— Что-нибудь поможет опознать их личности? — спросил Люк.

— Вряд ли. Все, как обычно. Бумага для сигарет и табак, несколько монет, пара колец. Похоже, не больно-то они роскошествовали. Никак не пойму, отчего это люди встают на путь преступлений. Такие, как они, всегда раньше времени отправляются на Бут-Хилл.

Маккензи тут же припомнил вранье Хани.

— Может, некоторые не хотят заниматься честным трудом, — задумчиво промолвил он.

Перебирая мелочи, принадлежавшие убитым, Люк вполуха слушал могильщика, затем он ссыпал все в нижний ящик стола, а монеты отдал Куинну.

— Деньги, как обычно, передайте в церковную кассу.

— Разумеется, шериф. Что ж, пойду-ка я, пожалуй, домой. А то жена ^меня все время пилит за то, что я работаю по субботам. Того и гляди, запилит до того, что меня завтра зароют вместе с преступниками, — усмехнувшись, проговорил Дел Куинн перед уходом.

Вернувшись домой, Люк обнаружил, что, невзирая на их спор, Хани все же приготовила ужин. Не привыкший к тому, чтобы с его решениями не считались, за столом шериф был еще более мрачен, чем за ленчем. Поев, он тут же ушел, не поблагодарив Хани и не попрощавшись с Джошуа.

«Господи, что со мной происходит?» — спрашивал он себя, возвращаясь в свой кабинет. Чем бы он ни пытался заняться, мысли его то и дело возвращались к Хани и Джошу. То, что сын не захотел пойти к нему на руки, больно ранило отца. Нестерпимо больно! Конечно, Маккензи понимал, что не умеет вести себя с ребенком, но когда еще об этом напомнила и Хани Бер, шериф просто вышел из себя.

Сломав карандаш, Люк со злостью отбросил его в сторону и потер виски пальцами. Черт бы ее побрал! Она не давала ему покоя. Хани была женщиной до мозга костей, женщиной, начиная с ее светлых кудрей до самых пальчиков стройных длинных ног…

Как ни старался, Маккензи не мог выбросить из головы воспоминания о том, как она выступала в салуне. Тогда на ней было обтягивающее трико с блестками. Фантазия понесла Люка дальше, и вот он уже представил себе, как ее стройные ноги в этих самых трико обхватывают его бедра.

Потом Люк вспомнил, как она смотрела на него прошлым вечером. В ее глазах блестели слезы.

— Черт возьми, Маккензи, что ты с собой делаешь? — вполголоса пробормотал он.

Резко отодвинув стул от стола, шериф поднялся, нахлобучил шляпу и отправился на ночной обход по неспокойному городу.

Время близилось к полуночи, когда шериф Маккензи вернулся в свой кабинет. Повесив на крючок кобуру, он разделся и лег на узкую кушетку.

Прошел час, но сон никак не шел к Люку. Он беспрестанно ворочался с боку на бок, стараясь уснуть, но мысли его снова и снова возвращались к Хани Бер. Надо сказать, с тех пор как он познакомился с этой женщиной, бессонные ночи перестали быть для него редкостью. Разозлившись на самого себя, шериф встал и вышел на улицу подышать чистым воздухом, однако и это не помогло.

Отчаявшись заснуть, Маккензи решил перекусить. Ему всегда хорошо спалось на сытый желудок. Натянув джинсы и накинув рубашку, он босиком пошел в свой дом. К его удивлению, в гостиной все еще горел свет.

Люк отворил дверь и увидел Хани, сидевшую в кресле с Джошем на руках. Оба крепко спали. Книга, которую, видимо, девушка читала мальчику на ночь, выпала у нее из рук и теперь валялась на полу.

Маккензи на мгновение замер, залюбовавшись чудесной картиной: волосы Хани рассыпались по плечам и золотистым шатром накрывали темную Голову Джоша, уткнувшегося своей няне в грудь. Из-под свежего халата девушки выглядывали пальцы босых ног.

Люк подошел к ним и поднял с пола книгу, а затем взял сына и отнес его в спальню. Уложив мальчика в кровать, шериф задумчиво посмотрел на лицо спящего ребенка.

— Но почему, сынок? — прошептал он. — Почему ты сторонишься меня? Как бы мне хотелось доказать, что я так люблю тебя. — Глаза Маккензи увлажнились, когда он наклонился к сыну, чтобы поцеловать его.

