Издавна было известно, что металлические сплавы зачастую гораздо прочнее чистых металлов, входящих в их состав. Вот почему, когда в конце прошлого века металлургам удалось разработать промышленные способы получения алюминия, многие ученые занялись поисками тех "компаньонов", которые, вступив в союз с этим легким, но недостаточно прочным металлом, помогли бы ему "окрепнуть". Уже вскоре пришел успех, причем, как не раз бывало в истории техники, едва ли не решающую роль при этом сыграли случайные обстоятельства.

Однажды (это было в начале XX века) немецкий химик Альфред Вильм приготовил сплав, содержащий, помимо алюминия, добавки меди, магния и марганца. Прочность сплава была выше, чем у чистого алюминия, но Вильм подумал, что сплав можно еще более упрочить, подвергнув его закалке. Ученый нагрел несколько образцов сплава примерно до 600°С, а затем опустил их в воду. Поскольку результаты механических испытаний различных образцов оказались неоднородными, Вильм усомнился в исправности прибора и точности измерений.

Несколько дней исследователь тщательно выверял прибор. Забытые им на время образцы лежали без дела на столе, и к тому моменту, когда прибор был вновь готов к работе, они оказались уже не только закаленными, но и запыленными. Вильм продолжил испытания и не поверил своим глазам; прибор показывал, что прочность образцов возросла чуть ли не вдвое.

Вновь и вновь повторял ученый свои опыты, и каждый раз убеждался, что через пять — семь дней после закалки его сплав становится прочнее. Так было открыто интереснейшее явление — старение алюминиевых сплавов после закалки.

Сам Вильм не знал, что происходит с металлом в процессе старения, но, подобрав опытным путем оптимальный состав сплава и режим термической обработки, он получил патент и вскоре продал его одной немецкой фирме, которая в 1911 году выпустила первую партию нового сплава, названного дюралюминием, или дуралюмином, в честь немецкого города Дюрена, где было начато производство сплава.

После того как в начале нашего столетия экспериментальным путем была показана возможность превращения одних химических элементов в другие, перед учеными вновь встал вопрос, который в свое время не давал покоя средневековым алхимикам: "А нельзя ли получить золото из неблагородных металлов?"

В 20-х годах нашего века один японский исследователь пытался "добыть" золото из ртути, воздействуя на ее пары мощными электрическими разрядами. Много времени и труда потратил он, и вот, наконец, пришел успех: в ртути появились первые следы золота. Радость экспериментатора не знала границ. Каково же было разочарование, когда выяснилось, что желанный металл попал в ртуть с ... золотой оправы его собственных очков. Поправляя очки руками, на которых были мельчайшие капельки ртути, ученый переносил золото в виде амальгамы в исследуемую ртуть.

Вскоре после революции один из руководителей советской промышленности А.П.Серебровский (1884 — 1938) дважды посетил США. В своей книге "На золотом фронте" (М. -Л., 1936) он рассказал о курьезном эпизоде, связанном с открытием месторождения цветных металлов в пору, когда США были охвачены эпидемией "золотой лихорадки".

"Из Колорадо по своему маршруту я должен был поехать в штат Вашингтон на рудники, расположенные около Спокэна, затем в Сиэттл и, наконец, в Аляску. Рудники около Спокэна расположены в районе Кер-д' Ален ..... Это полиметаллическое месторождение, из которого добывается не только золото, но и цветные металлы . . .

В течение многих лет носились упорные слухи о наличии золота в этом районе, но вести там поисково-разведочные работы было очень опасно из-за враждебности индейцев.

Золотая лихорадка началась там только в восьмидесятых годах прошлого века, когда в район Кер-д'Ален хлынула буквально орда золотоискателей, преимущественно из штатов Монтана, Колорадо и Южная Дакота.

Со сказочной быстротой в этом районе вырос городок Мюррей, сразу ставший центром золотодобычи. Торговлю захватили в свои руки два предприимчивых американца, основавших там фирму Купер и Пек. Эта фирма снабжала золотоискателей в кредит продовольствием и инструментом, взамен чего они обязывались отдавать фирме половину своей добычи золота.

В числе прочих фирма Купер и Пек законтрактовала некоего Ноя Келлога, золотоискателя, и снабдила его на этих условиях мулом и на сумму 18 долларов 75 центов продовольствием ... и сверх того ему дали пару ботинок за 2 доллара 75 центов.

Ной Келлог по условию с фирмой обязан был вести разведки на золото в южной части реки Кер-д' Ален. Когда через месяц исчерпался запас взятого им с собой продовольствия, Келлог вернулся и вместо проб золота, которого он не нашел, он принес с собой несколько кусков железняка, содержащего свинцовый блеск. Образцы эти он показал Куперу, но они его не заинтересовали, так как он в них ничего не понимал.

Несколько позднее Келлог показал их ирландцу Филиппу О'Рурку, работавшему до того в Лидвиле (штат Колорадо) и знавшему немного толк в серебряно-свинцовых рудах.

Полагая, что обязательства в отношении фирмы Купер и Пек у него кончились, Келлог вместе с О'Рурком сделали заявки на открытие им месторождения, и тут-то фирма Купер и Пек по существу потребовала половинной доли.

Суд встал на сторону богатой фирмы и решил, что не Келлог открыл месторождение, а мул, которым его снабдила фирма и который в поисках корма, якобы, набрел на обнаженные выходы месторождения".

В конце 20-х годов зарубежная металлургическая фирма обратилась к директору одного из заводов цветных металлов в Сибири с выгодным, казалось бы, предложением: продать ей за довольно солидную плату отвалы пустой породы, скопившиеся около заводской территории. "Неспроста, должно быть, иностранцы заинтересовались отходами производства", — подумали работники завода. О том, что фирма действовала не корысти ради, разумеется, не могло быть и речи. Где же собака зарыта? И заводские химики принялись тщательно исследовать старые отвалы.

Вскоре все стало ясно: оказалось, что "пустая порода" содержала редчайший металл — рений, открытый за несколько лет до описываемых событий. Поскольку мировое производство рения измерялось в то время буквально граммами, цена на него была поистине фантастической. И не мудрено, что представители зарубежной фирмы готовы были раскошелиться, лишь бы заполучить в свои руки драгоценные отвалы. Но к их великому огорчению, сделка по вполне понятным причинам не состоялась.

 Когда началась Великая Отечественная война, оставшиеся во временно оккупированных врагом городах рабочие уходили с заводов и шахт в села, скрывали от захватчиков свою специальность.

Один из лучших сталеваров Мариупольского (ныне Ждановского) завода им. Ильича И.А. Лут в те трудные дни, как и многие другие кадровые металлурги, не явился по требованию немцев на свой завод. До войны в течение тринадцати лет он варил в мартеновском цехе № 2 мирную сталь, был одним из участников возникшего в то время в стране движения сталеваров за скоростные плавки. В период оккупации, чтобы прокормиться, Лут вынужден был валять валенки и продавать их на рынке. Как-то раз ему довелось выслушать строгую критику своей продукции. "Эх ты, — неодобрительно попрекнул его старик-покупатель. —Даже валенки и те сделать не мог. А если бы тебя заставить сталь варить?". Трудно было признанному мастеру сталеварения сдержать улыбку. "Придет время и сталь сварим", — ответил он ворчливому старику.