— Поверни-ка ее!..

В хриплом голосе Нестасена мешались ярость и похоть. Спартанка отчаянно боролась, но справиться с троими мужчинами было превыше ее сил. Сопротивление лишь обозлило их. Кто-то шарахнул ее головой о каменную стену так, что перед глазами поплыли яркие звезды. Она ощутила чьи-то пальцы, которые раздвинули ей ягодицы, полезли внутрь…

Ей наконец-то удалось закричать. Насильники ответили хохотом.

— Заткнуть бы ее, — сказал один из них.

— Вот, возьми.

Грубые пальцы стиснули ей нос. Через несколько мгновений она открыла рот, пытаясь вздохнуть, и ей в зубы тотчас сунули грязную, мерзкую, вонючую тряпку.

— Только посмотрите, — мурлыкал Нестасен, с силой разворачивая ей колени. — Какое все у нас тут розовое и маленькое. Прямо мышиный глаз!

Она ощутила, как он пристроился позади, обхватил бедра и вторгся в ее плоть, причиняя невыносимую боль. Лисандра закричала так, что жилы вздулись на ее шее, но тряпка заглушила вопль.

— Ну что, сучка? Нравится? — Нестасен притиснул ее к грязному полу и навалился всем весом. — Ты давно на это напрашивалась, — проворчал он, наслаждаясь ее мучениями. — Вот и получай по заслугам.

Горячие соленые слезы жгли Лисандре глаза. Непередаваемая мука длилась и длилась. Спартанка вновь закричала, на сей раз умоляюще.

— Получай по заслугам, — повторил Нестасен. — Ты… ты!.. — и не договорил, полностью отдавшись долгожданному наслаждению.

Лисандра почувствовала, как он принялся двигаться все быстрей, потом хрипло зарычал и рухнул на нее сверху, на некоторое время удовлетворившись. Потом нубиец встал на ноги. Лисандру начало трясти.

Он пнул ее в ребра и сказал дружкам:

— Точно говорю, ей понравилось! Ну? Кто хочет быть следующим?

— Я не откажусь, — подал голос тот изверг, который душил ее сзади. — Только поверните ее и поднимите ей голову. Пусть смотрит мне в лицо, пока я буду ей нутро разворачивать.

Лисандра закрыла глаза, и в ее тело был вбит еще один кол. Пучина страдания оказалась бездонной. Самые сокровенные уголки ее тела были пронзены и вывернуты наизнанку ради удовольствия Нестасена и его шайки. Над нею издевались всеми мыслимыми способами, терзали плоть и топтали душу. Ей причиняли невероятную боль и оскорбляли насмешками. Потом, утолив первое желание, они снова начали ее бить, подогревая похоть видом страданий.

Все пошло по новому кругу.

— Да просыпайся же, галл!

Катувольк с трудом разлепил веки. Хильдрет тянула его за руку, пытаясь вытащить из-за стола, на который он поник головой.

— Просыпайся, тебе говорят!

Хильдрет сама раскраснелась от выпитого, ее дыхание отдавало пивом и чесноком. Катувольк шевельнулся, и его тут же вырвало на собственные коленки.

— Тьфу на тебя, — сморщилась Хильдрет.

— Лисандра, — кое-как выговорил галл.

— Она под замком сидит, дурень!

— Ее выпустить надо, — с пьяной убежденностью объявил Катувольк. — Нехорошо, что мы тут веселимся, а она сидит на цепи.

Он кое-как поднялся, собрался шагнуть, но вместо этого рухнул навзничь. Это показалось ему очень смешным, галл приподнял голову и расхохотался.

Хильдрет протянула ему руку.

— Вставай, пошли. Я тебе помогу. Сам ты туда вряд ли доберешься.

— Тсс… — Катувольк прижал палец к губам.

Они шли по коридорам. Их смех порождал эхо в каменных стенах, однако попытка унять брызжущее веселье лишь заново рассмешила обоих. Опершись друг на дружку и на стену, они хохотали и никак не могли угомониться.

— Ой, не могу. — Хильдрет держалась за живот, по ее лицу текли слезы. — Аж больно! — Она начала сползать по стене. — Держите, держите меня!..

Глядя на нее, Катувольк в который раз согнулся от смеха. Какое-то время они оставались на месте, всхлипывали, не могли отлепиться от стены и двинуться дальше.

— Хотел бы я знать, над чем мы смеемся, — еле переводя дух, сказал молодой галл.

