего понятия не имеет! А вернее, всяческих идей хоть отбавляй, причем подавляющее большинство ближе к метафизике и теологии, чем к тому, что я считаю наукой. Мы беспомощны, будто слепые котята, а нас тычут носом в факт, что в самом лучшем случае нам известно пять процентов происходящего.

— Ну, Джули, это уж чересчур, — сказал Ларри Рид, ставя свой поднос рядом с ее. В двенадцать лет Ларри был потрясен, наткнувшись на «Оду к Западному ветру» Шелли. И теперь метил в магистры в области английской литературы. Убедившись, что его консультант знает все о Деррида и Фуко, и ничего — о Байроне и Шелли, он бродил по университету с выражением непреходящей скорби на лице. — По-моему, ты дашь сто очков вперед любому из нас.

Он посмотрел на Рика, словно подначивая его перекрыть рекордно мрачный стон души Джули.

Рик покачал головой.

— У меня есть только мои кишечнополостные. Nausithoe и Phronima, Cunina и Arctapodema. И мириады их микроскопических родичей.

— А что они делают? — спросила Джули. Судя по ее тону, вопрос был задан просто из вежливости.

— По большей части умирают. Я пытаюсь нащупать идею стратегии «хищник — жертва» у прозрачных животных…

— Прозрачных? — переспросил Эрл Данкен. Второкурсник-юрист, он вечно спал на ходу по причине не то скуки, не то бурно проведенной ночи. Впервые на памяти Рика он казался полностью проснувшимся.

— Их называют прозрачными, — терпеливо объяснил Рик, — хотя На самом деле это не верно. Полупрозрачные будет точнее. Но как бы то ни было, протяженность их жизни для моих целей слишком коротка. Если я не найду способа продлить ее, мне придется подыскать другую тему для диссертации.

Лаборатория, где работал Рик, являла собой сочетание утилитарного аскетизма с видимым беспорядком, какое знакомо всякому, кто когда-либо работал в подобной лаборатории. Рик не замечал хаоса, целенаправленно следуя в угол, который деканат без особого энтузиазма отвел для его исследований.

Рика перехватил Артур Санторини, назначенный ему в ассистенты студент. Нос, словно созданный для открывания консервных банок, и копна рыжих волос придавали Артуру непостижимое сходство с диснеевским персонажем.

— Рик, я нашел решение нашей проблемы!

— Отлично. Значит, ты нашел способ сохранять наших полипчиков живыми?

Артур бросил на руководителя суровый взгляд, словно обвиняя в попытке сменить тему.

— Не совсем. Но я понял, что их пожирает.

— Э… неплохо, — протянул Рик с некоторым сомнением. — Давай выкладывай.

— Помнишь, ты подумал, что арктаподему уничтожает вирус?

Рик кивнул. Случайная мысль, рожденная отчаянием. В морской воде вирусов хоть отбавляй — и что из этого? Рик понятия не имел, какой именно поражает разные виды кишечнополостных с такой свирепостью, что они распадаются прямо на глазах.

— Я подумал, что неплохо бы приглядеться к некоторым с помощью электронного микроскопа, который Кьюпер позволяет нам включать.

— Эта рухлядь? — сказал Рик. — Никто больше подобными методиками не пользуется. Кьюпер получил распоряжение пожертвовать его Смитсоновскому музею окаменелостей, но Кьюперу лень оформлять бумаги.

— Верно. Ну так я высушил особь…

Самая сложная часть процедуры — высушить особи так, чтобы они не съежились. А когда дело касается существ, которые, как арктаподема, состоят на 90 процентов из воды, трудности возрастают стократно.

— …затем я поместил ее в напылитель, чтобы добавить золотого покрытия для обеспечения контраста. Но только прежде для сравнения я сделал снимок с пятикратным увеличением.

Артур протянул снимок Рику. Картинка выглядела угнетающе знакомой. Нормальная арктаподема имела классическую форму медузы — точь-в-точь купол над залом, где он играл в теннис зимой. У этой правая половина распалась. Полупрозрачные лохмотья отплывали в разные стороны, продолжая распадаться.

— А когда ты поместил образчик в вакуумную колонну?

— А я ее туда вообще не помещал. — Лицо Артура расколола маниакальная ухмылка, будто он проделал особенно сложный фокус и подбивал Рика найти ему разгадку.

«Терпение», — одернул себя Рик.

— И почему же ты не поместил ее туда? — задал он вопрос, которого Артур явно ждал.

— Потому что когда вынул образчик из напылителя, то увидел вот это. — Торжественным жестом Артур протянул Рику герметизированный в вакууме образчик. Рик с минуту разглядывал его, все больше хмурясь.

— Но это же не та. Эта арктаподема пожирается… ну, не знаю, чем.

— Вот фотография образчика, увеличенная до размеров той, которую я только что показал тебе, — сказал Артур. — Сравни их.

Рик положил снимок рядом с первым. Мельчайшие отличия, в основном следствие временного промежутка между съемками… если не считать чего-то слева от особи…

Оно деловито пожирало арктаподему.

— Почему я не вижу эту штуку на другом фото?

— А потому, что она НЕВИДИМА! — победоносно объявил Артур.

— Этого не может быть… — Артур поперхнулся. В столовой он назвал своих подопечных прозрачными. Общепринятый термин. Но, как он тогда же оговорился, они были всего лишь полупрозрачными, хотя под водой из-за малой величины их было нелегко разглядеть.

Однако эта тварь была прозрачной при хорошем освещении в пробирке.

— Сколько наших подопытных еще осталось? — внезапно спросил Рик.

— Примерно половина.

— Ну так за работу!

Особей оказалось достаточно для еще пятнадцати пробирок. У восьми не обнаружилось ничего необычного. Семь превращались в бахрому. Рик уже начал считать это типичным признаком нападения невидимок. Напыление выявило каждую. К удивлению исследователя они настолько отличались друг от друга, что вполне могли принадлежать к разным видам. Еще более поражало другое: некоторые части тела у трех существ были как будто твердыми.

— Вот этот — вылитый таракан, — сказал Артур. — Каким образом он придает прозрачность своему панцирю?

— Понятия не имею, — признался Рик. Он откинулся и посмотрел на настенные часы. Каким-то образом день остался позади. Урчание в животе напомнило ему, что он с утра ничего не ел. — Но, думаю, тема моей диссертации изменилась. Собственно говоря, мне следует поговорить со Старзингером теперь же, пока он еще у себя.