И тут впервые с начала разговора француженка опешила. Но Дезире была не из тех, кого может смутить присутствие жены, потому что она давно поняла: своему мужу она никогда не будет казаться столь же привлекательной, как чужому.

– Поскольку я не люблю грубых сцен, леди Эшли, я отнесусь к вашему желанию с уважением. Но я не сомневаюсь, что Роберт в ближайшее время увидится со мной, – проговорила она. – Нас связывает многолетняя и тесная дружба. Если вы думаете иначе, мне вас искренне жаль.

– Оставьте вашу жалость при себе, мадемуазель, она пригодится тем, кто в ней нуждается. Я же отнюдь не намерена обсуждать ваши отношения с моим мужем, равно как и свои отношения с ним.

После этого заявления Элизабет повернулась и вышла.

Вечером Элизабет, Анна и Дэвид пили чай в библиотеке. Их мирная беседа была нарушена явлением разъяренного Роберта Керкленда. Он ворвался в комнату и направился к жене. Бет едва успела поставить чашку на стол, как ее без всяких церемоний подняли со стула.

– Извините леди Элизабет, – прорычал Роберт Анне и Дэвиду. – Нам нужно поговорить кое о чем.

И, схватив жену за руку, он грубо выволок ее из комнаты.

Анна испугалась.

– Он ведь не причинит ей вреда, правда?

– Конечно, нет, милая. – Дэвид похлопал девушку по руке. – Успокойся.

Анна не сводила с него глаз, пытаясь понять, кого он хочет убедить – себя или ее.

Пока Бет тащили, она лихорадочно соображала, как лучше вести себя с мужем. Явно, ему не понравилась ее проделка, и теперь он готов разорвать ее на куски.

Роберт остановился.

– Насколько я понимаю, вы выгнали мадемуазель дю Плесси из этого дома и отправили ее в форт Линнхай?

Элизабет вздернула подбородок и ответила:

– Это так, сэр.

Роберт был вне себя от негодования и злости. Схватив молодую женщину за плечи, он принялся трясти ее и тряс до тех пор, пока у нее голова не пошла кругом.

– Проклятая дуреха! Неужели вы не понимаете, что послали на верную смерть шестерых моих людей? Форт Линнхай кишит Кэмпбеллами, страшно обозленными из-за своего недавнего поражения. У моих людей нет ни малейшей возможности уцелеть!

Голова у Элизабет уже болела от этой тряски, и она с трудом сдерживала слезы.

– К вашему сведению, милорд, ваша любовница уехала вовсе не в форт Линнхай. Она взяла сопровождающих до замка Лэнгли, где, в чем я убеждена, будет с великой радостью принимать вас, то есть в том случае, если вы спокойно подождете своей очереди.

Услышав, что его люди в безопасности, Роберт немного остыл.

– Я сообщил вам вчера вечером, сударыня, что не имею ни малейшего желания ждать своей очереди. Поскольку вы выгнали мою любовницу, будьте готовы исполнять ее обязанности. А на будущее, прошу, не лезьте не в свое дело. Я здесь хозяин – и я, я один, буду решать, кто здесь желанный гость, а кто нежеланный!

– В таком случае, милорд, позвольте заверить вас, что меня вовсе не интересует, сколько шлюх вы содержите, но я не потерплю их пребывания под той же крышей, под которой живу я!

И противники воззрились друг на друга. Глаза их сверкали.

– Я прикажу перенести ваши вещи в мои комнаты. Начиная с этого дня вы всегда будете у меня под рукой. Как я уже имел честь сообщить вам, я нетерпелив и не люблю ничего откладывать. И мне вовсе не улыбается шлепать босиком по коридору, чтобы получить то, что и так мне принадлежит. Я предпочитаю, чтобы все свое я мог достать просто протянув руку.

Элизабет, у которой всегда была своя комната, где она могла остаться одна, потеряла дар речи.

– Только злой и жестокий человек может так издеваться над другими, – наконец проговорила она.

А Роберт больно схватил ее за руку и стоял, возвышаясь над ней, – вид у него был устрашающий.

– Да, сударыня, вы ведь уже не раз сообщали мне, что мы, горцы, народ дикий.