— Видел бы ты сейчас свою рожу, — пискнула Хильдрет и передразнила: — Тсс-с…

Она кое-как поднялась на колени, а потом, цепляясь за стену, — и во весь рост. Запинаясь и пошатываясь, парочка все же добралась до двери, за которой томилась Лисандра.

Катувольк толкнул эту дверь, заранее улыбаясь.

Совершенно голая Лисандра лежала на полу. Факел на стене готов был погаснуть, но все еще давал достаточно света, и Катувольк сразу увидел, что на теле девушки живого места не было от синяков, кровоподтеков и ссадин, а из раны на голове продолжала течь кровь.

— Боги!.. — ахнул он, бросился к спартанке и упал подле нее на колени.

— Она хоть жива?.. — тихо спросила мгновенно протрезвевшая Хильдрет.

Катувольк торопливо нащупал жилку на шее Лисандры.

— Жива, но очень плоха. Беги живо за помощью!

Галл принялся ощупывать замки на цепях, на чем свет кляня свою пьяную неуклюжесть, потом оглянулся и увидел, что Хильдрет по-прежнему стояла столбом, тараща глаза.

— Беги, кому сказано! — взревел Катувольк, но Хильдрет вытянула руку, указывая ему на пол.

Молодой галл присмотрелся и понял, что дело обстояло еще хуже, чем ему показалось вначале.

Под бедрами Лисандры растекалась огромная лужа крови.

— Замолчи!.. — Бальб закрыл руками лицо.

Свет, падавший из окошка, резал глаза. Час был безбожно ранний, а он вчера отдал должное гостеприимству Фронтина. Палка и Катувольк, стоявшие перед ним и Титом, сами выглядели не лучше, проще говоря, смахивали на два несвежих трупа.

— Кто это сделал? — спросил ланиста, еле удерживаясь от площадной брани.

— Не знаю. — Палка передернул плечами. — Мы же праздновали, как и все. Кто угодно мог туда войти.

— Пока вы напивались, как свиньи, — прорычал Тит.

Двое наставников покаянно смотрели в пол.

— Почему кто угодно, а, недоумки? — Бальб поднялся на ноги, и его желудок едва не перевернулся вверх дном. — Сами же говорите, что она сидела взаперти, вашими собственными руками посаженная под замок! Значит, у того, кто это сделал, был ключ!

— Его можно украсть, — пробормотал Катувольк.

— Тем более что никто не хватился и не сообщил о пропаже! — заорал на него Бальб.

Катувольк ничего не ответил, и ланиста воздел руки к небесам.

— Всего один раз вас оставили без присмотра! Вы двое небось каждый вечер отдыхаете за кружечкой пива, но стоит Луцию Бальбу однажды — всего лишь однажды! — выкроить себе время для отдыха и веселья, и что он обнаруживает по возвращении? Все вверх дном, а гладиатрикс, на которую он возлагал великие надежды, изнасилована и забита чуть ли не насмерть! К тому же мне что-то подсказывает, что вы даже не начинали грузить остальных девок в повозки, ведь так? Вижу, что так! Кто будет платить цирку за нашу задержку, я вас спрашиваю? Опять Луций Бальб?!

— Прости, господин, — пробормотал Катувольк.

Бальб ожег его взглядом.

— Я тебя, олуха, так прощу — за все хорошее гвоздями к доске! И ты, Палка, рядом будешь висеть!

Наставники молча переминались с ноги на ногу, не смея поднять глаз.

— Да чтоб вы провалились, — устало выдохнул хозяин школы.

Некоторое время в комнате стояла тишина. Бальб стискивал пальцами переносицу, словно пытаясь выдавить из себя гнев. Ну надо же такому было случиться! Ему в руки плыла главнейшая сделка всей жизни, величайший куш, какой вообще мог сорвать ланиста за пределами Рима, не говоря уже о славе, которую необычный замысел правителя сулил доставить ему, Луцию Бальбу.

— Лекарь-то что говорит? — спросил он наконец.

Толочь воду в ступе, бранить галла с парфянином было все равно бесполезно. Лучше уж сразу выслушать самое скверное и начать соображать, как с этим справляться.

— Дело плохо, — без обиняков ответил Катувольк. — С ней страшные вещи творили. Лекарь сказал… — Галл сглотнул. — Да, там орудовали несколько человек. Они не просто хотели с ней… поваляться, пытали по-всякому, нарочно калечили. Похоже, эти гады ее до смерти ненавидели.