Вернувшись в гостиную, он осторожно взял на руки Хани.

Девушка зашевелилась во сне и прильнула к груди Маккензи.

Она была такой легкой. Теплой, нежной и чувственной. Она была чудесной…

Маккензи отнес ее в свою спальню — на свою кровать.

Взглянув на рассыпавшиеся по подушке золотые кудри и чуть приоткрытые алые губы девушки, шериф почувствовал, как закипает в нем кровь.

Он не должен дотрагиваться до нее, не должен вдыхать ее аромат, глядя на ее прекрасное лицо. Он ни на миг не должен забывать, почему она находится в его доме и почему лежит сейчас в его кровати.

Люк выругался про себя: он совершил очередной промах. Они заключили совершенно нелепое соглашение. Просто дурацкое. И виновником этого был он сам. Чего он ждал? Еще в Сакраменто Маккензи понял, что хочет ее, как никогда не хотел женщину. Неужто он надеялся, что Хани станет менее желанной, если будет в его собственном доме?

Схватившись за голову, Маккензи повернулся на каблуках и быстро вышел из спальни. В кухне он на мгновение замешкался и, оглядевшись по сторонам, увидел, что посуда в раковине не тронута. Этого Люк понять не мог. Если у нее нашлось время почитать книгу, то почему же она до сих пор не вымыла посуду?

Шериф разжег плиту и поставил на огонь кастрюлю с водой.

Часом позже, когда все тарелки были вымыты, а кастрюли и сковородки вычищены, Маккензи прикрутил лампу и отправился в тюрьму.

Хани глазам своим не поверила, когда увидела, как Джеб Грандж обманывает покупателей. Вот уже неделю жила она в Стоктоне, несколько раз ходила в местную лавку и обратила внимание, что торговец обвешивает всех и каждого. Похоже, шериф Маккензи не видел дальше своего носа, приставая к честным людям вроде нее, а таких мошенников, как этот Джеб Грандж, почему-то не замечал.

— Буду очень вам признательна, мистер Грандж, если вы уберете руку с весов, когда будете взвешивать мне кофе, — заявила она, пристально глядя торговцу в глаза.

Это указание вызвало громкие аплодисменты другого покупателя, на вид которому, как заключила про себя девушка, было уже далеко за шестьдесят. Однако, несмотря на седую шевелюру и густую бороду, его приветливое, круглое лицо напоминало озорное личико престарелого херувима.

— Браво, дорогая, браво! Весьма меткое замечание! — закричал седовласый незнакомец. — Даниэл Вебстер О'Леари, к вашим услугам. — Сорвав с головы видавшую виды шляпу, он попытался поклониться девушке, но, не удержав равновесия, едва не упал.

Хани приветливо улыбнулась ирландцу:

— Добрый день, мистер О'Леари, как поживаете?

— Не возражаете, если я попрошу вас называть меня Поуп? Все именно так обращаются ко мне.

Хани обратила внимание не только на ирландский акцент О'Леари, но и на то, что от него весьма ощутимо попахивало виски.

— Меня зовут Хани Бер, — представилась она.

— Хани! Надо же — мед! Сладкое имя для такой сладенькой красотки!

Гут Джеб Грандж, откашлявшись, вмешался в их разговор:

— Что тебе нужно, Поуп?

— Всего лишь катушку черных ниток, почтеннейший. — О'Леари повернулся к Хани: — Надобно зашить небольшую дырочку в моем сюртуке.

Оглядев костюм Поупа, девушка решила, что он, пожалуй, знавал и лучшие времена.

— Но я прошу вас, мистер Грандж, не отвлекаться и обслужить эту милую леди.

— Нет-нет, делайте свои покупки, мистер О'Леари. Мне надо еще кое-что присмотреть. Рада была познакомиться с вами.

Взяв Джошуа за руку, девушка подвела мальчика к прилавку, на котором были выложены брюки для детей. За завтраком Люк сообщил ей, что его сын с понедельника пойдет в школу. Девушке стоило немалого труда убедить шерифа, что ребенку нужна новая одежда. Выбрав штанишки, она добавила к ним подходящую по цвету рубашку и маленькую жестяную коробочку для завтраков.

И тут ее внимание привлек рулон ситца в красно-белую клетку. Наверняка яркие шторы из такой ткани оживят обстановку в ее временном пристанище. Хани решила купить этот рулон и несколько катушек ниток.