И Роберт рывком притянул жену и прильнул к ее губам. Бет сопротивлялась этому внезапному натиску, но все было бесполезно. Его рука скользнула в вырез ее платья, пальцы нашли ее грудь. Элизабет поняла, что он обращается с ней как с дешевой девкой. Сейчас она должна сопротивляться. Обязана! Но к своему ужасу, Бет почувствовала, как недра ее запылали от его прикосновений. Ее руки сами собой обвили его шею, и всю ее обдало жаром. Она закрыла глаза, отдаваясь ощущениям, которые зародились в ней, и задрожала. Ей казалось, что она вот-вот взорвется. Как вулкан.

Услышав тихий смех Роберта, Элизабет широко раскрыла глаза, затуманенные страстью, и увидела, что он самым оскорбительным образом скалит зубы. Затем он отпустил ее, и теперь Бет стояла, дрожащая, неудовлетворенная и униженная.

– Вот вам простой урок, Элизабет. Это чтобы вы знали, за кем всегда остается последнее слово.

И, отвесив издевательский поклон, Роберт повернулся и вышел. Бет опустилась на пол и сидела, вытирая слезы.

Но вскоре она перестала плакать, поднялась и подошла к зеркалу. Бет ожидала, что теперь выражение лица ее изменилось. Она чувствовала себя старухой. Но с удивлением увидела, что единственная перемена в ее внешности состоит в том, что глаза ее покраснели.

Долго она смотрела на свое отражение и мысленно разговаривала сама с собой. Да, нужно найти какое-то оружие против заносчивости мужа. И она дала себе клятву: настанет день, когда она заставит его пожалеть об этом поступке, о пережитом ею унижении.

Элизабет сидела в большой лохани для купания. Закрыв глаза, она отдавалась убаюкивающим объятиям воды. Ее длинные густые золотистые волосы свешивались через край лохани и казались багровыми – отблески пламени, горевшего в камине, играли на шелковистых прядях.

На несколько мгновений ей удалось отогнать горькие воспоминания о том, что произошло вечером, и она принялась мысленно перебирать события вчерашнего дня. Погрузившись в мечты, она не заметила, как Роберт Керкленд вошел в полутемную комнату. Он замер, глядя на загадочную чародейку – воплощение невинности и соблазна. Потом неслышно подошел ближе.

– Если бы я навсегда ослеп, сладчайшим для меня утешением было бы сознание, что я созерцал вас.

Элизабет открыла глаза и увидела предмет своих мечтаний. В полном смятении она выпрямилась, при этом из воды показались ее молочно-белые плечи. Взгляд Роберта мгновенно был прикован к соблазнительным пышным грудям, вокруг которых плескалась вода. Элизабет же поморщилась и попыталась прикрыться.

– Сэр, поскольку вы лишили меня возможности уединяться в моей собственной комнате, я была бы вам признательна, если бы вы предупреждали меня, прежде чем войти.

– Что вы предпочитаете – барабанную дробь или, может быть, достаточно подудеть в трубу? – спросил Роберт.

– Достаточно стука в дверь, – отрезала она. Роберт усмехнулся:

– Поскольку это моя комната, сударыня, я не собираюсь заявлять о своем появлении. А поскольку вы моя жена, к чему эти попытки прикрыться?

– Милорд, мы поженились только вчера. Мне очень неловко принимать ванну в присутствии чужого мужчины.

Роберт наклонился над лоханью и провел пальцем по мокрому следу, оставленному каплей, сбежавшей с ее пышной груди.

– Миледи, – проговорил он, – как можете вы говорить о нас как о чужих, памятуя о том, что произошло между нами прошлой ночью?

– Очень даже могу, милорд, особенно памятуя о том, что произошло между нами сегодня.

– Вчера ночью мне представилась возможность ознакомиться с каждым дюймом вашего роскошного тела, дорогая, и я намереваюсь продолжить это знакомство в недалеком будущем. А пока я, наверное, мог бы быть вам полезен. – Роберт протянул руку за мылом.

Тут Элизабет, сделав вид, что тоже хочет взять мыло, брызнула на Роберта водой.

– Я в состоянии вымыться без посторонней помощи, если вы будете так любезны и позволите мне это сделать, – заявила молодая женщина.

Керкленд неохотно поднялся.

– Как хотите, сударыня.

И, отвернувшись, принялся стягивать с себя сапоги. Элизабет настороженно следила за ним.

– Зачем вы разуваетесь? Вместо ответа Роберт усмехнулся.